— О, но в таком случае, если она — такой чистый, невинный ангелочек, то скажи мне одну вещь, дорогой: зачем ей нужен мерзавец вроде тебя? — издевательский смех Жаклин прозвучал громко, резко и вульгарно. — Она, может, и не собиралась изменять мужу, ну, а ты? Я даже не заикаюсь о том, что ты клялся у алтаря хранить мне верность, ибо уверена, что ты не колебался бы и мгновения, согласись она стать твоей любовницей, ведь так? И плевал бы ты на то, что она — жена твоего крёстного отца! А всё потому, что ты давно уже растерял всю свою хвалёную дворянскую честь, жизнь приучила тебя ставить свои желания выше принципов, потому что на дне иначе не выжить! Мы с тобой похожи, любимый, мы прошли через грязь, запачкавшись в ней по самую макушку, и отмыть её с наших душ уже не получится. Со мной ты будешь намного счастливее, чем со своей идеальной Адель, ведь когда она узнает тебя до конца, то ужаснётся и снова сбежит на край света. Её так называемая любовь мигом улетучится, так что, ты должен быть благодарен мне за то, что я расстроила ваш брак!

— Ты выдаёшь желаемое за действительное, Жаклин, ты просто больна! Как бы тебе ни хотелось обратного, Адель любит меня, любит несмотря ни на что, даже узнав грязные тайны моего прошлого, — спокойно заметил Алекс. — Довольно философствовать, Жаклин, речь сейчас идёт о доведении человека до смерти, которое ты совершила. Ты — убийца, и это невозможно чем-либо оправдать.

— Что ты собираешься делать? — вдруг сжалась Жаклин, глядя на мужа испуганным, умоляющим взглядом. — Неужели ты сможешь отправить меня на виселицу?

Он замешкался с ответом лишь на мгновение, но Жаклин тут же ухватилась за это, усмотрев в поведении мужа терзающие его сомнения. Решившись на последний, отчаянный шаг, она вдруг бросилась перед ним на колени, отчаянно цепляясь за полы его сюртука. Её глаза были такими молящими, а искусанные до крови губы дрожали, как у испуганного ребёнка.

— Любимый, прошу тебя… не отдавай меня жандармам! Мне так страшно… поверь, я раскаиваюсь в том, что сделала, но… я же не думала, что князь умрёт! Я клянусь тебе, что больше никогда и близко не подойду к твоей княгине! И пальцем её не трону! Я так люблю тебя, Алекс, безумно люблю, неужели ты не понимаешь? С самого первого дня, когда мы познакомились, я уже это знала. С первой нашей ночи я поняла, что ты — мой идеал мужчины… и должен быть моим, и только моим… что я никому тебя не отдам! Ну, почему… почему я не заслуживаю твоей любви? Посмотри на меня — я ведь тоже красива и желанна… чем я хуже её? Я готова ради тебя на всё, любовь моя! Только скажи, чего ты хочешь? Какой я должна стать, чтобы ты любил меня?

Её истерические рыдания, казалось, могли бы разжалобить и камень, не то что мужчину. На мгновение сердце Александра сжалось, глядя на заплаканную женщину, униженно распластавшуюся у его ног. Правильно ли он поступает с ней? Не слишком ли жестоко? Всё же, она родила ему ребёнка, она — его жена, он делил с нею ложе.

Однако, вспомнив испуганную Адель, которая несколько часов назад также отчаянно всхлипывала в его объятиях, он поспешно одёрнул себя. Жаклин больна, не нужно забывать об этом! Возможно, в этом нет её вины… как и его вины нет тоже. Ей нужно квалифицированное лечение под присмотром докторов, иначе может случиться новая беда, а он поклялся себе не допустить этого. Он не может рисковать жизнями других людей, оставляя всё как есть.

— Успокойся, я не собираюсь выдавать тебя полиции, — сухо ответил он, но всё-таки подал жене руку, помогая подняться на ноги. — Ты — моя жена, носишь мою фамилию, а нашей семье не нужен такой скандал. К тому же… князь умер от сердечного приступа, а о записках никто не знает… я обнаружил их случайно. Но это не значит, что я забуду о твоём поступке! Ты не можешь больше оставаться здесь после случившегося.

— Я клянусь… — начала было Жаклин, но тут же осеклась. — Ч-что ты задумал? Отправишь меня в деревню?

— Нет… — он запнулся, собираясь с духом. — Я отвезу тебя в другое место, где о тебе будут заботиться. Не волнуйся, никто не узнает о том, что ты ускорила конец князя Оболенского. Я обещаю молчать о твоём преступлении, но и ты должна мне пообещать, что будешь вести себя тихо и спокойно. Тогда… я попытаюсь помочь тебе.

— Я не понимаю… куда ты отвезёшь меня? — прошептала Жаклин, начиная подозревать что-то очень плохое. Печаль и вина в глазах мужа заставили её испугаться ещё сильнее.

— Я покажу тебя доктору, Жаклин. Ты должна понять, что больна, — как можно спокойнее ответил граф, обеспокоенно наблюдая за тем, как Жаклин постепенно начинает догадываться о чём он говорит. — Доктор сможет помочь тебе, если, конечно, ты сама захочешь, чтобы тебе помогли. Пойми, твоя болезненная ревность и ненависть — это ненормально.

— Ты решил упечь меня в доллгауз?! — недоверчиво вскрикнула она. — Ты… ты думаешь, что я чокнутая?!

— Я этого не сказал, — с нажимом ответил он. — Ты немного не в себе, но этой беде можно помочь. Главное, желать выздоровления, так говорит доктор, и я ему верю. Подумай о Катрин: ты же хочешь, чтобы она видела тебя здоровой и спокойной? Ты хочешь, чтобы мы растили её вместе?

— Хочу… — пространно пробормотала Жаклин, в то время, как её мозг лихорадочно работал.

— Вот и замечательно! — обрадовался Александр, облегчённо выдыхая. — А сейчас ступай к себе и собери вещи. Доктор уже ждёт нас, я говорил с ним сегодня. Я буду навещать тебя очень часто, обещаю, и буду привозить к тебе Катрин. Я вовсе не хочу, чтобы наша девочка забыла свою маму.

Александр безбожно кривил душой, и про себя просил прощения у Бога за эту ложь. В действительности, он совсем не желал, чтобы его дочь растила эта опасная женщина. При мысли о том, что девочка может когда-нибудь стать копией своей сумасшедшей матери, граф приходил в ужас. Он совсем не хотел разделять любовь к своим дочерям, хотел любить обеих совершенно одинаково, но страхи о возможной плохой наследственности Катрин сводили его с ума.

Если Жаклин официально признают сумасшедшей, и доктор выдаст письменное свидетельство об этом, Александр будет иметь право подать в Синод прошение о расторжение брака, и он желал этого всем сердцем. Жаклин, как колода, повисшая на его шее, тянула его на дно. Он не верил, что её можно вылечить и снова сделать нормальным человеком. Скорее всего, скрытое безумие уже давно таилось в ней и вырвалось наружу, приняв вид болезненной любви к нему, любви, отягощённой маниакальной ревностью.

Жаклин прекрасно понимала, что сбежать муж ей ни за что не позволит. Скорее всего, за дверью стоят лакеи, которые тут же схватят её, стоит лишь сделать попытку к бегству. Неужели она угодила в ловушку? Как же ей поступить?

Стараясь не паниковать и дать себе время обдумать ситуацию, графиня прикинулась покорной овечкой и направилась к себе, сопровождаемая мужем. Он вызвал её камеристку и велел собрать в сундук минимум необходимой одежды и белья. Дав жене время на сборы, он покинул её комнату, обещая ждать в гостиной.

Через два часа карета с гербом графа Бутурлина снова въехала во двор психиатрической лечебницы. Хоть граф и обещал, что привезёт жену после захода солнца, он был рад, что ему не пришлось ждать до вечера, а Жаклин не устроила очередной безобразный скандал. Он всерьёз опасался, что ему даже придётся связать её, чтобы запихнуть в карету, и её неожиданная покорность внушала беспокойство. Неужели она что-то задумала или выкинет очередной фокус в самый неподходящий момент? А может, подгадывает момент, чтобы выскочить из кареты и сбежать?