— Что с тобой, любимый? Где Мария Александровна? — взволнованно спросила она, поспешно примеряя ангельски-невинное выражение лица, но уже не делая попытки дотронуться до мужа. — Я проснулась, спустилась к завтраку, а здесь никого нет… и никто из прислуги не знает куда вы подевались так рано. Я испугалась…

— Этой ночью скоропостижно скончался князь Оболенский, — ровным, спокойным голосом ответил Александр, по-прежнему не сводя глаз с жены. Он ждал её первой реакции на свои слова.

— С-скончался? — изумлённо повторила она, не сумев скрыть разочарование в голосе.

Одного этого Александру было достаточно, чтобы окончательно удостовериться в её виновности. Наблюдая за тем, как разочарование и досада в её глазах поспешно сменяются невинным удивлением и притворным ужасом, он понял, что именно в этот миг она осознаёт, какую яму вырыла сама себе. Должно быть, она ужасно разочарована!

— Увы, к сожалению, у него случился сердечный приступ, — подтвердил он. — Мы с матушкой провели полночи в особняке Оболенских.

И снова Жаклин неосторожно выдала себя проявлением истинных чувств. При упоминании фамилии Оболенских она дёрнулась, словно в неё попала пуля. Голубые глаза полыхнули злобой, а губы скривились в горькой усмешке. Всё чаще её ненависть брала верх над осторожностью.

— О, я понимаю…это ведь убитая горем княгиня послала за тобою? А ты, как её верный рыцарь, немедля поспешил поддержать безутешную молодую вдову! — сжав зубы, процедила Жаклин, непроизвольно сжимая кулаки.

— Разумеется, а как же иначе? В нашем кругу принято поддерживать родных и друзей в их горе, как и у всех цивилизованных людей, — ответил граф. — Князь был моим крёстным отцом, близким другом моего отца, да и матушка знала его много лет. Что тебя так удивляет?

— Твоё двуличие! — холодно бросила она. — Раз Оболенские такие близкие друзья нашей семьи, тогда почему же ты не взял меня с собой? Или я не являюсь её частью? Ах, да… о чём это я? Я ведь всего лишь картонный манекен, а не жена! Ты снова унизил меня в глазах своей родни, подчеркнул, что мне не место рядом с тобой! — Жаклин вся напряглась и задрожала, как натянутая тетива, изо всех сил стараясь не сорваться на крик.

— Не думаю, что тебе было уместно ехать с нами, — равнодушно отозвался граф, намеренно не повышая голос в ответ. — К тому же, твои соболезнования выглядели бы неискренними… разве не так? Или тебе не терпелось полюбоваться на дело рук своих?

— О чём это ты? — испуганно пробормотала она, сразу сникнув и побледнев. — Какое дело? Причём тут я?!

Александр по-прежнему не отпускал её, всё крепче сжимая плечи жены, его взгляд потяжелел и стал холоднее льда и острее лезвия бритвы. Таким давящим взглядом обычно смотрят полицейские ищейки, с которыми Жаклин имела несчастье несколько раз столкнуться в ранней юности, когда обитала в самых грязных трущобах Лондона, периодически попадая в различные переделки.

— При чём тут ты? — тихо, вкрадчиво переспросил Алекс. — О, не скромничай, дорогая! Я думаю, что именно ты подбросила князю фальшивые любовные письма, которые якобы Адель писала мне.Ты — самое заинтересованное лицо в ссоре Владимира Кирилловича и его супруги. И ты сейчас мне всё расскажешь об этом! Сама. Или… всё равно расскажешь, но в другом месте и уже не мне. Выбирай.

— Но мне нечего рассказывать! — очень искренне возмутилась Жаклин, стараясь вырваться из рук мужа. — Я понятия не имела о том, что ты переписываешься с этой… бесстыжей потаскухой! Для меня это тоже шокирующая новость!

Безжалостные мужские пальцы на хрупких плечах Жаклин сомкнулись ещё крепче, и она невольно застонала от боли, судорожно пытаясь разжать их своими слабыми руками. Жестокая, звериная решимость появилась во взгляде Александра, и графиня, вспомнив, как он уже однажды дал ей увесистую пощёчину, засомневалась в том, что муж не осмелится причинить ей физический вред. Он внезапно превратился в хладнокровного монстра, готового на всё, чтобы вытрясти из неё правду, даже на крайние меры.

— Посмей ещё хоть раз повторить это, и я переломаю тебе кости, — медленно, разделяя слова, произнёс Алекс, притягивая перепуганную Жаклин ближе к себе.

Внезапно он отшвырнул её на ближайший стул, и тут же крепко пригвоздил к нему, снова опустив руки на плечи, на которых точно останутся синяки от его пальцев. Она попыталась было встать, но Алекс сжал её так сильно, что послышался хруст суставов, а Жаклин тут же вскрикнула от острой боли.

— А сейчас ты расскажешь мне всё… или мои пальцы сомкнутся уже на твоей белоснежной шейке! — пригрозил он не терпящим возражений тоном. — И не вздумай врать — мне многое уже известно. В частности: я нашёл эти злосчастные записки, они находятся у меня, и только от твоей откровенности зависит, передам ли я их графу Бенкендорфу или брошу в камин. Поверь, в его ведомстве найдутся отличные мастера своего дела, которые быстро разберутся, что Адель их не писала. А когда они начнут искать того, кому было выгодно так подло опорочить княгиню, ты станешь первой подозреваемой! А потому, договоримся так: я задаю вопросы, ты — честно отвечаешь. Поверь, если тебя будут допрашивать в жандармерии, ты очень быстро им всё расскажешь, даже то, в чём неповинна.

Сказать, что Жаклин испугалась — не сказать ничего, она просто задыхалась от ужаса, буквально физически ощущая, как на её шее медленно затягивается грубая, шершавая верёвка.

— Я ничего такого не делала… — тонко и жалобно всхлипнула Жаклин, немедленно призвав на помощь слёзы, которые раньше всегда безотказно действовали на мужчин. Заплакать сейчас ничего не стоило, а страх лишь облегчил эту задачу — из очаровательных голубых глаз француженки хлынули настоящие потоки слёз.

Но Алекс, проигнорировав её излюбленный приём, грубо схватил жену за запястье и заломил одну руку за спину так, что Жаклин показалось, что у неё сломана кисть, а перед глазами поплыли цветные круги от боли. Она снова издала короткий, пронзительный крик и закусила губу, опасаясь ещё сильнее разбудить в муже зверя.

— Тише, моя дорогая, это пока лишь растяжение, — тихо сказал граф, склоняясь к её уху, — ещё одна опрометчивая ложь — и будет уже небольшой перелом. Итак, начнём. Первый вопрос: кто написал поддельные записки? Ты?

— Д-да… — заикаясь, выдохнула Жаклин, давясь теперь уже вполне искренними слезами.

— Где ты взяла образец почерка Адель? — продолжил свой жёсткий допрос Александр.

— Нашла у тебя в гардеробной коробку с письмами… там была её записка, — упавшим голосом ответила она, окончательно сдаваясь.

— Ах вот оно что — ты снова вернулась к своей излюбленной привычке рыться в моих вещах! — презрительно усмехнулся граф. — Кто бы сомневался! Где ты научилась так виртуозно подделывать почерк?

— Какая разница? — не сдержавшись, грубо огрызнулась Жаклин, которую слепила ярость от своего поражения. — Я прошла хорошую школу жизни на «дне» Лондона, к твоему сведению. Там я научилась выживать, как дикое животное, живущее в стае, и делать многие полезные вещи, в том числе и подделывать любой почерк. Всегда подозревала, что этот навык мне очень пригодится рано или поздно!