— Я хотел бы поместить в Вашу лечебницу свою супругу, — Александр решил сразу начать с главного. — Но о её пребывании здесь никто не должен знать, по крайней мере, пока. Разумеется, я щедро оплачу все Ваши неудобства.
— О конфиденциальности можете не беспокоиться, ваше сиятельство, но прежде… позвольте полюбопытствовать, каковы симптомы у Вашей супруги? — спросил доктор. — Почему Вы решили, что она повредилась рассудком? Или… Вам угодно поместить её сюда под видом больной?
— То есть… как это? — не понял Александр. — Разве сюда попадают здоровые люди?
— Ну… не вполне здоровые, но такое иногда случается, в… исключительных случаях, так сказать, — замялся немец, покрываясь румянцем от смущения. — Видите ли, сударь, иногда знатные господа отправляют сюда своих жён или мужей, чтобы те… немного поправили своё здоровье… на время, не навсегда… и мы всегда готовы помочь таким людям. У нас есть отдельные комнаты, уютные и комфортные, где знатные дамы и господа не пересекаются с другими больными и живут в тех условиях, к которым привыкли.
Александр пронзительно глядел на доктора, догадавшись, наконец, о чём тот говорит. В Англии он не раз слышал о подобной практике: знатные аристократы, бывало, избавлялись от опостылевших жён таким недостойным образом — жестоко и банально запирая их в стенах психиатрической лечебницы, откуда те никогда не могли уже выйти. Как это цинично и удобно, и вполне в духе современной прогнившей системы, с её показной набожностью и двойными стандартами: раздражает старая жена, так и долой её с глаз, только раньше несчастных женщин запирали в монастырях, а теперь появились доллгаузы.
— Нет, боюсь, что Вы меня неправильно поняли, господин Майер, моя супруга действительно проявляет признаки расстройства психики, — ответил Александр, стараясь сохранять спокойствие. — Она в последнее время стала агрессивной, выдумывает какие-то несуществующие опасности, врагов, якобы преследующих её… Я думаю, что опасно оставлять её среди нормальных людей. Возможно, ей ещё можно помочь и вылечить. У нас маленький ребёнок, и я хотел бы, чтобы его мать снова стала нормальным человеком, если это возможно, разумеется. Что же до конфиденциальности… я не хотел бы, чтобы в свете стало известно о столь деликатной проблеме моей семьи.
— Поверьте, я понимаю, что Вы чувствуете, ваше сиятельство, — кивнул врач, — но… если у человека появились какие-либо признаки расстройства душевного равновесия, последствия, как правило, необратимы. Даже если нам и удаётся на время улучшить состояние пациента, расстройство может вернуться в любой момент, и быть спровоцировано любыми сильными переживаниями — как негативными, так и позитивными. Болезнь, как дамоклов меч, до конца жизни висит над головой больного. Увы, такова суровая действительность, сударь.
— Скажите… а какова вероятность того, что наша дочь может унаследовать от своей матери склонность к такого рода расстройствам? — с тревогой спросил Александр.
— Здесь всё зависит от того, каким образом свою болезнь приобрела Ваша супруга, — ответил доктор. — Иногда люди лишаются рассудка, пережив нечто ужасное — их психика просто не выдерживает удара. Но бывает, что вполне нормальные люди сходят с ума от чрезмерной тяги к знаниям, например… или от неразделённой любви, и как следствие — патологической ревности… Причин помешательства может быть множество - детские травмы, пережитое сексуальное насилие у женщин, опять же… Так что, к сожалению, нельзя полностью исключить возможность наследственной патологии у детей, рождённых от душевнобольных матерей, сударь.
— Патологическая ревность — это как раз о моей жене, — тяжело вздохнув, признался Александр, страшась думать о том, что его дочь могла унаследовать безумие своей матери. — Она… вбила себе в голову, что я неверен ей, и начала вести себя странно, угрожать, закатывать истерики… — он остановился, не собираясь посвящать доктора Майера во все подробности.
— Вполне распространённые симптомы душевного расстройства у дам, господин граф, — кивнул эскулап. — Итак, когда Вы желаете поместить к нам свою супругу? Мне нужно будет узнать её имя, возраст, рост, вес и некоторые другие медицинские показатели — для того, чтобы заполнить необходимые бумаги. А от Вас, ваше сиятельство, мне потребуется письменное согласие на помещение госпожи графини в нашу клинику.
— Она… не сможет по своему желанию покинуть это место? — спросил Александр.
— Это совершенно исключено, уверяю Вас, — ответил Майер. — Пациентам строго запрещается покидать территорию, за этим мы следим очень тщательно. В доме много надзирателей, и все они — довольно крепкие мужчины, так что хрупкой даме с ними никак не справиться. Сбежать у неё не получится, не волнуйтесь.
— Хорошо, — вздохнул Александр. — Я напишу согласие, о котором Вы говорите и сообщу всю необходимую информацию. Жену я привезу сюда сам, сегодня же вечером, сразу после того, как стемнеет. Но… она будет яростно сопротивляться, я уверен.
— О, не беспокойтесь, ваше сиятельство, это обычное поведение для женщин, впервые попадающих в эти стены, — спокойно заверил его доктор Майер. — Послушайте моего совета, сударь — не терзайтесь муками совести. Вы делаете то, что должны, и ради её же блага.
Именно эту фразу и повторял про себя Александр, пока писал бумагу о своём согласии на лечение жены в клинике для душевнобольных.
========== Вокруг одни враги ==========
Вернувшись домой после разговора с доктором Майером, Александр сразу же выяснил у дворецкого где находится его жена. Узнав, что графиня завтракает, он направился в столовую.
Жаклин, одетая в голубое утреннее платье с белым кружевным воротничком, сидела за длинным обеденным столом в полном одиночестве, перед ней стояла чашка севрского фарфора с нетронутым, дымящимся кофе, а она рассеянно помешивала ложечкой в серебряной креманке с клубничным мороженым. На её кукольном личике застыло выражение тревоги, словно она что-то напряжённо обдумывала.
Александр даже замер на мгновение в дверях. Любому человеку, видевшему её впервые, это создание могло показаться сущим ангелом: светлые, прозрачные голубые глаза, чувственные алые губки, пленительная улыбка, которая может казаться такой искренней, женственная хрупкость и грация — какой мужчина устоит перед ней? И только ему доподлинно известно, какая зловонная гниль таится за этой обманчиво-милой маской беззащитной маленькой леди. Она — словно демон-искуситель, посланный на землю, чтобы наказать за грехи и погубить его душу, и он должен сам справиться с ней, задушив свою жалость и мужские принципы.
Да, ему претило то, что он собирался сделать, хоть речь шла и о Жаклин, презирать которую у него была масса причин. Ни разу в жизни ему не приходилось сражаться с женщинами тем или иным способом — он считал это ниже своего достоинства. Однако речь сейчас шла не просто о беззащитной женщине, а о коварной, психически неуравновешенной особе, способной даже на убийство. И он должен упрятать её туда, где ей самое место — в лечебницу. Ради её же блага и для того, чтобы защитить от неё дорогих ему людей.
Увидев мужа, молодая графиня сразу вскочила со стула и радостно бросилась ему навстречу.
— Алекс, дорогой, что случилось? Где ты был?
Он остановил её в последний момент, чтобы не дать повиснуть у него на шее. Тяжело опустив руки на плечи Жаклин, он устало заглянул в её лицо, пристально изучая каждую черту, словно увидел жену впервые. Было что-то неподдающееся пониманию в красоте её телесного облика и уродстве души. Наверное, так и выглядели суккубы, посланные на землю для искушения. Как… как его угораздило связаться с ней, Господи?! Где были его глаза и разум? Под его странным, обречённым взглядом Жаклин почувствовала себя, как преступник на скамье подсудимых. Она сразу ощутила перемену в муже и мгновенно насторожилась. Тёмное прошлое француженки выработало у неё обострённое чутьё на опасность, словно у хорошей гончей.
