Старикан вздохнул и сделал шаг, видимо, желая присесть на мою кровать, чтобы продолжить свою лекцию. Однако, лишь взглянув на матрац, сморщил брезгливую рожу и вернулся на место, в центр комнаты.

– Объясняю я всё это тебе лишь потому, что люди, прибывшие вместе с тобой, обвинили нас в пытках. Но это не так. Не мы повинны в ваших страданиях, – сказал старикан с полнейшим безразличием.

Ему на самом деле было глубоко наплевать, что я тут трясся, как эпилептик на электрическом стуле, и исходил кровавым потом, пытаясь проглотить свою печень назад, так как она уже собиралась сбежать из моей многострадальной тушки через глотку.

Я, с трудом скрывая презрение, посмотрел на престарелого эльфа и жестами очертил на полу круг, а потом поднял четыре пальца и изобразил вываливающиеся внутренности. Не знаю, насколько я был «красноречив», но Арнольд понял, что я хотел ему объяснить.

– А, другие четверо твоих соратников? Ну что ж, такое иногда случается. Наш ритуал призыва несовершенен, и некоторые получают определённые ранения при переходе в этот мир. Раны бывают разной степени. Кто-то появляется просто без руки или ноги, ну или с другими травмами. В большинстве случаев мы можем это исправить магией исцеления. Просто твоим товарищам совсем не повезло, и они умерли ещё в процессе перехода. А молодой мужчина, оставшийся последним, был слишком тяжело ранен, поэтому милосерднее было даровать ему смерть, чем пытаться вернуть здоровье.

«Так вот чего было жаль седобородому, и вот почему он назвал их криворукими. У них руки из задницы растут, и они не могут провести ритуал без кровавых последствий… А моё состояние в предыдущие дни и было той самой ломкой, про которую бог говорил? Ну ни фига себе ломка, как я только не сдох от этого?!»

– Есть и другие ритуалы, более безопасные для призываемых, некоторые из них даже подготавливают организм к взаимодействию с маной, дабы исключить страдания сразу после перехода. К сожалению, мы подобными ритуалами не владеем. Да и пройдя через это испытание, призываемые зачастую получают некоторые способности, ещё даже ничего не сделав в нашем мире. Сплошные плюсы.

«Плюсы? Если бы я мог сейчас двигаться, я б тебе врезал, ушастый осёл».

Когда я попытался задать вопрос, эльф остановил меня жестом.

– На сегодня хватит. Все наши беседы будут позже. Вижу, что тебе уже гораздо лучше и ты почти пришёл в себя. Я пришлю рабыню, чтобы сменить твою постель, – произнёс старик, снова с омерзением глядя на мою койку, – и помочь вымыться. Сегодня отдыхай.

После этих слов он вышел, а дверь вновь закрыли на ключ.

«Стоп! Э-э-э… Рабыню?»

Когда ушастый покинул комнату, я, как и до его прихода, сидел у окна и дышал благоуханием леса, которое в мою комнату приносил лёгкий прохладный ветерок.

Обнаружилась одна странность: сконцентрировавшись, я стал различать большое количество отдельных запахов в общем букете ароматов. Это было… непривычно, если так можно выразиться.

Как и с запахами, аналогичная ситуация сложилась и со звуками. Вся какофония, доносившаяся снаружи, воспринималась совсем не так, как это было раньше. Каждый звук слышался отдельно, но в то же время сливался с другими в единый фон. Выделять звуки было гораздо сложнее, нежели запахи. Чтобы разобрать какой-то определённый звук в общем шуме, приходилось сильно напрягать и слух, и мозг, отсеивая лишнее.

Так как заняться всё равно было нечем, я придумал себе развлечение: пытался выделить как можно больше отдельных запахов и звуков, а также понять их происхождение. Например, разобрать, сколько птичек поет, на каком расстоянии и в каком направлении они находятся. Со временем получалось всё лучше и лучше, хоть и приходилось порядком напрягать мозг, концентрируясь на конкретных вещах.

Проводя свои «испытания», я понял, что остальные органы чувств такими удивительными способностями не порадовали. Зрение стало гораздо лучше, но это изменение было не совсем понятным. Я не видел, как орёл, на километры, но стал лучше воспринимать очертания предметов и легче определять расстояние до них. Даже в лесном массиве, что виднелся из окна, мне удавалось определить примерное расстояние до конкретного дерева.

А вот осязание, кажется, стало даже хуже, чем было. Но пока ничего утверждать не стоило, потому что мышцы и кожу ещё наполняли отголоски боли, из-за чего все тактильные ощущения воспринимались как-то искажённо.

Примерно через три часа страдания подобной ерундой в двери щёлкнул замок, и она открылась. В комнату вошли четыре девочки от десяти до двенадцати лет. Они были одеты так же, как и та малышка, что ранее обтирала меня влажной тряпкой: в мешки с дырками для головы и рук, подвязанных на талии верёвкой. Все девочки были босыми, а на шее каждой из них был виден аксессуар в виде кожаного ошейника. Глядя на этих четверых, я пытался напрячь память и вспомнить, был ли ошейник на той, первой девочке, которая меня обтирала. Не вышло. Видимо, в том состоянии я не обратил на это никакого внимания.

«Рабыни, значит, да?»

Девочки прикатили огромную деревянную кадку и принесли шесть вёдер горячей воды. Малышки поставили эту посудину прямо посреди комнаты и вылили туда воду из пяти вёдер, а одно оставили в стороне.

Затем две из них подняли мой матрац и унесли из комнаты. Матрац представлял собой большой мешок, набитый чем-то мягким. Он был лёгким и для его замены требовалось два человека не из-за веса, а из-за объёма. Тащить этот громоздкий мешок таким малышкам по одной было бы неудобно.

Оставшиеся девочки помогли мне залезть в «ванну», после чего одна из них сняла со своего пояса маленький тканевый мешочек и, не развязывая, опустила его в воду, начав взбалтывать. Из мешочка стала выступать мыльная пена с приятным травяным ароматом.

Пытаться помыться самостоятельно даже в голову не приходило. Тело ещё болело, и любые движения вызывали сильный дискомфорт, поэтому я решил просто лечь и расслабиться. Одна из оставшихся в комнате девочек начала меня мыть, а вторая собрала пять пустых вёдер и удалилась. Через несколько минут вернулись те, что унесли мой матрац. Они притащили такой же объёмный мешок, только новый и не пропитанный потом, кровью и ещё чёрт знает чем, что там из меня лезло, пока я был в бессознательном состоянии. Взгромоздив матрац на место, рабыни его встряхнули и расправили.

После этих нехитрых процедур одна рабыня ушла, а вторая, взяв оставленное в стороне ведро с водой, начала делать уборку. Протерев мокрой тряпкой стол, табурет и края кровати, девочка стала мыть пол.

«Видимо, старому хрычу находиться здесь было очень противно, раз он генеральную уборку заказал. Хотя это к лучшему, самого тошнит от этой вони».

Мыли меня минут пятнадцать. Столько же длилась и уборка.

Закончив с делами, рабыни помогли мне выбраться из кадки и одеться. Было неловко и даже стыдно принимать помощь от детей, но в текущем плачевном состоянии самостоятельно я бы не справился.

Среди принесённой девочками одежды были свободные штаны из тонкой мягкой тёмно-коричневой кожи. Такие, наверное, и в нашем мире пользовались бы популярностью, потому что действительно были удобными. У меня дома тоже имелись кожаные штаны в комплекте мотоэкипировки, но эти были значительно лучше, если не брать в расчёт отсутствие карманов. Там же обнаружился тонкий кожаный ремешок, чтобы подвязать штаны, невысокие сапоги из мягкой кожи и рубаха из грубой светло-серой ткани. Надев рубаху, я сделал неприятное открытие: от этого материала всё моё тело сильно чесалось. К сожалению, других вариантов не было, а ходить с голым торсом не хотелось, поэтому пришлось пользоваться тем, что принесли. Трусов не дали. Или подобное здесь не принято носить вообще, или я их ещё не заслужил.

Одевшись, уже своими силами я доковылял до кровати и с облегчением уселся.

В соответствии с окружающим антуражем, я подумал, что набивкой в местных матрацах будет сено, но наполнитель оказался на удивление мягким и воздушным. Возможно, в качестве наполнителя использовался пух, но развязывать мешок и заглядывать в него я не стал, хоть и терзало любопытство.