На лице Джека читалось, что встреча оказалась неприятной, но Стивен не думал, что Фокс, даже купаясь в лучах славы и пребывая в восторженном состоянии ума, имеет столько авторитета, чтобы доставить Джеку Обри серьезное беспокойство. Так что ответ его не удивил.

— Ох, короткая неприятная беседа, как я и думал. Но, по крайней мере, я считаю, что проблема решена. Повторений не будет. – Чуть позже, отстраненно и разочаровано он пояснил — почему, я не скажу, но все к этому шло еще с отбытия из Пуло Прабанга. Но я все же надеялся, что еще несколько дней обойтись без стычек. Очень неприятно, когда на борту такая вражда. Буду очень рад выкинуть их прочь. «Мускат утешения» — возможно, «роза восторга» — наверное, но «цветок вежливости»... сорняк. Помимо всего прочего, не могу я с легкостью играть, когда рядом такая злоба. Мы не музицировали с момента отплытия. Но даже с таким ветром мы где-то к завтрашнему полудню достигнем нашей зоны крейсирования. Потом всего лишь неделя плавания туда-сюда, если Тома там еще нет или он не оставил послание, а затем — пара дней ходу до Батавии. Может, там нас будут ждать новости из дома. Господи, как же я жажду узнать, как там идут дела.

— И я тоже, — воскликнул Стивен. — Хотя все еще нет возможности получить весточку о Диане и нашей дочери. Иногда, думая об этой маленькой душе, я становлюсь довольно сентиментальным.

— Несколько месяцев плача, криков и пеленок тебя излечат. Нужно быть женщиной, чтобы выносить ребенка.

— Я так всегда и считал.

— Великолепно, доктор Паяц. Но все равно остаются чертовски неприятные слухи о банкротстве банков. Хотел бы услышать опровержение.

Еще позже, лежа на поверхности теплого Южно-Китайского моря рядом с яликом Стивена (с распущенными, будто ковер из желтых водорослей, волосами), он поделился:

— Приглашу их на обед послезавтра, чтобы ответить на тот примечательный пир. Не желаю выглядеть жалко и знаю, что полагается ему по должности.

— Тем не менее, Джек, прошу следить за собой. Фокс — человек необычайно мстительный, и он юрист. Если он вернется домой, затаив хоть сколь-нибудь значительную обиду, тебе это может повредить, невзирая на твое положение. Какое-то время к нему будут прислушиваться власть имущие.

— О нет, я не подставлюсь. Видел немало пост-капитанов, хороших моряков, которым отказывали в назначениях после того, как они повелись на провокации.

Ветер совершенно стих, как обычно за час до заката, и корабль неподвижно замер. Но солнце висело уже недалеко от горизонта, ветер вернется с его заходом. Джек крикнул Стивену накренить шлюпку и втянулся в крохотный ялик, перевалив свои семнадцать стоунов через планширь так, что ялик едва не ушел под воду.

— Кажется, ты когда-то рассказывал, что в детстве учил греческий, — вспомнил Стивен, мягко гребя к фрегату.

— Точнее, меня учили, — рассмеялся Джек. — Ну, или пытались учить, вколачивая эту мудрость. Но не скажу, будто я что-то выучил. В любом случае, не дальше зеты.

— Ну, я тоже не знаток греческого, но дошел до ипсилона. И тогда узнал слово «гибрис». Некоторые авторы используют его для описания высокомерной гордости собственной силой или достижениями, открытого, неосмотрительного ликования и торжества.

— Ничто не может принести большей неудачи.

— Ничто не может быть менее благочестиво, а это, наверное, близко. Ирод был, наверное, повинен в гибрисе, прежде чем его съели черви.

— Моя старая нянька... Табань же! Другим веслом, живее!

Старая нянька Джека знала отличное средство для червей, точнее против червей, но про него забылось во время прискорбного столкновения в кораблем, вытаскивания Мэтьюрина со дна шлюпки и вылавливания весел. Джека, когда он все-таки поднялся на борт, встретил на шкафуте Киллик, а Ричардсон, Эллиот, один из юных джентльменов и два рулевых поспешили прикрыть, после чего капитана обернули большим полотенцем. Вся команда знала, какие ветры дуют, и, хотя их самих ситуация совершенно не беспокоила, но они не желали, чтобы Фокс и «старые пердуны» видели капитана в чем мать родила.

Вечером, после боевой тревоги, когда впервые после визита султана орудия «Дианы» заговорили в полную силу, сделав три залпа за вполне достойные четыре минуты двадцать три секунды, и переборки уже установили на место, Джек позвал своего стюарда.

— Киллик, я приглашаю его превосходительство со свитой на обед. Не завтра, потому что хочу широко развернуться, а через день. Пять джентльменов, мистер Филдинг, доктор и я. Тебе стоит опустить шерри и кларет глубоко за борт спозаранку, и пусть серебро по-настоящему сияет. Хочу еще перекинуться словечком с моим коком и Джемми-Птичником.

По совершенно ясной любому моряку логике, черепахи попадали в разряд домашней птицы, по крайней мере в вопросах ухода за ними. Джемми-Птичник в жизни не видел столь оживленного и симпатичного существа, чем большая из двух черепах в его хозяйстве. Вторая, кажется, «угрюмая и какая-то робкая». Что же до маленьких яванских гусей, так у него есть четыре первоклассных птицы, прямо-таки рвущихся на вертел. Четырех птиц для восьми господ вполне хватит, даже с запасом на хорошие манеры. Капитанский кок, одноногий негр с Ямайки, сверкая улыбкой, заверил, что если какое-то блюдо он и может послать к столу самого короля Георга, так это гуся. А уж что с черепахами делать, он точно знает — его от материнской груди отучали черепашьим филе.

— Весьма неплохо, — признал Джек. — Мне жаль было бы держать это дело в подвешенном состоянии. — Написав приглашение и отослав его, он предложил: — Раз музицировать мы не можем, почему бы не сыграть партию в пикет? Годы прошли с тех пор, как мы последний раз садились за карты.

— Буду очень рад.

Стивен был рад лишь в определенном смысле. Он всегда, без вариантов, с поразительной регулярностью обдирал Джека Обри как липку, как и большинство других соперников в этой игре. Хотя деньги сейчас не имели значения, все равно приятно видеть, как его квинта выигрывает у Джека на одно очко, как его старшая терция торжествует над младшей и как с гордостью объявленная Джеком септима побивается почти невиданным октетом. Но с другой стороны, он был недоволен, его беспокоило, что удача утекает на пустяки. Хотя игра, конечно, требовала умения, успех такого рода целиком зависел от удачи. Если человеку на его долю отпущено лишь ограниченное количество удачи, стыдно спускать ее на щепоти.

— Что такое щепоть? — попросил объяснить Джек, когда Стивен озвучил это наблюдение.

— Врачебный термин. Честный и прямой ответ всяким там полуютам и килевым обшивкам. Он обозначает, сколько ты можешь взять между большим, указательным и средним пальцем сушеных трав и тому подобного. Коры иезуитов, например.

— Всегда слышал, что иезуиты громче лают, чем кусают [35], — ответил Джек, его синие глаза искрились весельем на добродушном покрасневшем лице. — Войдите.

Оказалось, что это Эдвардс, крайне несчастный.

— Добрый вечер, джентльмены, — поздоровался он, а потом обратился к Джеку, — наилучшие пожелания от его превосходительства, сэр, не найдется ли возможность уменьшить шум на полубаке? Он считает, что это мешает его работе.

— Он правда так думает? — уточнил Джек, навострив уши. — Жаль слышать.

Шла вторая «собачья» вахта, матросов вызвали наверх петь и плясать. Не то чтобы их надо было на такое воодушевлять или что они бы не развлекались без сигнала дудки, но она делала происходящее законным. Такое не прервешь по обыденной причине.

— Должно быть, это трумшайт Симмонса, — заметил капитан, услышав характерную ноту. Ее едва ли можно было пропустить — невероятно громкий, глубокий металлический звук, отмечающий конец такта. За ним последовали смущенные возгласы восторга и еще две ноты. — Вы когда-нибудь видели трумшайт, мистер Эдвардс? — поинтересовался Джек, дабы смягчить сложное положение молодого человека

— Никогда, сэр.

— Очень простой инструмент, что-то вроде призмы из трех тонких досок длиной где-то в сажень, со струной, натянутой на странной формы кобылку. Играют на нем смычком, хотя по звуку и не подумаешь. Если хотите посмотреть, идите на нос с мичманом. Помощник плотника несколько дней назад его сколотил.