И все же, несмотря на это, Джордж обладал добрым, хоть и эгоистичным, нравом. Именно он рассказал Изабел о продаже – вернее, обмене – картины, которую его отец передал Анджелесу: уж очень хотелось поделиться последними новостями. Проигрыши отца были для него источником постоянного веселья.

– Сестра просила вас что-то принести? Могу я помочь вам это найти? – спросил он.

Верно. Она же наткнулась на него на лестнице второго этажа.

– О нет, дело не в этом.

Почему бы не быть с ним честной? Это легче, чем запоминать гору лжи.

– Я надеялась взглянуть на Боттичелли вашего отца: этюд к картине «Весна». Знаете, где он?

– С голыми танцующими дамами? – рассмеялся Джордж. – Думаю, да.

– Она прелестна! – запротестовала Изабелл. – Я полюбила Боттичелли, когда мы с Морроу жили на Сицилии. А сейчас просто захотелось посмотреть на нее.

– С этой старой картиной у вас связаны какие-то воспоминания, верно?

Изабел улыбнулась, но исправлять Джорджа не стала.

– Ардмор держит ее у себя в кабинете, – пояснил он. – Одно время она висела наверху, но теперь он хранит ее поближе к себе. Возможно, прощается, прежде чем отослать Анджелесу. По-моему, это должно произойти на следующей неделе.

Значит, у них всего несколько дней, чтобы поменять картину.

– Не хотелось бы беспокоить его, – произнесла Изабел, но Джордж стал любезно настаивать, что никакого беспокойства тут нет.

Они спустились вниз и подошли к той двери, которую не открывала Изабел. Джордж постучал, и в ответ раздался яростный лай, а потом и голос герцога, едва слышный за страшным шумом:

– Заходите!

Джордж приоткрыл дверь:

– Отец! Я привел посетительницу к твоим голым танцующим дамам.

Он не столько учтиво, сколько энергично подтолкнул Изабел в комнату.

– Гог! Магог! Сидеть! – приказал герцог.

Два огромных охотничьих пса куда крупнее Бринли уселись на пол и уставились на Изабел с недовольными гримасами на мордах.

– Спокойно, мальчики.

– Ваша светлость.

Изабел присела и протянула руку собакам. Они с любопытством обнюхали ее пальцы и зарычали, шерсть на загривках встала дыбом, но с места не двинулись.

– Простите, – извинился герцог. – Они никого, кроме меня, не любят.

– Верно, – проворчал Джордж. – Не представляете, сколько телячьей печенки я скормил этим мерзким зверюгам с тех пор, как отец их купил…

– Скормил… чего? – в ужасе воскликнул герцог.

– …а они по-прежнему не желают подчиняться моим командам.

Изабел вполне искренне рассмеялась, хотя сердце ее колотилось чаще обычного. Здесь была не только картина, но и герцог. Ей следовало бы чувствовать себя более непринужденно рядом со старым знакомым, коим был герцог Ардмор, но у нее это никогда не получалось. О, улыбка его была дружелюбной, голос – мягким, манеры – безупречными, но взгляд голубых глаз был таким же зорким, как у Дженкса, только эффект производил совершенно иной. Дженкс просто наблюдал. Ардмор оценивал. Впрочем, Изабел была способна выиграть любую битву.

– Как сказал Джордж, ваша светлость, я надеялась взглянуть на вашего Боттичелли. Я полюбила картину с той минуты, как мой покойный муж ее купил.

Ладно, положим, это ложь, но упоминание о покойном супруге всегда вызывает сочувствие, и герцог, стоявший у большого письменного стола красного дерева, жестом предложил гости обойти его.

– Прекрасная работа, леди Изабел. Не удивлен, что она вам нравится.

Кабинет был маленький, и в нем едва помещались три человека и две собаки. Кроме того, рабочий стол был больше обеденного в доме Изабел. Батлерчелли висел прямо за столом, между двумя узкими окнами, задрапированными элегантными шторами из шелкового бархата.

– Совсем такая, какой я ее запомнила, – выдавила Изабел, чтобы хоть что-то сказать, пока отмечала каждую деталь.

Два окна, четвертое и пятое с улицы. Второй этаж – значит, можно подняться с первого, если влезать в окно. Уйдет время, чтобы вставить картину в ту же раму, но это вполне возможно, поскольку обе картины одинакового размера.

– Прелестно! – Она восторженно вздохнула и подошла к окну, чтобы взглянуть на задвижку. – Не возражаете, если я посмотрю, какой отсюда открывается вид? Вот подумываю купить здесь дом.

– Конечно, – медоточиво согласился Ардмор. – Пожалуй, стоит переехать подальше от грустных воспоминаний, которые гнездятся в вашем нынешнем доме.

– Совершенно верно, – рассеянно согласилась Изабел, изучая оконные задвижки. – Такие печальные воспоминания.

Она не слишком разбиралась в задвижках, но эта походила на ту, что красовалась на окне в ее гостиной. Нужно попрактиковаться с ней и попробовать открыть снаружи.

В голове роились мысли и наблюдения. Слава богу, у нее в ридикюле валяется огрызок карандаша и записная книжка, хотя она, разумеется, оставила сумочку в гостиной.

«Будь хорошим сыщиком, – сказала она себе. – И партнером Дженксу».

Она должна все запомнить, чтобы он опять одарил ее своей лукавой улыбкой, когда услышит то, что ей удалось узнать.

– Вы действительно хотите перебраться в новый дом? – раздался за спиной удивленный голос Джорджа.

Гог и Магог зарычали, и Джордж урезонил их словом, которое не следовало произносить в присутствии леди.

Изабел повернулась к нему:

– Действительно.

Невзначай вырвавшаяся ложь навела ее на эту мысль. До этой минуты она продолжала считать себя вдовой Эндрю и не хотела тревожить кости всех скелетов, которые он ей оставил. Да, ей бы очень хотелось переехать.

– Думаю, я предпочла бы что-нибудь поменьше, – добавила Изабел. – Маленький городской дом. Или дом на краю Лондона с небольшим садиком для цветов и скамьей, на которой можно отдыхать.

Если бы кто-то попытался посидеть в садике за домом на Ломбард-стрит, то надышался бы угольным дымом, вонью конского навоза из конюшен, а еще, для разнообразия, возможно, резким запахом щелока в день стирки.

– Весьма привлекательная идея, – мягко заметил герцог. – Если понадобится помощь в поисках нового дома, у меня есть неплохой агент по продажам недвижимости.

Изабел взяла визитную карточку агента и присела на прощание. Собакам это не понравилось еще больше, чем ее появление, и они опять разразились лаем.

– Паршивые шавки, – буркнул Джордж, закрывая за ними дверь кабинета. – Единственная команда, которую они знают, это «сидеть!», но по крайней мере хоть ее слушаются. Иногда. О! Вот и моя сестра!

– Так вот вы где, леди Изабел! Я все гадала, куда вы пропали!

Леди Селина помахала уходившим визитерам и приветствовала улыбкой новоприбывших:

– Теперь я вижу, что вы встретили моего нечестивого брата!

– Всегда приятно повидать старого друга, – улыбнулась Изабел (вежливый ответ, не более; думала она в этот момент о другом). – Кроме того, я увидела знаменитых собак.

В дверях стояла Люси с ридикюлями – своим и Изабел – в обеих руках.

– Они были очень… О! Лорд Нортбрук!

Люси каким-то образом ухитрилась одновременно присесть и отпрянуть.

– Они и в самом деле были очень, – вздохнул Джордж. – Они всегда очень. А, ладно. Прошу простить меня, леди.

Кивнув, он с грохотом сбежал по ступенькам и направился туда, куда шел, прежде чем Изабел столкнулась с ним.

Люси снова выступила вперед и протянула Изабел ридикюль.

– Спасибо за гостеприимство, леди Селина, и за то, что одолжили вашу кошку.

– Одолжили кошку? – переспросила Изабел, тревожно вскинув брови.

Леди Селина рассмеялась:

– Только на время, пока мисс Уоллес была здесь. Я знаю, у вас есть собственная собачка, а бедняжка Титания очень расстраивается, когда встречает Гога и Магога. Но, мисс Уоллес, вы должны приезжать к нам и навещать Титанию, а заодно и меня.

С этим дружеским напутствием Изабел и Люси спустились вниз и сели в ожидавший экипаж.

Когда кони тронули, Изабел ужасно захотелось записать все свои наблюдения, но сначала она должна была задать вопрос: