– Ммммм? – неопределенно промычала герцогиня.
– Да, ко всеобщей досаде, – ответила вместо нее леди Селина. – Доволен только отец! Им бы следовало жить в поместье. Получились бы прекрасные охотничьи собаки! Но здесь они только слоняются ночами по дому и пугают слуг. Это происходит каждый раз, когда отец ночью звонит несчастному камердинеру.
Она рассмеялась:
– Фесби приходится снимать туфли и красться по коридору, иначе одна из собак проснется и начнет охотиться на него!
– Все это так забавно, – пробормотала герцогиня. – Мы смеемся и смеемся.
– Сколько у вас собак? – поинтересовалась Люси, поглаживая кошечку.
– Только две. Хотя они достаточно большие и громкоголосые, чтобы заменить целую стаю, – усмехнулась леди Селина. – Наши ужасные дорогие песики сейчас заперты в кабинете отца. Полагаю, ему необходимо их общество в моменты, когда он просматривает корреспонденцию.
Полезные сведения: когда придет время поменять поддельную картину на подлинник, надо не забыть про собак.
Как бы теперь ускользнуть и поискать картину, не привлекая внимания, особенно со стороны Люси?
Дорогая Люси. Хорошенькая как картинка в свои восемнадцать лет, с широко раскрытыми голубыми глазами и мягкими вьющимися волосами, стройная, с гладкой кожей, она могла бы позировать для модных рисунков в «Репозитории искусств Аккермана»[1].
И все же этот сезон она «не прошла», как выражались мамаши, описывая девушек, которые не смогли привлечь внимания многих мужчин. И дело вовсе не в застенчивости или необщительности. Люси была дружелюбна и чрезвычайно покладиста – настолько, что иногда Изабел воздерживалась от выражения собственного мнения, чтобы узнать ее желания, – но ее не одурачишь, для нее все это было чем-то вроде игры. «О, как пожелаете», – говорила девушка.
Изабел считала, что мужчинам нравились покорные жены, но, может, не настолько покорные? А может, Люси чего-то недоставало? Недостаточно богата, недостаточно энергична? Стоило ей завидеть животное, девушка совершенно преображалась. Могла часами ворковать и играть с кошкой или собакой. Возможно, маленькая Титан станет мостиком между Люси и подругой с двумя ногами вместе четырех? Леди Селина целую минуту казалась очень довольной вниманием, которое уделялось ее любимице, но стоило миссис Гадолин объявить, что она пошлет дорогого муженька добывать двух больших злых собак, обратила взор на Изабел.
– Кажется, прошло уже больше года с тех пор, как вы овдовели. Не так ли? – Леди Селина окинула любопытным взглядом платье Изабел, опять серое, но на этот раз отделанное узкой фиолетовой лентой и черным стеклярусом. – А все еще носите обручальное кольцо и полутраур?
Изабел что-то пробормотала: пусть леди Селина считает ее чрезмерно сентиментальной. Сама она относилась к своей невыразительной одежде и кольцу на пальце как к чему-то вроде поблекшего зимнего оперения яркой птицы. В таком виде она становилась неприметной и без помех могла идти по жизни.
Но она не всегда предпочитала подобное оперение, и сейчас с некоторой завистью рассматривала алое платье и тюрбан леди Тисдейл.
– Извините, что спрашиваю, – продолжала между тем леди Селина с уверенностью той, кому прощают все на свете. – Видите ли, я хочу выступить в роли свахи, да и сама надеюсь на скорое счастливое объявление о помолвке.
Она широко улыбнулась – сплошь ямочки и лукавство.
– Вы не думали о том, чтобы поискать мужа не только для мисс Уоллес, но и для себя?
– Хммм, мисс Уоллес… – задумчиво протянула леди Тисдейл.
Изабел вспомнила, что у нее есть сын, которому пора жениться. Впрочем, возможно, леди Тисдейл куда больше заинтересована в его женитьбе, чем он сам.
Люси подняла глаза, рассеянно улыбнулась и опять занялась кошкой.
– Я не думаю о новом браке, – мягко заметила Изабел.
Она вышла за Эндрю в восемнадцать лет. Муж был на двадцать лет старше и считал Изабел ценным приобретением: хорошенькая, аристократичная, милая – совсем как картина, которыми он торговал, – она должна была стать живым дополнением к его коллекции, но теперь, будучи вдовой, могла поступать как захочет. До сих пор она жила ради каких-то других целей: прятала доказательства преступлений Эндрю, опекала Люси, стараясь обеспечить девушке хорошую жизнь.
Перед глазами встало упрямое красивое лицо Каллума Дженкса, напоминая, что она не одна в своих планах. Пока что.
– Но вам все равно не мешает об этом подумать, леди Изабел, – возразила леди Селина. – И на этот раз выбрать кого пожелаете.
– Хотите сказать, замужество по любви?
В глазах леди Тисдейл плясали веселые искорки.
– Вы рассказываете сказки, девочка моя. Замужество по любви – роскошь, которую женщины не могут себе позволить.
Леди Селина с сомнением уставилась на нее и подняла чашку. Солнечный луч отразился в камне ее кольца. Она скорее всего не привыкла к тому, чтобы ей говорили, что на свете есть нечто такое, чего она не могла себе позволить.
– Я скажу дорогому Гадолину… Что мне следует ему сказать?
– Что замужество по любви – мечта, которая очень редко осуществляется, – сухо подсказала леди Тисдейл.
– А еще – что он должен привезти вам кошку, – добавила Люси. – Если, конечно, хотите.
– Верно, верно! – поддержала леди Селина. – Попросите принести кошку. Мой брат расскажет, где ее взять. Он, возможно, сейчас где-то в доме.
Следующие несколько минут присутствующие говорили обо всем и ни о чем. Такие разговоры подобны теплой ванне и утешительны именно своей предсказуемостью: мягкая учтивая лесть позволяла Изабел наблюдать и узнавать сведения.
И вовремя отступить, чтобы улучить момент и найти предлог ненадолго выйти.
Тихое «извините», смущенно отведенный взгляд – и все посчитают, что леди Изабел Морроу нужно воспользоваться туалетом, прежде чем отправиться со следующим визитом.
Она обошла гостиную по стеночке и открыла позолоченную дверь.
Каждая часть городского дома герцога Ардмора была роскошной и позолоченной, и коридор не был исключением: затейливые лепные медальоны, покрытые золотой краской, на каждом шагу картины, шелковые драпировки на стенах.
Бесшумно ступая, Изабел отправилась в противоположную от вестибюля сторону, поскольку знала, что Боттичелли Батлера там нет, как и в столовой, где не так давно обедала. Оставалось надеяться, что картины нет и в кабинете, где закрылся герцог с собаками, но если придется изобрести причину заглянуть туда, она это сделает.
Скользя рукой по стене, она все время прислушивалась, но стояла такая тишина, что казалось, будто у нее в ушах вата. В этой части дома не было слышно городского шума, а мягкие ковры под ногами заглушали звук шагов.
Изабел заглянула в другую комнату, музыкальный салон, где пахло свежесрезанными цветами и лимонным маслом, и свернула в следующий коридор. Герцог Ардмор владел огромной коллекцией картин, и куда бы она ни заглянула, всюду висели шедевры живописи. Кое-где картины располагались длинной цепочкой, рама к раме, а на лестнице теснились так плотно, что не было видно обоев.
Изабел бросила взгляд на дверь, которая, как она полагала, вела в кабинет герцога, после чего задумчиво осмотрела лестницу. Может, злосчастная картина висит на втором этаже, в хозяйских покоях?
Нужно спешить. Еще несколько минут – и визит пора завершать. Должно быть, они уже гадают о состоянии здоровья бедной леди Изабел, которая столько времени провела в туалете.
Она быстро взбежала по лестнице, завернула на угол и неожиданно на кого-то налетела.
– Осторожнее, мисс… О, Изабел! Здравствуйте!
– Джордж! – Изабел едва устояла на ногах, тем не менее приветствовала старого знакомого искренней улыбкой: – Как поживаете?
– Прекрасно, прекрасно!
Хоть он и улыбнулся в ответ, выглядел все же неважно и гораздо старше своих двадцати восьми: красные глаза, обрюзгшее лицо, обозначившийся животик – следствие постоянных пьянок. Поскольку он вел ночной образ жизни, кожа его приобрела неприятную бледность рыбьего брюха.
