Как и все выпускники, Шон испытывал волнение и легкий мандраж за несколько дней до церемонии вручения аттестатов. Он отлично понимал это чувство окрыленности: детство кончилось — впереди свободный полет, делай что хочешь, расти в любую сторону, будь кем угодно. Больше не нужно отчитываться, ждать чьего-то одобрения. Хотя в глубине души он понимал — это иллюзия, а на самом деле Шон так и будет стремиться к вершинам, только чтобы кому-то что-то доказать, а вовсе не из-за искреннего желания.

Шон не сомневался — далеко не у всех выпускников радостное нетерпение и предвкушение перемешивались и с негативными эмоциями, как это было у него. Например, необходимость подыскивать себе пару. Учитывая, что последнее время его интересы и мысли заняты Кимом, он с неожиданностью осознал, что даже не может выбрать омежку из множества желающих. Они теперь казались какими-то неправильными, ненастоящими и противными. Шон в прямом смысле остановил свой выбор на одном из них посредством простой детской считалочки, которой научил его Майки: «Царь, царевич, король, королевич, вор, сапожник, портной — кто ты будешь такой?»

Перри Хопкинс — хорошенький омежка из параллельного класса с кукольной внешностью и приятным фруктовым запахом, приправленным умело подобранным парфюмом, — был счастлив до соплей и едва не расплакался, когда Шон подошел к нему и пригласил пойти с ним на выпускной. Реакция парня, полная эмоций и радости, слегка напугала Шона. Он-то не планировал ничего больше, чем взять его на вечер и, может, потанцевать пару-тройку раз. А Перри явно нафантазировал невесть что. У Шона были только одноразовые омеги. На ночь, или, как в случае с Перри, — на одну вечеринку. Для себя он решил, что не будет бросать его так же жестоко и резко, как Брука, но и затягивать не собирался. Омега был нужен для статуса. В его случае странно появиться на выпускном в одиночку. Это породило бы кучу вопросов и домыслов, которые не нужны.

Перри и необходимость вертеться с ним весь вечер — одна из многочисленных причин раздражения Шона. И особенно мерзко было сейчас.

Он потянулся и осторожно коснулся губами плеча Кима. А тот, изменяя своей привычке, не дернулся, норовя наказать Шона за чрезмерную нежность и ударить в лицо, а только рыкнул. Лениво и с неохотой, скорее из вредности, чем на самом деле протестуя. Он переплел с Шоном пальцы рук и продолжил спать.

Шон прислушивался к его хриплому, слегка шипящему дыханию. Он знал, это от какой-то детской травмы, и уже научился использовать как индикатор — правда Ким спит, или придуривается, чтобы не разговаривать. Его рецепторы ощущали запах истинного и словно разбирали на тональности. Сейчас от Кима не пахло омегой и течкой, но от этого он ничуть не меньше притягивал. Альфий запах, притупленный частым контактом с хлорированной водой, стал не менее родным и важным для Шона.

Если у Кима не сбился график и все будет по плану, то в конце этого месяца придет очередная течка. И тогда им придется снова придумывать отмазки для родителей и прятаться где-то, погружаясь в неистовый и почти бесконечный секс. Но Шон больше любил их такую близость, как сейчас. Не из-за инстинктов и неконтролируемых порывов. А потому что оба этого хотели. Так их отношения казались ему более настоящими и цельными, почти идеальными.

— Ким, не спи, — позвал Шон, обнаглев от прошлого успеха и целуя Ронвуда в шею. — Может, ты все же будешь поступать со мной?

Выбор университета — еще одна проблема. Шон собирался вместе с Мелом на факультет географии с уклоном в метеорологию. Ким, разумеется, крутил у виска и говорил, что Шон ударился темечком и планирует копаться в земле или вести прогноз погоды по телевизору. Он не разделял интересов и страсти истинного, и его при выборе колледжа волновало только наличие кампуса и разгульной студенческой жизни. Оценки и отличные результаты в прыжках позволили бы ему добиться большего, он мог выбрать любой ВУЗ. Но подобные размышления не беспокоили Кима, который не относился к этому серьезно.

— Не буду, — сонно ответил Ким. — Мы с Мэттом поедем кутить все пять лет.

— В моем универе тоже есть кампус, — со вздохом сказал Шон, применяя, кажется, последний довод.

— Но в нем нет Мэтта. И есть ты.

Эти шуточки Кима перестали быть смешными и неприятно задевали что-то внутри. Он всегда повторял это: есть мои друзья и близкие, мой омега, и есть ты — довесок и вынужденное обременение.

— Да, буду я! — недовольно рыкнул Шон, поворачивая Кима лицом к себе, чтобы заглянуть в наглые глаза. — Это плохо?

— Не будь ты таким сентиментальным, — отмахнулся Ким, укладываясь головой на плече Шона. — Всего-то сорок минут дороги. Будем видеться и, тем более, нас же могут оставить в паре для соревнований по прыжкам.

— Что значит, могут? — фыркнул Шон. — Мы выиграли региональные! Нужно быть полными идиотами, чтобы нас разбить.

— Я выиграл. А ты немножко помогал, — усмехнулся Ким, приоткрыв один глаз, чтобы полюбоваться на негодование Шона от такого заявления. — Тем более, до Уилли мне придется ехать столько же.

— Не говори мне о своем омеге, — рыкнул Шон. — Черт, Ким! Ты не понимаешь, да? Я хочу быть с тобой не вот так, — он обвел комнату глазами, как бы намекая, что ему надоело прятаться по хостелам и дешевым мотелям. — А по-настоящему, чтобы были только ты и я!

— Так не будет никогда, — категорично и очень серьезно отрезал Ким. — Если ты хочешь вообще хоть как-то быть со мной, то придется мириться с условиями по умолчанию. Я буду с Уилли. А если мы с ним поссоримся и расстанемся, то с другим омегой.

— А я всегда на периферии? Типа дополнительный или запасной? — рыкнул Шон, вставая с постели и чувствуя, как заводится.

— Родился бы ты омегой — это решило бы наши проблемы, — пожал плечами Ронвуд. Ясное дело, его уязвляло то, что с Шоном он всегда будет снизу. Его альфий характер, норов и воспитание не позволяли смириться с такой перспективой, и потому он резко и яростно отвергал это.

— Если бы ты родился омегой — вот это решило бы все наши проблемы, — грубо заявил Шон, натягивая джинсы. — Не понимаю, чего ты брыкаешься? Тебе плохо со мной?

— Нет, нормально. Но с Уилли лучше, — довольно откровенно и оттого жестоко пояснил Ким. Он сел, наблюдая за судорожными сборами Шона и прикурил, не торопясь его останавливать или тоже одеваться.

Шон больше не хотел говорить. Им вдруг овладели невероятная обида и безысходность. Он мог сколько угодно прыгать перед Ронвудом на цырлах. Но этот упрямый баран все уже решил, и выделил ему место где-то на галерке, и не планирует пускать ближе. Ронвуду казалось нормальным всю жизнь так прожить, удерживая Шона на коротком и строгом поводке, а самому притворяться альфой и обманывать всех — и себя в первую очередь.

Шон так больше не мог. Он еще не знал, что должен сделать, но собирался менять ситуацию в кратчайшие сроки. И будь что будет!

****

Шон не ударил в грязь лицом, произнося свою речь, и вежливо, чуть высокомерно улыбался, когда директор во всеуслышание нахваливал его успехи, таланты и достижения, представлял, каких высот он добьется в будущем. Это Шон знал и сам, но подобные слова радовали и грели душу. Тем более, по авторитетному мнению Ронвуда, таким уж молодцом он не был.

Ронвуд… Шон думал о нем. Во время своей речи за трибуной и неведомо для других, он вкладывал в нее особенный для себя смысл. И потом: на общей фотографии, по дороге в зал, который снимали родители, чтобы выпускники могли повеселиться и санкционировано напиться, во время самой вечеринки. Он участвовал в мероприятиях, но на автомате, просто потому что надо. Мысли его находились далеко и совсем не отражали приподнятого настроения остальных.

Плохое предчувствие не покидало с того момента, как он ушел, поругавшись с Кимом. Шон не нашел ничего лучше, чем пытаться потопить его в алкоголе. Ожидаемо становилось только хуже, но в какой-то момент стало ясно — остановиться он не может, накатывая новую порцию.

— Друг, тебе хватит, — Мел хлопнул его по плечу, бесцеремонно выдирая из пальцев стакан со скотчем. — Ты собираешься сдохнуть от алкогольного отравления?