Хотя всё это наши реалии, они редко становятся поводом для «установления границ». Излишние границы сами себя разрушат. Например, ограничительная иммиграционная политика США помешала компаниям Кремниевой долины привлекать высококвалифицированных программистов из-за рубежа. Аналогично после решения Мексики повысить корпоративный налог на прибыль горнодобывающих компаний в 2013 году несколько глобальных игроков этого рынка отказались делать крупные инвестиции, что приостановило бурный рост мексиканской горнодобывающей промышленности, лишив ее притока иностранного капитала и технологий.

Препятствуя глобальным потокам, страна проиграет, ей нужно разумное сопротивление, чтобы воспользоваться их преимуществами и минимизировать негативные последствия. В частности, контроль над потоком капиталов, чтобы предотвратить спекулятивные инвестиции; ограниченная либерализация для обеспечения конкурентоспособности внутренней промышленности; радиационные датчики в портах и иммиграционные квоты во избежание перегрузки сферы ЖКХ; сканеры паспортов, подключенные к базам данных Интерпола; сканирование сети на компьютерные вирусы и прочие меры. Правительства должны рассматривать границы как дорожные светофоры, переключая сигналы для управления потоками из страны и в страну. Китай закупает энергию и минеральные ресурсы в Мьянме, но перекрывает идущий оттуда наркотрафик; литий и медь поступают из Афганистана, но исламских радикалов отсеивают на границе. Европа хочет экспортировать товары на Ближний Восток и в Африку, но не рада прибывшим оттуда беженцам. Обученные собаки, четырежды обнюхивающие ваш багаж, прежде чем вам разрешат покинуть аэропорт Окленда, – важный барьер на пути болезнетворных бактерий, способных нанести ущерб сельскохозяйственной экономике Новой Зеландии. Жесткий контроль наркотиков в аэропорту Сингапура абсолютно оправдан, если вспомнить о потоке метамфетамина из Таиланда и Северной Кореи.

Постепенно мы совершенствуемся в управлении некоторыми наиболее рискованными потоками. Вспомним, как «черная смерть», чума, прошествовала в XIV веке на запад по Шелковому пути, уничтожив в итоге половину населения Европы, а инфлюэнца в 1917–1918 годах убила около 50 миллионов человек. В противоположность этому, вирус атипичной пневмонии, охвативший 24 страны в 2003 году, затем вдруг таинственно исчез. В 2014 году вирус Эбола проник из Западной Африки в Европу и Америку, чему способствовало более интенсивное авиасообщение, но был быстро купирован. Эффективное внедрение таких форм «сопротивления», как медицинские осмотры, карантины, медицинское обслуживание в очаге вспышки эпидемии, помогли уменьшить ущерб. Аналогично принцип разумной предосторожности предупреждает о необходимости применять в высокорисковых отраслях мировой экономики меры защиты: разделение коммерческих и инвестиционных банковских операций, ограничение операций ресекьюритизации залоговых обязательств и свопов, требование к банкам инвестировать капитал в операции клиентов и тому подобное. Эти меры защищают финансовую систему в целом от негативных воздействий, несмотря на ее продолжающуюся интеграцию, и не ограничивают предпринимательскую активность, поскольку не способны ею управлять.

Сегодня сопротивление – обычная вещь, в будущем оно прежде всего коснется контроля потоков. Мы станем гораздо ожесточеннее бороться за соединяющие нас линии, чем за разделяющие границы. Поскольку почти все международные пограничные споры рано или поздно разрешаются мирным или вооруженным путем, в будущем большинство конфликтов возникнут не из-за границ, а из-за контроля над связями. Именно по этой причине все страны в настоящее время практикуют некую разновидность «государственного капитализма» в виде субсидирования стратегических отраслей экономики, ограничения инвестиций в ключевые секторы или предписания финансовым учреждениям увеличить объем внутренних инвестиций. Такая промышленная политика – результат тщательного поиска баланса между региональными интересами и глобальной связанностью. Например, Бразилия сегодня требует от иностранных автопроизводителей инвестировать средства в исследования возобновляемых источников энергии и внедрила ряд мер по контролю над движением капитала и «горячими деньгами». Индонезия отстаивает необходимость повышения корпоративных налогов и сборов, но при этом остается привлекательной для инвестиций, так как жестко контролирует свои природные ресурсы. Индия проводит политику свободной торговли в сфере разработки программного обеспечения, поскольку располагает дешевой и талантливой рабочей силой, но гораздо осторожнее относится к либерализации сельскохозяйственного импорта, опасаясь подорвать благосостояние индийских фермеров.

Похоже, у нас никогда не будет глобального свободного рынка, зато будет мир, в котором растущая глобальная экономика станет ареной стратегической борьбы. Действительно, экономики отдельных стран становятся более открытыми, но это необязательно происходит по схожему сценарию. Тем не менее консенсус будет найден, и это поддержит чувствительные и зачастую изоляционистские защитные меры, обеспечивающие преимущество своей стране и оберегающие базовые отрасли промышленности и рабочие места, даже если при этом не достигается оптимальный уровень затрат.

Приверженцы свободного рынка рассматривают такие меры как протекционистские, но страна не может создавать добавленную стоимость в мировой экономике, не защищая своих жизненно важных интересов. Вот показательный пример: большая часть бразильской индустрии электроники сосредоточена в свободной экономической зоне Манауса, расположенной в глубине дождевых лесов Амазонки. Почему? Да потому, что это создает рабочие места для местных жителей, которые в противном случае могли бы заняться нелегальной вырубкой леса. В результате Бразилия поднялась на несколько ступеней в цепочке создания стоимости и одновременно предотвратила обезлесение территории. Правительства африканских стран тоже защищают находящуюся на этапе становления промышленность, поскольку это создает новые рабочие места и позволяет противостоять засилью дешевых китайских товаров. Кроме того, иностранным резидентам запрещено владеть природными ресурсами во избежание их утраты в результате профинансированного из-за рубежа рейдерского захвата. Все это примеры умных защитных мер, а не антиглобалистских действий. Как говорится, все хорошо в меру.

Дальнейшее развитие глобальной сетевой цивилизации – самая беспроигрышная ставка, которую можно было бы сделать за последние пять тысяч лет. Процесс зародился в третьем тысячелетии до Рождества Христова, когда города-государства империй Месопотамии начали регулярно торговать друг с другом и даже с Египтом и Персией. В эпоху расцвета, в середине первого тысячелетия до нашей эры, империя Ахеменидов, основанная персидским царем Киром Великим, стала центральным звеном имперской сети, простиравшейся от Европы до Китая. Связанность способствовала росту благосостояния и распространению религии во всех направлениях. Как поясняет социолог Кристофер Чейз-Данн, нынешняя мировая цивилизационная сеть расширялась за счет подключения ранее изолированных региональных и культурных систем вместе с углублением связей вследствие объединения новых технологий, источников капитала и геополитических амбиций. И арабские завоеватели середины первого тысячелетия нашей эры, и монголы в XIII веке использовали свою организованность и мобильность для создания обширных империй. (Карты2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11 и13 к этой главе размещены на вклейке.) Крестовые походы и торговая революция позднего Средневековья способствовали процветанию морской торговли и заложили основу для многовекового европейского колониализма, следствием которого стал колониальный раздел мира, запечатленный на картах того времени.