В территорию приюта входил небольшой дворик, включающий в себя детскую площадку и маленький скверик со скамеечками. Здесь обычно собирались любители почитать на свежем воздухе, поэтому именно эта часть была более-менее людная. Мальчик насчитал пару-тройку девочек, которые обменивались своими мнениями о недавно прочитанной книге.

Одна из сирот оглянулась и заметила, как на территорию приюта вошёл высокий исхудалый паренёк с несколькими людьми. Не прошло и секунды, как она разом со своими подружками спрыгнула со скамейки и рванула куда-то, иногда оглядываясь на паренька.

Проводники отвели мальчика в комнату на втором этаже, где стояли шесть кроватей. Четыре были заняты чьими-то вещами, а остальные две были свободные. Те, кто находился сейчас в помещении, с удивлением стали таращиться на новенького.

— Выбирай одну из двух, — появилась буквально из ниоткуда старая женщина, которая, как понял парень, была директрисой, — через десять минут я зайду за тобой и всё объясню.

Дверь захлопнулась, и парень остался один на один со своими новыми соседями по комнате. Они продолжали с изумлением рассматривать мальчика, как инопланетянина, он же, в свою очередь, пытался забыть об этих стервятниках и наконец выбрать подходящую кровать. Выбор был за той, что стояла ближе всего к окну — чуть ли не впритык к подоконнику. Из окна расстилался вид на высокое толстое дерево, через которое можно было легко сползти во двор приюта.

Парень плюхнулся на кровать, пытаясь тем самым показать, что ему вовсе не страшно. Но внутри сердце прямо так и колотилось, желая разорвать грудь.

— От тебя не пахнет, как от домашнего, — наконец сказал кто-то.

— И выглядишь ты неухоженно. Видно, что не домашний!

— Ты вообще кто?

Наконец комнату подхватили громкие возгласы. И парень вдруг осознал, что их было больше, чем четыре — в помещение ворвались и новые дети. Все они пылали ярым желанием узнать новичка получше, но пока это выходило как растерзание пищи. Его трогали, словно игрушку, задавали вопросы, будто не видели, как-то же делают одновременно и остальные.

В голове снова начала пульсировать невыносимая боль. Парень сжал свои пальцы, пытаясь терпеть. Сейчас надо было произвести хорошее впечатление, чтобы потом не позориться оставшуюся жизнь в этом приюте.

— Так, отошли от него, болваны! — раздался звонкий голос.

Мальчишка, приоткрыв глаза, заметил, что, прислонившись к стене и скрестив руки на груди, в противоположном углу комнаты стоял щуплый человек на вид шестнадцати лет. Одет он был в рваные джинсы и майку, но даже это тряпьё выглядело на нём так, словно это была последняя новинка моды. Длинные золотые волосы свободно болтались вдоль плеч.

Несколько детей испуганно пискнули и кубарем выбежали из комнаты. Несколько смельчаков продолжали рассматривать новичка.

— Неясно сказал? — более громко сказал незнакомец. — Через минуту обед, вы же знаете, как относятся к тем, кто опаздывает?

Наконец и это повлияло на сирот, и те нехотя побрели прочь из комнаты. Парень закрыл дверь изнутри и присел на свободную кровать.

— Спасибо… — только и прошептал мальчишка, понурив голову, — он не знал, как вести себя в данной ситуации.

— Всем этим малолеткам девять-десять лет. Из старших всего восемь человек. Да, год назад здесь было, конечно, поживее.

Незнакомец передвинулся к парню поближе и протянул руку:

— Меня зовут Вадим. Но можно проще — Вадя. А ты у нас кем будешь?

— Я не знаю, — честно произнёс парень, но руку так и не пожал. — Я не имею имени. Может быть… в этой жизни точно.

Вадя ошарашенно посмотрел на безымянного. Мальчику уже становилось тошно от одних и тех же взглядов. Но, быть может, это было намного лучше, чем очнуться где-нибудь в лесу и не знать, куда идти. Тут хотя бы сразу пристроили куда-никуда, а в дом, где есть крыша, чистое бельё и еда.

— То есть, это типа амнезия? — промычал блондин.

— Наверное, — тяжело вздохнул парень и повалился на кровать.

Слишком нелепо. Безымянный чувствовал себя лишним предметом в идеальной картине художника. Демиург сотворил этот великий яростный мир, дал каждому человеку своё предзнаменование и должность, свои мысли и чувства, а потом капелька чёрной краски случайно свалилась на чьё-то чудесное лицо, испортив творение окончательно. И этой отвратительной кляксой был он сам же — сам себя не знающий мальчишка, проснувшийся в больнице и просуществовавший всего полдня.

Вадя спрыгнул с кровати и подошёл к окну.

— А знаешь, — с грустной улыбкой сказал он, — это даже круто — начать новую жизнь. Как заново родился. Вдруг над тобой ставили опыты и тебя избивали, у тебя была ужасная семья? А тут ты живёшь без хлопот…

— Я был бы счастлив, если бы хоть помнил это, — отрезал безымянный, — из вещей даже ничего нет, кроме никчёмной безделушки.

— А как ты вообще попал к нам?

— Очнулся в больнице, оттуда сразу кинули сюда. Вот и вся моя жизнь в этом теле.

В комнату с громким шумом вошла та самая старая женщина. Безымянный наконец смог рассмотреть её получше — жёлтая кожа, дряхлое телосложение. А ещё она была живым привидением. Больше ничего примечательного в ней не было. Всей своей массой она чуть ли не атаковала двери, чтобы распахнуть их. «Как она вообще спит на кровати?» — язвительно подумал мальчик и едва сдержался, чтобы не захихикать.

Своими жирными пальцами она показала на безымянного, рявкнув:

— Идёшь со мной.

Парень как-то растерянно посмотрел на Вадима, словно на спасительный плот. Заметив это, длинноволосый блондин чуть не засмеялся, что было видно по тому, что он сразу же прикрыл рот. «Не робей, она со всеми так», — подтолкнул нового друга Вадя и поспешил скрыться из виду, пока кара не настигла и его.

— Порохов! — заверещала высоким голосом старуха, отчего безымянный чуть не оглох. — Живо на обед, чтобы я и твоей рожи здесь не видела!

— Да, извините, — закричал вслед Вадя, скатываясь по перилам.

Старуха бесцеремонно покинула помещение, и безымянный поплёлся следом, понимая, что теперь он полностью в руках этой странной женщины. Они прошли на первый этаж, в холл, где были развешаны всякие плакаты о кружках и рисунки детей с недавнего конкурса. Парень краем глаза стал их рассматривать, ибо уродливые каракули были куда лучше, чем огромные глаза рыбы.

— Всё, что тебе надо знать — это то, что просыпаемся на завтрак в половину восьмого, уроки — в половине девятого, отбой — в девять, — прокряхтела старуха невыносимым голосом, от которого у мальчика заныли уши.

«То есть отбой в девять утра? На уроки даётся всего полчаса?» — хотел спросить безымянный, но понял, что из-за этой шутки его могут просто раздавить в лепёшку. Чтобы отвлечь себя от «гнусных» мыслей, парень начал напрягать боковое зрение и рассматривать рисунки. Он даже сумел увидеть очертания рыбы с накрашенными губами!

-…библиотека, спортивный зал и классы располагаются на первом, спальня мальчиков — на втором, в западном корпусе, у девочек — на втором, в восточном…

Безымянный так и не понял, что значат обозначения первый и второй, и лишь спустя минуту догадался, что это этажи. Разум настолько был затуманен этим сонным голосом, что было намного веселее продолжать рассматривать рисунки. Так, спустя весь инструктаж, парень рассмотрел с помощью бокового зрения слона с хоботом-насосом, разноцветного попугая, — художник настолько переборщил с красками для своего величайшего творения, что даже край глаза заболел от такой пестроты, — странное коричневое чучело. Наверное, это была обезьяна.

Единственное, что действительно запало в душу — переливающийся павлин. Он был нарисован так искусно, что казалось, он действительно настоящий. В золотом хвосте словно блестел чистый лазурит, а вокруг него — кружева из изумрудных слёз. Хвост был как будто соткан из шёлковых нитей. В центре сверкающего шара хвоста находился и сам павлин — гордо и надменно смотря на зрителя. Его чёрные глаза-бусинки показывали, как низко стоял смотрящий человек по сравнению с этой величественной жар-птицей. И на секунду показалось, что вместо хохолка на лбу павлина горело рубиновое пламя, придающее хвосту ещё большую величественность.