Никогда не понимал причин этой дачной страсти. Сначала бороться за урожай, а потом – с урожаем. Пытался выяснить причины этого фанатичного увлечения, но получил какой-то невнятный ответ. Наверное, так же страстный охотник, рыбак или филателист не сможет логично объяснить причины своей увлеченности.

– Может, выпьешь? Легче станет, – предложила тетя Маша, участливо заглядывая в лицо. – И я выпью с тобой за помин души хорошего человека, – добавила, разливая светло-коричневую жидкость по рюмкам. – Настояно на орешках, – объяснила необычный цвет самогона.

– Царствие ей небесное! – подняла свою емкость. – Крепкая! – предупредила.

Сомневаюсь, что спиртное облегчит горечь утраты, но кивнул. Выцедил рюмку самогона и почувствовал лишь горечь во рту и жар в пищеводе.

– Спасибо вам, тетя Маша, за помощь и участие. Покормите, пожалуйста Олега, – кивнул на появившегося из ванной медбрата, – а я кушать не хочу, нет аппетита. Пойду, пожалуй, побреюсь, – пощупал подборок, – и надо бы переодеться в форму, – посмотрел со значением на напарника.

– Заодно повязки осмотрим, укол сделаю и таблетки надо бы принять те, что врач прописал, – добавил тот и отправился из квартиры за формой.

– Хорошо, хорошо! Делайте все, что вам нужно, – забормотала хозяйка, вытирая слезы и направилась к плите.

После туалетных процедур уединились с Олегом в другой комнате.

– Чего-нибудь беспокоит? – поинтересовался медик, раскладывая на столе медицинские принадлежности.

– В животе тянет и дергает, – признался.

– Снимай штаны и повернись. Сейчас должно полегчать, – пробормотал он, выпуская воздух из шприца.

С трудом стягиваю спортивки. Самая болезненная процедура, так как приходится глубоко наклоняться, чтобы освободить больную ногу из правой штанины. Также и с одеванием. Олегу пришлось помогать мне. Бинты держались хорошо и перевязку решили сделать вечером.

Прозвенел дверной звонок и в нашу дверь постучали, когда мы натягивали на меня форменные брюки.

– Ребята к вам можно? – поинтересовалась тетя Маша и вошла в комнату. – Там вас …. О господи! – воскликнула, прервавшись.

Испугалась, увидев мои многочисленные шрамы, повязки и лекарства на столе.

– Эка, как тебя посекло! – удивилась и вновь приложила платок к глазам. – Гляжу на тебя горемыку и думаю о своем Пашке. Не дай бог ему попасть в Афганистан, – призналась.

– Так вывели всех уже или вот-вот выведут, – попытался успокоить простую русскую женщину и мать офицера.

– Горбачев доведет народ до крайности, и начнем друг друга резать, – спрогнозировала она. – Там к вам пришла Настя. Ей машина нужна, – сообщила, наконец.

– Олег, сходи, пожалуйста, к Вадиму и съезди с ним. Может помощь потребуется, – предложил медбрату. – Вот, возьми деньги, – протянул пачку купюр.

Штаны не застегнул на верхние пуговицы, как советовал Терехов. Надел рубашку с галстуком, китель и вышел на кухню к хозяйке.

– Господи, красивый какой! – в очередной раз удивилась тетя Маша. – Вот мать бы порадовалась, – опять потянулась к платку.

Вернулись в нашу квартиру, где народу прибавилось. Многие приходили с цветами и, постояв у гроба, уходили.

Ко мне подошла жена. «Вероятно, теща сообщила по телефону о том, что я приехал», – предположил.

– Здравствуй Андрей. Приехал, значит. Мы опасались, что тебя не отпустят или, не сможешь, – тихо проговорила и замолчала, оглядывая меня.

– Здравствуй Света. Замечательно выглядишь, – поздоровался и признался.

Я нисколько не кривил душой. Моя жена, как всегда выглядела ослепительно. Несмотря на щедрые от природы данные, она всегда тратила много времени перед выходом на улицу. Тщательно продумывала свой внешний вид, наводила макияж, гладилась, а при необходимости мыла и сушила волосы. Даже наш брак не изменил ее привычек. Собираться с ней в гости было сущим мучением, при этом от меня постоянно требовалась положительная оценка каждого предмета ее туалета и если она замечала хоть тень сомнения в моем голосе, то неоднократно перепроверяла свой выбор и рассматривала другие варианты. Тем самым время нашего выхода в свет откладывалось на неопределенный срок.

– Как ты себя чувствуешь? – поинтересовалась, разглядывая костыли и перемотанную ступню.

– Нормально, – пожимаю плечами и кошусь в сторону гроба.

– Извини. Мне очень жаль, что так получилось с твоей мамой. Прими мои соболезнования, – поняла, что сейчас не время для светских разговоров. – Нам надо будет поговорить, потом, – добавила и отошла к своей матери.

Снова занял место у изголовья, опять вглядываясь в родное лицо и вспоминать. Мама ничего не говорила, но я чувствовал, что Светка ей не нравилась. Ей вообще не нравилась ни одна из моих подружек. Сначала она высказывала свое мнение, а потом замолчала. Наверное, обеспокоилась, что я из-за ее критики так и останусь холостым и не подарю ей внуков. Расписались мы со Светкой в то время, когда мама находилась в санатории по профсоюзной путевке. Я даже не стал их знакомить заранее, чтобы Светка не почувствовала мамино отношение к себе.

Ко мне подходили какие-то люди, что-то говорили, сочувствовали, трогали за рукав и жали руку. Большинства я не знал, других смутно помнил, но были и хорошие знакомые. Какая-то женщина принесла стул и предложила:

– Садитесь Андрей. Вам трудно стоять, не мучайтесь.

Через некоторое время появился Олег с Вадимом.

– Мы будем в машине, – сообщил Вадим. – Тебя не надо сопровождать до автомобиля?

– Нет, справлюсь, – мотнул головой. – Ты не голоден? Если что – тебя покормят сейчас, – ищу взглядом в толпе тетю Машу.

– Спасибо, потом поем, – отказался, – на кладбище с нами поедешь?

– Не знаю, – пожал плечами.

Подошло время выноса гроба и в комнату вошли мужчины. Пришлось встать и посторониться, освободив доступ к гробу. Тетя Маша подошла ко мне, взяла под руку и прижалась, прижимая платок к лицу. Плакала не только она. Не ожидал, что мама настолько популярна на работе и в поселке.

На улице толпилось еще больше людей. Где-то сбоку духовой оркестр заиграл похоронный марш. Кто-то вынес две табуретки, гроб вынесли и установили на них. Люди подходили, смотрели и отходили, чтобы освободить место следующим.

– Я на кладбище не поеду, – сбоку заговорила соседка. – Останусь здесь, надо лестницу помыть. Ты Андрюша держись, – пожелала на прощание и отошла.

Ее место тут же заняла Светка, а где-то сбоку и сзади держалась теща. В толпе заметил несколько знакомых лиц друзей детства и поздоровавшись кивнули друг другу.

Мужчины вновь подняли гроб с телом на длинных полотенцах и понесли к дороге. Кто-то крикнул из толпы:

– Держись командир!

Повернув голову, попытался высмотреть кричавшего, но тут уже крикнули с другой стороны:

– Афганец, держись!

Услышал другие мужские и детские голоса:

– Разве внутренние войска воюют в Афганистане?

– Наград у парня, как у иного ветерана.

– Боевой офицер.

– Разве у внутренних войск есть танки?

Понял, что народ путает мои красные петлицы с малиновыми – внутренних войск, а у разведчиков было принято крепить на петлицы эмблемы танка, а не привычную общевойсковую «капусту».

Некоторое время двигались по дороге. Первым медленно ехал грузовик с опущенными бортами и еловыми лапами в кузове. За ним двигался духовой оркестр, играя похоронный марш Шопена. Следом – двое мужчин несли крышку гроба над головами, затем шли мужчины с гробом, а за ними я со Светкой и другие провожающие.

Через некоторое время все остановились. Гроб с крышкой загрузили в грузовик и подняли борта. Оркестр сел в РАФик. Анастасия Александровна предложила желающим садиться в автобус, а я Светку повел к машине Вадима.

Так колонной прибыли на кладбище и подъехали к вырытой могиле. Мысленно отметил: «Место неплохое, рядом с соснами, почва не сырая, но от папы далековато». Возле, толпились мужики, а в сторонке с брезентовыми ремнями на плече стоял Юрка Смирнов.