Вера поникла духом, она сидела за столом, потупив взгляд, и сосредоточенно собирала в кучку крошки со скатерти. Через какое-то время к ней за стол подсела и Галина.

Галина подсела даже ближе, чем этого хотелось Вере, и она интуитивно почувствовала себя мышкой в западне, но отодвинуться она не могла, мешал подоконник.

Краем глаза, Вера видела, как Галя, наклонившись над столом, указательным пальцем подталкивала в ее сторону какую-то бумагу, сложенную вчетверо. Бумага на праздничной льняной скатерти упиралась и не хотела плавно переходить границу между Галей и Верой, и тут Верой овладела тревога. Виновато опущенная голова снохи тоже внушала тревогу, а вчетверо сложенный листок казался похоронкой, и он медленно приближался к ней.

Молчание продолжалось, напряжение росло и Вера взмолилась.

– Галя, что это значит? … Что это за бумага? … Она для меня?

Тут Галя посмотрела на Веру ясным взглядом безвинной жертвы, но объяснять происходящее никак не осмеливалась.

– Да, говори же, Галя! Что это за бумага? Эта бумага для меня? Что в ней?

Беду предвещал этот аккуратно сложенный листок. Вера приготовилась встать из-за стола, ей совсем не нужно было знать, что означал сей листок, ибо брать в руки она его не собиралась. Галина поняла, что так продолжаться больше не может, и, положа руку на сердце, заговорила.

– Вера, Верочка, … ты знаешь, … что мы тебя любим.

Час от часу не легче, в Верином сердце поселился ужас.

– Вера, … нам пришла … эта …Ты помнишь, Катя уезжала в Андрюшино учиться? … Так, это квитанция за телефон. Верочка, твои переговоры в Андрюшино обошлись нам в 500 рублей. Мы не имеем возможности их оплатить!

Вздох облегчения потряс бедную Веру, ведь она приготовилась услышать что-то страшное о Кате.

– Ух, слава богу! Ну, конечно, я с радостью все оплачу. Только, прошу, не пугай меня так больше.

Удрученная Вера шла к автобусной остановке. На двух автобусах добиралась она в свой Гурьевск. В ее дамской сумке лежали ненавистная платежка за телефон, на оплату которой пойдет половина ее зарплаты, и две пышные сдобные булки, которые дала Галина на прощание. Проходя мимо магазина, Вера услышала за спиной жалобной мужской голос.

– Женщина, подайте, милости ради.

Не обращая внимание на попрошайку, Вера шла по улице, не оглядываясь.

– Женщина, ну, пожалуйста, дайте на хлеб. … Женщина подайте на пропитание. … подайте, ради Христа.

Вера остановилась и укоризненно посмотрела на человека, который просил у нее денег. Этим попрошайкой оказался невысокий белобрысый мужчина, средних лет. Видя с каким вниманием его разглядывает вполне приличная женщина, он продолжил канючить: «Подайте, ради Христа».

В ответ лицо Веры недовольно сморщилось, и она махнула было на него рукой, как тут, до ее сознания дошла очень простая мысль, что ее положение ничем не лучше.

– Я, господин нищий, сама такая же нищая, как и вы! Но я милостыни не прошу, я работаю за гроши! Знаете ли вы, что очень скоро мне негде будет жить? Может вы меня у себя пристроите? … А, не начать ли нам побираться вместе? …

Тут, и ее белобрысый преследователь растерялся, от лучей заходящего солнца его длинные белокурые волосы стали рыжими, а его лицо странно вытянулось, как на иконах великомучеников.

Но Веру уже нельзя было не остановить, ей хотелось убедить себя и прохожих на улице, что не этот бродяга, а она нуждалась в подаянии!

– Хотите знать, сколько денег лежит в моем кошельке? Сколько стоят два билета на автобус! А теперь я протягиваю руку, подайте мне для пропитания моих детей! … Я работаю, как черт, а не могу содержать семью! … Уходите, и не приставайте больше ко мне …

– Женщина, ну, что вы так расстроились? Я же не бандит какой-нибудь, я кушать хотел … на хлеб просил.

Увидев, чтобы вокруг них собрались любопытные, мужчина опустил голову и поковылял в сторону магазина, а Вера поплелась к автобусной остановке. Ожидая автобус, она успокоилась и поняла, что отказала голодному человеку в хлебе!

– Этот бродяга, просил у меня хлеба? А я его обругала и прогнала, как собаку, а сама забыла, что у меня в сумке лежат две булки сдобного хлеба! … Выходит, что я отказала в хлебе не нищему, а Иисусу Христу! … Я отказала нищему, потому что сама не верю, что с божьей помощью я смогу вернуть Гале деньги за переговоры!

От горьких мыслей женщине становилось не по себе. Она была рада, что в подошедшем автобусе оказалось свободное место у окна. Автобус тронулся, и перед взором женщины замелькали дома и деревья, но Вера видела перед собой только образ нищего мужчины, рыжие волосы которого теперь казалась ей золотым ореолом его святости.

– Я соврала голодному человеку, что на моем иждивении находятся трое детей, когда Таню и Витю кормят мои пожилые родители. … А, хлеб? В сумке у меня две булки, нам с Катей и за неделю не съесть! … Как я могла отругать голодного человека, за то, что он попросил у меня хлеба! … Да, это был Иисус … как теперь жить дальше?

Как приговоренная сидела Вера в автобусе, как предавшая своего Господа. Внезапно прозвучал голос кондуктора, возвещающий конечную остановку. Женщина взглянула в окно и не поверила своим глазам. Это не был центр города, где стояла православная церковь и находилась остановка маршрутного автобуса в Гурьевск. Это была окраина Калининграда.

Что делать? Если возвращаться назад, то надо купить обратный билет в центр города, а это значит, что в Гурьевск ей придется ехать, если не «зайцем», то идти пешком.

– Вера Владимировна, как я вас сразу не узнала, – обратилась к сидящей у окна Вере кондуктор автобуса.

– Это я, Гришина мама, вы лечили моего Гришку от астматического бронхита. Слава богу, приступы удушья после лечения больше не повторяются… Сидим на диете, делаем гимнастику. … Спасибо вам.

Благодарная мама Гриши разрешила Вере добраться до центра города бесплатно.

И, вот площадь, где всего неделю назад так радостно провозглашали воскресение Христа, а теперь праздник закончился и радость померкла. Вера стоила на остановке и горечь съедала ее сердце. В противовес ее тяжким думам радостно зазвонили колокола и, вдруг, где-то за спиной, послышались жалобные голоса детей.

– Тетенька! Тетенька подайте на хлеб.

Вера быстро раскрыла сумку, и в страхе, что опоздает, вытащила из сумки румяную булку сдобного хлеба и протянула его уличным мальчишкам. Она лишь успела заметить их голодные взгляды, устремленные на булку, … как все закончилось. Вот, дети были и, вот, их не стало, как и будки в ее руках.

Счастливая Вера возвратилась домой. Иисус дал ей второй шанс для спасения ее души, и она его не упустила!

Эту историю о голодной попрошайке Вера рассказала своим коллегам по работе, но не было никого, кто бы ее понял.

Однажды, к ней в кабинет после приема заглянула детский невропатолог, Марина Петровна, но говорить о больных детям она не собиралась.

– Вера Владимировна, вы не знаете, куда подевалась наша заведующая поликлиникой, Елена Михайловна?

Вера на этот вопрос ответить не могла, и стала дописывать историй болезней детей, которых она посетила на дому, а Марина Петровна хозяйкой села на кушетку, что стояла напротив стола, и, поправив белый халат, продолжила разговор.

– Говорят, учтите, только говорят, что Елена Михайловна, краса и гордость поликлиники, выехала из страны и уехала в Бельгию. Представляете, какой пассаж? Никто ничего не знает и не ведает, а наша Елена живет себе припеваючи, и не где-нибудь, а в центре Европы! Я уверенна, что ее муж в курсе исчезновения жены, но тот, молчит, как партизан.

Марина Петровна, имела о себе высокое мнение, но звезд с неба не хватала, а во все соблюдала гармонию, живя по программе от хорошего к лучшему.

Своей внешность она была довольна, считая ее классической для европейки, да, и умом ее бог не обделил. В стране кризис, а она как жила обеспеченно, так и жила.