– Мама, ну и зачем ты купила эту вонючую рыбу? Ты это нарочно? Я рыбий запах на дух не переношу! … Зачем покупать рыбу, да, еще «свежемороженые» спинки минтая, когда можно купить фарш и сделать котлетки!

– Так, дочь моя на переправе, за килограмм спинок минтая я заплатила всего 4 рубля, это было все мое состояние на сегодняшний день. А мясной фарш на 4 рубля никто тебе и не продаст, фарш не отпускают чайными ложками. Главное, что наедимся до отвала, как папа Карло с Буратино. Представь себе, что мы с тобой нищие голодранцы, а тут, на тебе, крыша над головой, постель мягкая, и на ужин – рыба в собственном соку!

– А я не хочу представлять! Мы уже и так, как голодранцы, три дня мы едим рис с квашенной капустой, а теперь на рыбьи потроха переключились! Я ужинать не буду, не хватало мне рыбьей костью подавиться! Таня тоже на сеновале Витьку сеном кормила, он у нее теленочком был, а мне потом пришлось его скрутить по рукам и по ногам, чтоб не рыпался, пока ты соломину из его горла вытаскивала. Нет, уж, увольте, лучше голодной спать ложиться.

– Минтай без костей! – прокричала Вера вслед уходящей из кухни дочери, и поспешила в себе зал, чтобы быстренько переодеться и заняться ужином. Она устала и очень хотела есть, а голодному на обиды чихать!

Спинки минтая, протушенные в сковородке с остатками подсолнечного масла, были уже на вид умопомрачительно вкусны. Как ей сегодня повезло, купить целый килограмм минтая всего за 4 рубля! Если бы удалось и «зайцем» проехать в автобусе, то к рыбе подавался бы и ломоть хлеба, но и без хлеба ужин намечался сытный и дешевый.

Рыбный деликатес Вера ела без всяких приличий, прямо со сковородки, потому что дочь ужинать отказалась и свое слово держала.

Почувствовав приятную сытость, женщина накрыла сковороду тарелкой и положила на нее тот единственный ломтик хлеба, который затерялся в хлебнице, и, перемыв посуду, она отправилась на боковую. Проходя мимо двери Катиной спальни Вера бросила через плечо фразу, которая имела целью освежить память дочери.

– Чья бы корова мычала, а твоя бы молчала.

Раскладной диван скрипел нещадно, поэтому она старалась как можно быстрее уснуть и как можно меньше ворочаться под одеялом, но разве заставишь тяжкие думы не ворочаться в голове, когда они тревожили память и задавали вопросы, требуя ответов.

Вера сбежала из Андрюшина с хорошим запасом жизненного опыта, поэтому была уверена, что дважды не наступит на одни и те же вилы, ибо отучилась лезть на рожон.

В Калининграде ее житие-бытие напоминало заезженную пластинку, которая крутилась вхолостую, и менялись только даты в календаре.

Калининград имел свою историю, которая уже завершилась, а новая еще не началась, люди сторонились друг друга, как пришедшие из других земель. Приезжему человеку могло показаться, что по улицам города ходят не живые люди, а их бездушные копии, даже собаки в подворотнях подозрительно посматривают на своих четвероногих сородичей. Главное, что такое безразличие горожан друг к другу никого не удивляет.

Вера тоже не собиралась открывать кому-либо свое сердце, хотя это никого не удивляло, никого не интересовала ее судьба и причины ее переезда на западную окраину России из Сибири.

Чтобы городская жизнь не затянула ее на мель полного отчуждения, надо было срочно бросать якорь, а ее якорем должна быть работа! На работу Вера вышла уже на второй день после приезда в Калининград. В пригородном городке Гурьевске нуждались в педиатрах, поэтому она не отказалась обслуживать сразу два педиатрических участка. Привычный труд приносил ей то удовлетворение жизнью, без которого начинается у одиноких женщин тоска, но тоска наступала у Вера не от работы, а от погоды и от неприязни к главному бухгалтеру.

Отсыревшие от дождей ветры продували одежду насквозь, и от них негде было прохожему укрыться. Вера бегала по участку и постоянно мерзла, поэтому была рада домашнему теплу в бухгалтерии больницы, куда забежала, чтобы оформить свои документы. Войдя в комнату, где пять женщин деловито стучали по клавишам печатных машинок, она даже обрадовалась тому, что главный бухгалтер еще не ознакомился с ее документами и нее было время согреться, сидя на стуле у открытой двери кабинета, из которого отдавала приказы прокуренным голосом невидимая женщина в должности главного бухгалтера.

– Лебедева? … Из Казахстана? … 20 лет медицинского стажа! Карагандинский мединститут? … Диплом с отличием? Все понятно, куплен … Это, что за нашествие казахов на наш город! … Так, Ригана, начисление производить, как начинающему врачу-педиатру!

Веру покоробило это неприкрытое пренебрежение к специалистам из Казахстана! Она выпрямилась, расправила по-бойцовски плечи и заговорила, смотря перед собой.

– Я, Лебедева Вера Владимировна, полноправная гражданка Российской Федерации! Я прошла курсы усовершенствования врачей в городе Тюмени, где мне было присвоено звание врача первой категории!

– Хватит … Войдите!

Вера вошла в кабинет, и чуть не споткнулась на месте. В этот момент она могла бы поверить в реинкарнацию людей. В кресле сидела живая Клавдия Ивановна, которую, как гласили деревенские новости, похоронили два месяца назад! Но, приглядевшись, Вера нашла, что нынешняя Клавдия Ивановна будет моложе и, пожалуй, посердитее умершей. Да, не везло Веры с главными бухгалтерами.

Отстояв свои трудовые льготы в борьбе с несговорчивой главой больничной бухгалтерии, она понимала, что теперь без подсобного хозяйства на зарплату участкового врача со стажем, ей можно сразу пойти по миру с протянутой рукой. Ничего другого не оставалось Вере, как радоваться тому, что Таня и Витя жили с родителями, были сыты и успешно учились в Карагандинской школе.

За их воспитание серьезно взялась мама, а папа оказывал ей посильное содействие.

Верины родители не умели роптать на нужду или на слабость здоровья. Они с радостью помогали своей дочери, чем могли. Взяв на себя ответственность за воспитание внуков, Римма и Володя опять почувствовали себя в строю, а забота о внуках оживляла их пенсионную жизнь. Они были на седьмом небе от счастья, когда видели доверие к ним Витюши и Тани, и радовались их радостями и огорчались их огорчениями.

Вскоре весь окружающий мир для Риммы и Володи преобразился, теперь они стали смотреть на мир глазами своих внуков, и это делало их вновь молодыми людьми. Под их присмотром Верины дети и в учебе, и в поведении стали примером для подражания среди своих сверстников.

С Верой в Калининграде жила только ее старшая дочь Катя, но сводить концы с концами на одну заплату участкового педиатра было трудно.

Конечно, Вера с дочерью могла бы остаться жить у брата, ведь Саша предлагал им поселиться в зале его четырехкомнатной квартиры. Но для Веры было бы тяжко, стеснять своим присутствием своих родственников, тем более, что она не понимала странных отношений между обедневшим Сашей и его женой, между ними и их детьми, которые из милых чад превратились в требовательных барчуков, не имеющих понятие откуда берется хлеб и молоко. Поэтому, если на работу Вера вышла на второй день после приезда, то уже на третий день она нашла себе съемную квартиру в том же городке, где и работала, в Гурьевске.

За эту двух комнатную квартиру Вера заплатила сразу за полгода вперед из той суммы денег, что собрала от продажи дома и своего хозяйства в деревне Андрюшино. Остаток денег после оплаты за квартиру она потратила на Катю, чтобы девочка смогла найти саму себя, утвердиться в новом городе и стать своей среди городской молодежи.

Вера всегда видела свою дочь сильной и волевой личностью. Катя обычно сама строила свои отношения со сверстниками и никогда не нуждалась в маминой опеке. Но бурные события, связанные с переездом в Калининград, открыли для Веры другой образ дочери, образ потерянного подростка, а такое перевоплощение Катюши ставило ее в тупик.