Наваливается странная, словно предгриппозная усталость. Воспоминания, тягучие, словно дёготь, медленно поднимают на поверхность какие-то смазанные обрывки последних дней. Или дня? А может, прошли всего лишь несколько минут… Кажется, я потерялась во времени.
Белоснежные потолки с замысловатой лепниной, смотрящие со стен люди и необычайно красивая золочёная люстра. Всё это холодное великолепие периодически сменяется каким-то жутким сырым подвалом. Если бы у меня была возможность думать, наверное, я бы осознала глупость происходящего — мучители не проронили ни слова, но когда меня вырывали из забытия, я едва ли могла понимать, где пол, а где потолок, не то что задумываться над своим положением.
Сквозь какие-то жалкие защитные механизмы истерзанного организма пробивается воспоминание о боли.
Боли жуткой, выворачивающей тело до рвоты. Причём в достаточно искусном исполнении, удерживающей на грани агонии, не позволяя забыться, словно бы мучители получали от происходящего наслаждение.
Голова начинает противно тяжелеть, словно от прилившей крови, мешая думать и дышать.
Где я вообще оказалась, и кому от меня что нужно?
Осмысление собственного положения вдруг прерывает резко вернувшееся ощущение окружающего мира. Словно кто-то вдруг выкрутил на максимум звук и яркость. А ещё боль, обжегшая слева, в районе плеча, отдавшая в нижнюю челюсть.
От осознания того, что я болтаюсь вверх ногами, закладывает уши, и тут же накатывает противная пульсация в висках. Кажется, ещё чуть-чуть — и от давления пойдёт из носа кровь.
— Ты узнаешь нашу гостью, Северус?
Кажется, на какое-то мгновение сердце перестает биться, и схватывает дыхание.
Нет, нет, нет, только не это!
Словно издеваясь, какая-то сила медленно поворачивает меня лицом к свету. Отблеск пламени на мгновение слепит глаза, и, проморгавшись, я наконец замечаю, что, наверное, на метр ниже располагается стол. За ним, словно восковые куклы, сидят какие-то люди, но единственное, что я оказываюсь способна сейчас различить в этом наборе бледных мазков, так это замершее в ледяном отрешении лицо Снейпа. На какое-то мгновение мы встречаемся глазами, но даже этого мгновения хватает, чтобы я поняла всю сложившуюся ситуацию.
Меня подали к столу Волан_де_Морта. Сквозь накатывающую истерику осознания мысль складывается как-то сама. Простая до невозможного истина: шанса выжить нет. Если я и переживу этот пир, меня запытают забавы ради. Я слишком много видела сообщений в «Пророке». Они убивали даже маленьких детей, поэтому распотрошить заживо такую, как я, у них рука не дрогнет.
— Северус… помоги. — Ощущаю, как в уголках глаз начинают собираться слезы. Я не хочу, чтобы меня замучили. Страшно. Больно.
— Да, разумеется, — разрезает тишину бархатный баритон, от которого мучительно сжимается где-то за грудиной.
— А ты, Драко?
По спине прошибает, словно от задетого нерва.
Какого чёрта здесь делает ребёнок?!
— Ну да, ты же не ходил на её уроки, — снова раздаётся мерный голос. — К сведению тех из вас, кто с ней незнаком, у нас гостит сегодня Александра Рунцис, состоявшая до недавнего времени преподавательницей в школе чародейства и волшебства Хогвартс.
Вдоль стола проносится шумок одобрительного понимания.
— Да, профессор Рунцис сообщала детям чародеев и волшебников сведения о магглах… Объясняла, что они не так уж и сильно отличаются от нас… — раздаётся женский голос после какого-то нервного смешка.
— Северус… пожалуйста… пожалуйста…— тихо хриплю я, снова встречаясь с магом взглядом.
Пожалуйста, если эти люди решили меня убить, то лучше уж от твоей руки…
— Молчать! — раздаётся раздражённый голос, по всей видимости, принадлежащий Волан_де_Морту. — Однако грязнить и развращать сознание детей чародеев профессору Рунцис было мало, поэтому на прошлой неделе она напечатала в «Ежедневном пророке» страстную статью, посвященную защите грязнокровок. Волшебники, говорит она, должны принять в свои объятия этих людишек, крадущих наши знания и нашу магию. Вырождение нашей чистой породы, уверяет профессор Рунцис, есть вещь самая желательная… она была бы лишь рада, если бы все мы спаривались с магглами… или же, вне всяких сомнений, с оборотнями…
Над столом повисает гробовая тишина. Меня снова разворачивает к сидящим во главе стола.
Сев смотрит долго, и по глазам становится понятно, что он в моей дурной затее не помощник.
Черт. Ну, значит, буду убивать себя сама, уж спровоцировать этих остолопов не так-то и сложно. Замучить себя я не позволю. В крови начинает кипеть какая-то странная, раньше не ощущаемая сила. Наверное, это тот самый адреналин вперемешку с отчаянием, под которым русские солдаты бросались грудью на амбразуру, когда с гордо поднятой головой выходили вперёд к мучителям и не боялись смерти. Достойной смерти. И я не позволю себя сгнобить, как какое-то животное.
— А знаешь, Том… — сиплю я с кривой улыбкой, когда оказываюсь к главарю спиной, от чего и без того гробовая тишина становится совсем уж звенящей, — тебе не хватает ширины взглядов.
Лёгкие обжигает, кажется, словно все кости пытаются вылезти из тела, и если бы я могла, то взвыла бы от боли. Но почему-то крик застревает где-то в основании горла. Все мышцы сводит, выгибая суставы под неестественным углом.
— Повелитель…
Господи, Северус, что ты делаешь?!
— А я уже думал, что ошибся насчёт вас, — раздаётся скучающий голос тёмного мага, а в следующее мгновение удерживающая меня в воздухе сила исчезает, и я грузно, как мешок картошки, рухаю вниз, на стол, от чего собравшиеся, кажется, шарахаются в стороны.
Как же больно, я даже не знала, что во мне столько костей уцелело!
— Все вон, — тихо командует Реддл. Люди, бросая на меня затравленные взгляды, тут же начинают подниматься из-за стола. — Северус, останься.
— Приём радушнее не придумаешь… — хриплю, с трудом отдирая тело от лакированной столешницы, и почти тут же встречаюсь с пронизывающим взглядом странных красных глаз с вертикальными зрачками. Что уж говорить, в фильме Тому явно польстили. Существо напоминает человека настолько отдалённо, что, не зная предысторию, можно было бы смело назвать его фантастической тварью. Практически за считанные секунды в комнате остаёмся только мы втроём. Повисает тишина.
— И как это, наблюдать за гибелью своего фамилиара? — Том наконец поворачивается к Северусу.
Кого?
— Неприятно, — с отстранённым видом отзывается Снейп.
— Удивительная вещица. Сильный сосуд, устойчивая связь… И практически не изученные магические возможности, не так ли, Северус?
— Да, я сам её создал, но про остальные её способности ничего сказать не могу. Она просто маггл. — Я наконец сажусь вразвалку посередине стола, лицом к Волан_де_Морту. Сев смотрит словно сквозь меня.
Что-то я перестала улавливать нить разговора. В смысле «сам создал»?
— То есть ты хочешь сказать, что ничего особенного к ней не испытываешь? Занятно. — Реддл поглаживает огромную голову змеи, водрузившейся к нему на плечи. — И тем не менее, есть много вещей, которые я бы хотел проверить лично. Мисс Рунцис, вы же не откажете в сотрудничестве?
Несмотря на большое разделяющее нас расстояние, прекрасно вижу, как вертикальные зрачки становятся похожими на две тонкие полосы.
— О, что вы, с превеликим удовольствием, особенно когда так вежливо и убедительно просят, — фыркаю в ответ, даже не пытаясь скрыть издевку. — Только у меня есть одно условие.
Безумная мысль возникает как-то сама собой. Северус сереет, и я практически слышу, как в его голове проносится громкое лаконичное «Дура!». Реддл замирает с занесённой над змеей рукой, впиваясь в меня взглядом.
— И что же хочет мисс Рунцис? — шипит Том, чуть щурясь.
— Пообещайте, что Драко Малфой не будет участвовать в сражении за Хогвартс.
Кажется, словно воздух вокруг начинает вибрировать, точно раскалённый.
— В противном случае я того и гляди доведу ваших милых последователей до грехопадения раньше, чем вы успеете хоть что-то узнать о моих особенностях, — хриплю я, бросая из-под нависающих волос взгляд в сторону закрытой двери.