Я иду искать единорога!
Точнее, мы идём искать единорога, но я прямо-таки сгораю от нетерпения! Лошадь — моё любимое животное, а мифические лошади в перспективе перейти из разряда мифических в реальные — так вообще предел мечтаний. После небольшого приготовления Хагрид, взвалив на плечо здоровенный мешок, набитый до отказа сушеными яблоками, свежей морковью и капустой, решительно выдвигается в лес. Клык, которого я первое время побаивалась, оказался тоже ничего таким псом и теперь доблестно буксирует меня через сугробы, давая возможность не отставать от великана.
Лес оказывается поистине впечатляющим. Это тебе не жидкие болота Ленинградской области. Огромные вековые деревья, плотно переплетаясь кронами, уходят далеко вверх. Снега становится ощутимо меньше, и я наконец могу идти без помощи собаки. От великолепия природы захватывает дух. Настолько все живое, дышащее. Кася срывается с моего плеча, исчезая где-то в деревьях.
— Рубеус, а тут петь можно? — интересуюсь я шепотом. Почему-то хочется даже не дышать, стараясь просто слиться с окружающей природой и наслаждаться красотой. Поистине магический лес.
— Отчего же нельзя? — судя по голосу, улыбается великан. — Я бы сказал даже — нужно: тот, кого мы ищем, обязательно оценит.
Втягиваю носом морозный воздух. По всем правилам академического вокала петь на улице, особенно зимой, совершенно нельзя, но за этот месяц я нарушила уже столько правил простой человеческой жизни, что думаю, и голос мой это испытание как-нибудь переживет. На крайний случай есть мадам Помфри и гениальный зельевар. Думаю, возможность напичкать меня какой-нибудь горький дрянью сможет порадовать обоих.
— V’adoro, pupille,
saette d’amore,
le vostre faville
son grate nel sen…[1]
Ария Клеопатры всплывает как-то сама собой. В конце концов, если память мне не отшибло, согласно какой-то интересной книге из детства, единороги звери совсем не белые и пушистые. Девственную девицу ему принеси, рог волшебный не тронь, а то растопчет, да и вообще. Как только Хагрид с ними умудрился подружиться? От нагрянувшей посередине песни догадки чуть не рассмеялась в голос. Так, ладно, тут все слишком белые и пушистые для моего юмора. Такие шутки разве что Снейп оценит.
Минут через сорок плутаний, как мне кажется, по кругу я уже начинаю постукивать зубами, а мои знания итальянской классики неумолимо подходят к концу. Как-то я маханула, купив просто пуховик. Надо было ещё термобелье взять. И балаклаву. Клык, по всей видимости, тоже успел нагуляться на пару дней вперёд, поэтому греет тёплым боком мою правую ногу. Запрокинув голову, насколько позволяет меховой капюшон, залипаю в чёрные ветви, как вдруг пес прикусывает мой рукав.
— Ты чего? — опускаю я голову вниз и замечаю, что собака вытянулась, явно что-то заметив. Впереди идущий Хагрид тоже замер. Высвободив рукав из пасти пса, заодно мысленно содрогнувшись от собачьих слюней на куртке, я медленно подхожу к лесничему.
— Смотри, вон там…— тихо шепчет Рубеус, указывая куда-то между деревьев. Наклоняю чуть вбок голову, пытаясь понять, на что именно указывает великан. Ветки, ветки, ветки. Нет, со зрением у меня проблем нет, но черт возьми, кроме веток, я тут абсолютно ничего не вижу.
Ну, единорожек, где же ты!
Ни-че-го.
И я уже готова развернуться обратно, как вдруг мой взгляд притягивает к себе легкое движение.
— Ух ты…— только и могу выдохнуть я.
Вдалеке, на небольшом холмике, оказывается немного не то, что я себе представляла. Стоящее между деревьев животное не имеет ничего общего с теми толстоногими длинногривыми конями из детских сказок. На нас смотрит изящная, практически просвечивающая лошадь какого-то невообразимого, изабеллово-жемчужного цвета. Тоненькие ножки-спички, длинная жилистая шея без гривы с маленькой, аккуратной головой, увенчанной таким же непропорционально длинным тонким рогом. Постояв какое-то время, конь отворачивается и аккуратным шагом двигается куда-то дальше, в лесную чащу. Только когда зверь совсем исчезает из вида, я ловлю себя на том, что практически не дышу, а мышцы сводит от напряжения.
Я только что видела живого, настоящего единорога!
Задавленно взвизгиваю от восторга, чуть подпрыгивая на месте. За спиной раздаётся густой, утробный смех Хагрида.
***
— Кася, лети ниже, я тебя не вижу, — негромко окрикиваю я птицу. Мгновение — и пеночка выскакивает у меня практически перед носом. — Спасибо.
Протягиваю руку, позволяя птичке сесть.
Поскольку в школе творятся всякие странные странности, в результате небольшого совета из директора и двух деканов было решено приобщать меня к организационным работам. Теперь мы с Каськой патрулируем школу с десяти вечера до двух часов ночи. Уже было пожелав возмутиться бесчеловечности предстоящих дежурств, выясняю, что бедному профессору Снейпу вообще раз в два дня, как самому молодому и активному, выпадает удовольствие бродить по замку всю ночь. Сегодняшнее дежурство поделено пополам между мной и Сивиллой. Составчик, надо сказать, не бей лежачего, или по своей наивности Дамблдор надеется, что маленькие демоны не станут шалить в такую прекрасную ночь с четверга на пятницу, благородно высматривая вещие сны.
Петь нельзя, болтание с Касей порой наталкивает на мысли о развивающейся шизофрении, поэтому, издав тихий вздох разочарования, я продолжаю тихо брести вниз по центральной лестнице. Ну неужели может что-то из ряда вон выходящее произойти? Хочется привалиться куда-нибудь и поспать пару часиков. Надо будет завтра утром поймать профессора Слизнорта и попросить какой-нибудь тонизирующий напиток, а то простой кофе мне как слону дробина.
Зато меня портреты любят. За неимением магии и наличием нормального зрения, я единственная из всего коллектива в обходы не использую свет и не мешаю картинам спать. Боги, дожила, забочусь о мнении нарисованных людей.
Кася начинает требовательно скрести кожу.
— Больно! — тихим шёпотом возмущаюсь я, как вдруг замечаю внизу движение и затихаю.
Фигура, явно мужская, озираясь по сторонам, скользит, стараясь держаться в тени стен, по направлению к дверям. По дурацкой прическе сразу перед глазами всплывает образ рыжего любителя приключений. Опять эти трое что-то задумали?
— Мистер Уизли, потрудитесь объяснить ваше явление, — начинаю я загробным голосом, сама чуть не фыркая со смеху, когда фигурка вытягивается по струнке, затравленно озираясь назад. Право же, ну какой из него герой? И я уже было собираюсь что-то прошипеть про то, что он наказан и утром будет брошен на растерзание декану, как вдруг рыжий бросается наутёк.
Не ожидав такой наглости, на секунду подвисаю, вспоминая матерные слова, и, рыкнув что-то нецензурное, бросаюсь следом. Одному богу известно, что эта зараза малолетняя успела натворить или собиралась вытворить.
На второй минуте забега я начинаю искренне жалеть о том, что выбор мой пал на музыкальное училище, а не на спортивный университет в соседнем доме. Дыхание противно сбивается, в боку начинает колоть. Каська с противным писком мечется под потолком.
— Рон! Стоять немедленно! — рычу я на выдохе, замечая, как тень притормаживает перед входными дверями, а потом, что-то пробормотав, их открывает и выскальзывает на улицу.
Вот так просто?!
Я убью того, кто придумывал у них охранную систему. Сначала убью бегуна, потом недомага.
Выскочив на улицу, я тут же чувствую, как задыхаюсь от ударившего в лицо порыва ветра. Тень же скользит по косогору в направлении Запретного леса.
Чуть не скатываюсь кубарем в овраг. И надо было сегодня облениться и решить красиво пойти на патрулирование в платье! Дышать становится совсем невыносимо, но догнать маленького нахала необходимо, поэтому я продолжаю из последних сил скакать по сугробам. Ночь стоит ясная. Расстояние между нами неумолимо продолжает увеличиваться, а мой запал — стремительно сходить на нет. Хватаясь за правый бок и совершенно не по-дамски задрав тяжелую от влаги юбку, я продолжаю свой путь. Главное добраться до деревьев, там не так сложно бежать. Время, кажется, тянется непростительно долго, и я в ужасе вижу, как фигурка теряется в темноте ветвей. Ещё какие-то несколько минут моего бега, и я всё-таки влетаю в лес, тяжело дыша и дико озираясь вокруг.
