— Почему?

Её очень волновал этот вопрос, ей это было жизненно важно. Это ведь была её настоящая мать, и Женя надеялась, что женщина что-то почувствовала, узнала кто она на самом деле.

— Cложно объяснить, Женечка, просто я знаю, что ты очень важна для меня.

И Евгения почувствовала, что женщина не соврала. Она рванулась вперёд, и крепко обняла мать. Она и правда всё поняла и почувствовала. Да, если ей рассказать правду, она может и не поверит, но этого и не требовалось. Мать почувствовала своё дитя, этого и так было достаточно.

— Вы…ты меня отвезёшь домой? — осторожно спросила Женя.

— Я твой опекун, теперь официально. — улыбнулась женщина, погладив Женю по голове. — Мы поедем домой, ко мне. — она помолчала, добавила: — К нам домой.

Они стояли под дождём, все промокшие, и глупо улыбались друг-другу. Только сейчас Евгения заметила рядом автомобиль, старый и потрёпанный внедорожник, на котором висела эмблема — «УАЗ». Эта машина чем-то походила на те УАЗы, которые Женя видела в своём мире, но лишь немного.

Фары были прямоугольные, четыре двери, сам корпус больше подошёл бы семейному автомобилю, нежели внедорожнику. Поворотники машины мигнули, мама помогла Жене забраться на переднее пассажирское сиденье, а сама пошла обходить машину.

Девушка бросила взгляд назад, и с удивлением обнаружила несколько ремней и непонятное кресло. То ли инвалидное, то ли ещё для чего-то. Она не стала сильно задумываться об этом. Женщина была врачом, возможно на своей машине перевозила людей с ограниченными возможностями. Ясно было, что эти ремни нужны для того, чтобы крепко закрепить человека.

— Ух, все промокли! — сказала мама, забираясь в машину. — Ничего, сейчас домой приедем, горячего чаю напьёмся, я печенье испекла, тебе понравится!

— Спасибо. — улыбнулась Женя.

Магнитный ключ оказался на своём месте, приборная панель машины ожила, и они беззвучно двинулись вперёд.

Город был пуст, ветер и дождь усиливались, никто не хотел выходить на улицу. Нет, редкие машины и прохожие попадались, но это никак не влияло на восприятие — мир будто опустел.

— Ты расскажешь, что произошло? — спросила мама, когда они поворачивали на мост.

— Просто ввязалась в плохую историю. — ответила Евгения грустно. — Прости, что заставила поволноваться.

— Обязательно расскажи всё, хорошо? — попросила женщина, положив руку на колено девушки.

— Хорошо. — кивнула она. — Когда приедем домой, ладно?

Она сказала это «домой», а внутренне замерла, ожидая ответа матери. Ей очень хотелось, чтобы она или промолчала, или согласилась. Ведь они едут к себе домой, где живут мама и её ребёнок, будут пить чай, долго разговаривать, улыбаться и радоваться тому, что есть друг у друга.

— Договорились. — улыбнулась мама, погладив её по голове.

Женя смотрела на волны Невы, и думала о том, почему её отпустили.

Павел говорил, что он сын какого-то там графа, а значить это могло что он сам граф. Вроде как все эти титулы передаются легко и просто, главное родится в нужной семье. Или всё же это не так? В любом случае, в современной Республике всё это давно ничего не значило. Граф мог быть нищим, а обычный рабочий богачом.

Другое дело, что многие титулованные семьи имели власть. А некоторые графы, цесаревичи и князья — даже учувствовали в политической жизни страны. Но на эти должности они были выбраны, а не назначены, пусть даже иногда не честно и с подтасовками. Может быть его отец и был одним из таких назначенцев, и замолвил за сына словечко, а парень в свою очередь попросил за неё?

— Приехали. — улыбнулась мама, останавливая машину.

Они вышли прямо под проливной дождь, и неторопливо направились к парадной. Женщина не торопила Женю, и когда они уже почти оказались под козырьком, девушка подставила лицо холодным каплям дождя и ветру. Она дрожала, но ей было сейчас хорошо. Наконец то всё закончилось.

— Пойдём, Жень, заболеешь. — осторожно попросила мама.

— Да. — кивнула девушка, входя в дверь.

Пока они поднимались по лестнице, она думала о том, что будет делать дальше.

Нужно будет писать объяснительную в школу, узнать, как там Машка, поговорить со Славой. С ним тоже была проблема, он собирался сообщить в полицию о том, что они убили нескольких террористов. Если всё было так — то это уже сделано, но Жене по этому поводу ничего не вменили.

Если мать разрешит — она какое-то время поживёт с ней. Ей хотелось почувствовать, пусть и поздно, каково это — иметь настоящую мать, которая никогда не предаст и к которая всегда простит и поймёт.

— Раздевайся полностью, сейчас дам тебе ночнушку свою, должна подойти, а если и великовата будет — ничего страшного, переживём. — мама быстро сняла с себя плащ и сбросила свою обувь, оказавшись в длинном сером платье, подчёркивающем фигу.

Женя не стала перечить, и всё с себя сняла, пока мама бродила где-то в других комнатах. Женщина появилась через пару минут, отдала ей белую ночную рубашку в синий цветочек, и отправила в душ.

— Ещё нужно, ну, это, в общем… — девушка замялась, покраснела, показывая на свой живот.

— Ой я дура! — воскликнула мать, уносясь в другую комнату.

Она вернулась и дала Евгении пачку тампонов, трусики и полотенце. Девушка это приняла, благодарно кивнув, и зашла в ванную. Она сначала хотела закрыть дверь, но потом подумала, что тут нет того, кому бы она могла не доверять, и не стала этого делать.

Быстро помывшись, она вытерлась, накинула на себя нижнее бельё и ночную рубашку, намотала полотенце на голову.

На кухне уже был накрыт стол — вазочка с вареньем, тарелка печенья и пару больших кружек чая. Пол мама протёрла, и Женя босиком прошла на кухню, забралась на стул с ногами и посмотрела на женщину. Та сейчас хозяйничала у плиты, а когда закончила, поставила на стол чайник с горячей водой и второй, поменьше, с заваркой.

— Давай, наливай, сейчас бутербродов сделаю.

Пока Женя наводила чай, на столе оказался нарезанная булка хлеба и батон, тут же появилась тарелочка с копчёной колбасой и сыром.

— Жень, ты чего? — расстроилась мама. — Не стесняйся, бери!

Девушка снова покраснела, неуверенно улыбнулась, взяла одно печенье и откусила. Оно было сладкое, со странным и знакомым привкусом. Девушка решила не спрашивать, с чем была выпечка, чтобы не обидеть маму.

Женщина в это время включила старый радиоприёмник на холодильнике, настроила его на громкость, которая не мешала бы разговору. Диктор неизвестного радио говорил приятным голосом:

— …для всех, кому не спится этой ночью, хит уходящей осени, поехали…

Надо мной клочок небесный,

Голубой и нежно ясный.

Там сегодня день чудесный,

Там сегодня всё прекрасно.

А я — котёнок в колодце

И лучики солнца

Не проникают в сердце моё…

— Вот, и чай пей, не надо в сухомятку уплетать! — подбадривала мама, а потом добавила: — Когда слышу, всегда так жалко котёночка, аж внутри всё переворачивается…

— Я э-э-э… — Женя запнулась, язык не хотел слушаться. — Йапф…

Челюсть будто свело, рот открылся и не хотел закрываться. Рука с чаем потянулась вниз, и кружка должна была вот-вот опрокинуться. Женщина оказалась рядом, придержала руку, осторожно забрала посуду из ослабевших пальцев. Женя начала заваливаться назад, её осторожно придержали. А радио всё продолжало играть:

Никто не вернётся за мной

Никто не придёт.

Котёнок в колодце…

— Тихо-тихо, Женечка, мы же не хотим, чтобы ты подавилась.

Женщина засунула пальцы в рот девушки, осторожно достала остатки еды и брезгливо стряхнула в тарелку. Она с трудом подняла потерявшую контроль над телом Евгению, и понесла по коридору в дальнюю комнату.

Женя поняла, что это был за привкус. Как она могла забыть этот препарат, обездвиживающий, при этом оставляющем в сознании человека. Её пронесли в тёмную комнату, положили на диван и включили свет.