Следующие три урока прошли для Малфоя как в тумане. Он не замечал, что происходит вокруг, и ни о чем особо не думал, погрузившись в какое-то странное оцепенение. Его не покидало стойкое чувство, будто произошло что-то очень плохое, и он — Малфой — к этому как-то причастен.

Последнее на сегодняшний день занятие вновь проходило с Гриффиндором, которое Драко Малфой с нетерпением ждал, чтобы убедиться в присутствии вполне здоровой Гермионы на уроке. Разочарование. Её не было. Поттера с Уизли тоже. Стараясь не обращать внимание на пищащего что-то Флитвика, Драко начал лихорадочно соображать, что же могло произойти. «Может она просто решила сегодня прогулять? Или заболела, посидев раздетой на голом холодном камне? А может просто не хочет видеть меня? Или же… Нет, быть не может!» — прерывая мысли слизеринца и в то же время будто подтверждая его последнюю догадку, дверь в кабинет неожиданно открылась, чуть не сбив маленького профессора с ног, и внутрь заглянула Минерва МакГонагалл, сразу начиная лихорадочно шарить взглядом по классу и, очевидно, выискивать кого-то. Предчувствуя что-то недоброе, Малфой практически не удивился, когда заметил удовлетворение в глазах профессора, нашедшей его взглядом.

— Профессор Флитвик, позвольте забрать у вас мистера Малфоя? — спросила она, показывая взглядом, чтобы слизеринец поторопился собирать вещи.

— Да-да, конечно. Что-то важное?

— Достаточное, чтобы снять его с занятия, — сухо ответила профессор и стремительно вышла из кабинета, не дожидаясь Малфоя. Драко еле догнал её: он и не ожидал от декана Гриффиндора такой прыти.

— В чем дело, профессор? — спросил слизеринец, не сбавляя темпа. Кажется, он уже начал догадываться, куда МакГонагалл вела его.

— Сейчас всё увидите, мистер Малфой, — сурово сказала она, явно не питая добрых чувств к молодому человеку. В её походке чувствовалась какая-то особая резкость, а все движения были будто несколько скованнее, чем обычно.

Они шли к больничному крылу. Что-то здесь не так. Причем здесь он? Или кто-то их видел вчера вместе? Ну, не могли же они узнать о проклятии… В груди Малфоя образовался какой-то ледяной кусочек страха, потихоньку облепляющий его полностью. «А вдруг Грейнджер уже… — подумал он, но тут же оборвал мысль, не давая себе закончить. — Нет-нет. Невозможно. У меня ещё есть время…».

Декан Гриффиндора провела слизеринца в палату, в которой стояла почти мертвая тишина. Почти. С одной из кроватей доносилось тяжелое частое дыхание и периодические стоны:

— Драко!..

Порой Гермиона начинала сбивчиво и несвязно шептать:

— Драко, Драко, Драко, Драко…

Малфой подлетел к кровати, на которой лежала девушка, и принялся лихорадочно её разглядывать. Казалось, он не заметил сидящих рядом Поттера и Уизли и то, каким взглядом наблюдала за ним профессор. Его волновала лишь она. Девушка была очень бледной, на лбу выступили холодные капельки пота, отчего волосы немного слиплись, за закрытыми веками беспокойно бегали глаза, сама Гермиона металась по кровати, сжимая ногтями простынь, и горела. Она была горячей, как печка. Губы у неё пересохли и потрескались, грудь тяжело вздымалась. Было похоже, что она в беспамятстве, только иногда с чуть кровоточащих губ, так сильно контрастировавших с её бледным лицом, срывалось имя Малфоя. Проведя длинными холодными пальцами по её маленькой горячей руке, Драко поднял глаза на профессора:

— Что с ней?

Однако ответа ему и не требовалось: он уже и так знал, что происходит. В его голове начал созревать небольшой план, как спасти Грейнджер. Это его вина. Целиком и полностью его вина.

— Мы не знаем. Решили, что вы сможете нам помочь, учитывая, что Гермиона… зовет вас.

Малфой молча покачал головой, не отрывая взгляда от слезинки, выбежавшей из-под черных ресниц Гермионы. Она снова звала его.

— Вы думаете я знаю, что ей надо? — медленно поднялся Драко, напуская на себя равнодушный вид. — Я и понятия не имею, что с ней делать. Мы старые враги, помните?

Поттер и Уизли молчали, проникнутые серьёзностью ситуации, что на Уизли совсем было не похоже. Очевидно, ему и вправду очень дорога Гермиона, а Драко ещё и не верил сплетням Панси, будто рыжий любит Грейнджер. Профессор ничего не ответила, с грустью и подозрением наблюдая за Малфоем: она видела, с какой нежностью он касался девушки, как искренне был напуган её внешним видом, сколько боли промелькнуло в его серых глазах. В голове женщины не складывалось, как этот ледяной и самовлюбленный слизеринец может так ласково и нежно обращаться с девушкой, которую, казалось, всегда презирал и ненавидел. На секунду ей показалось, что Малфой влюблен в Гермиону, но она тут же отмела эту мысль, как самую абсурдную, какая ей только могла прийти в голову, потому что Драко всем своим видом показывал полное равнодушие к ситуации. Профессор решила, что вся его нежность и забота лишь померещились ей: ну не может человек с таким ледяным взглядом любить кого-то.

— Пожалуй, мне здесь делать нечего, — громко произнес Малфой, разворачиваясь на каблуках и быстрым шагом покидая больничное крыло. Он надеялся, что никто не остановит его, позволяя ему уйти, — иначе он не выдержит такого напряжения и чем-нибудь выдаст себя. По его мнению, МакГонагалл и так слишком подозрительно на него смотрела, желая проникнуть взглядом в душу.

Покинув палату больной, Драко тут же облегченно выдохнул, внешне расслабляясь, и кинулся бежать по пустым лестничным пролетам на восьмой этаж этой тюремноподобной магической школы.

***

— Редукто! — иступленно крикнул Малфой, разбивая заклинанием каминную кладку. Его волосы взмокли от пота и прилипли ко лбу, порванная рубашка висела лохмотьями, мантия и брюки стали серыми от поднявшейся в помещении пыли, а по грязной щеке стекала слеза.

— Твою мать! — выругался Драко, когда ему в грудь прилетел белый осколок камня, рассекший бледную кожу. В этом месте рубашка мигом пропиталась кровью, однако боли он не почувствовал: изнутри жгло сильнее.

Малфой находился в Выручай-комнате, куда направился прямиком из больничного крыла. Комната приняла привычный вид, который можно было описать всего одним словом: мраморный. Все, что находилось в комнате, было сделано из этого холодного камня, такого близкого душе слизеринца.

— Бомбардо! Диффиндо! Инсендио! Редукто! Экспеллиармус! — отчаянно сыпал Драко заклинаниями направо и налево. Его исцарапали осколки, отлетающие от тех мест, куда прилетали цветные лучи, однако Малфой не замечал этого, продолжая кричать, выпуская пар. Когда очередной кусок камня сбил юношу с ног, Драко не поднялся, а истошно закричал, лежа в разгромленной комнате и яростно сжимая кулаки. Вскоре голос ему изменил, а палочка медленно выкатилась из ослабевших пальцев слизеринца.

На некоторое время комнату поглотила абсолютная тишина, нарушаемая только редкими хриплыми выдохами Малфоя. Юношу поглотили страшные воспоминания, парализовавшие его.

— Почему?! За что?.. — прошептал Драко, не трудясь вытереть горячие слезы, побежавшие по его щекам. — Сначала Кристин, теперь Грейнджер!..

Перед его внутренним взором появилось бездушное тело девочки, которую он когда-то смел называть своей подругой. Она была его единственным близким другом за всю жизнь. И она по-настоящему любила его: уж это-то он знал точно. Темноту разрезал леденящий душу вой, неконтролируемый, отчаянный, беспощадный. Да, дементоры умерли бы от счастья, окажись в данную минуту в этой комнате.

Драко отчаянно извивался, будучи не в силах избавиться от тяжких воспоминаний. Его ломало, корежило словно тонкий металл, разрывало на кусочки.

— Гребаное проклятье! — нечеловеческим голосом закричал Малфой, после чего тут же перешел на еле слышный, практически бессвязный шепот, схватившись за пыльные волосы. — Я ненавижу тебя. Я ненавижу тебя, Волан-де-Морт, за то, что ты со мной сделал. Я ненавижу тебя, Люциус Малфой, за то, что ты позволил ему сделать со мной… Я ненавижу тебя, Нарцисса, за то, что мне пришлось отказаться от тебя. Я ненавижу тебя, Кристин, за то, что ты позволила проклятью обрушиться на тебя. Я ненавижу тебя, Грейнджер… Ты не должна расплачиваться за ошибки моего отца… Нет… Ты будешь жить!