— Не было.
— Вот и шуруй к жене под бок, — ухмыляется Лиам. — Нечего изображать здесь отшельника, у нас Луи по тяжелым раздумьям, оставь это ему.
Гарри спускается в каюту и застает Эйвери бодрствующей. Несмотря на позднее время, она сидит на постели, подобрав под себя ноги, и обнимает подушку.
— Эй, — Гарри садится рядом. — Всё хорошо?
Она качает головой.
— Когда мы приплываем?
Её что-то беспокоит, и Гарри видит это. Эйвери хмурится, отчего между тонких бровей залегает морщинка.
— Скорее всего, завтра к закату, — Гарри приподнимает её лицо за подбородок и заглядывает ей в глаза. — Что происходит, любовь моя?
Эйвери поджимает губы.
— Как думаешь, «Леди Энн» удалось уйти от военных?
В очередной раз Гарри удивляется ей. Он и словом при ней не обмолвился о своих опасениях, но, кажется, она думала о том же. Или начала думать, когда приближение к Тортуге стало реальностью. И вот что ей ответить? Сказать ей правду? Стоит ли её волновать раньше, чем они прибудут на остров? К каким возможным событиям её готовить?
— Я не знаю, — наконец, произносит он, и это — наиболее честный ответ, на который он способен. — Мы узнаем об этом, лишь приблизившись к Тортуге, — он закусывает губу, думает, стоит ли сообщить ей о намерениях отправить её к Шерил с частью ящиком или нет, и решает, что, к черту, он клялся перед Богом, что будет с ней честен, значит, он и будет. — Когда мы подойдем к острову, мы не сразу высадимся в порту, — Гарри пытается подобрать слова, но находятся они чертовски плохо. — Мы зайдем в небольшую бухту, чтобы отправить на берег часть индейских сокровищ. И я хочу… — он трет двумя пальцами переносицу. — Я прошу тебя не рисковать и тоже отправиться на берег вместе с Лиамом и несколькими матросами.
Эйвери растерянно моргает, а потом её лицо приобретает упрямое выражение, и она качает головой снова.
— Нет.
Гарри на мгновение давится воздухом: что значит «нет»? Упрямство Эйвери снова заставляет его нервничать, и он не знает, готов ли он к витку споров, которые последуют за её отказом. Спорить среди ночи ему вообще не хочется, хотя и спать не тянет, но это время можно было бы провести куда как приятнее и полезнее.
Только и разговор откладывать нельзя. Гарри вытаскивает из кармана письмо Зейна, что уже второй раз этим вечером жжет ему руки.
Боги морские, ему предстоит разговор тяжелее, чем в тот вечер, когда он решил сделать Эйвери предложение.
========== Неясные опасения. Эйвери ==========
Комментарий к Неясные опасения. Эйвери
Aesthetic:
https://pp.userapi.com/c849236/v849236448/6bed2/fYssmYy485A.jpg
Гарри уговаривает Эйвери отправляться к Шерил, как только они спустят шлюпки на воду. Сначала он говорил о нежелании демонстрировать её всему порту — кто знает, не свяжут ли её появление со слухами о похищении невесты Анвара Мендеса командой «Леди Энн»? Эйвери упрямо качает головой: никто на Тортуге её толком не видел, никто её не знает. Откуда пираты могут догадаться, что Гарри не везёт жену, например, с Эспаньолы или из самого Порт-Ройала?
— Пираты — не идиоты, — возражает Гарри. — Они вполне смогут связать похищение двух женщин и появление у меня жены и племянницы. Вряд ли британцы всем и каждому рассказывали, будто я вас обеих притопил.
Эйвери уверена, что не рассказывали — зачем это? И она понимает, разумом осознает, что Гарри прав, но какое-то предчувствие, тёмным маревом поднимающееся в ней, не дает просто согласиться. Почему-то ей кажется, что, если она оставит Гарри, с ним что-то случится.
— Я не могу тебя оставить.
Гарри вздыхает, глядя на неё, лезет в карман. В руках у него письмо, написанное неровным, корявым почерком человека, который не очень-то знаком с грамотой.
— Рыжий Эд не просто так приплыл предупредить меня о британцах, — он разворачивает записку, протягивает ей, и Эйвери, нахмурившись, вглядывается в строчки.
«Уплывайте»
«Вы не выстоите»
— Кто это написал?
— Долгая история, — Гарри морщится, ему неприятно говорить об этом, но всё же он рассказывает, и за скупыми фразами, призванными просто разъяснить ситуацию, скрывается рана, которая не желает заживать.
Из короткого объяснения Гарри Эйвери понимает, что Зейн, который это письмо отправил, когда-то предал и Гарри, и Луи, и всю команду «Леди Энн» разом. В сердце у неё поднимается нехристианская злоба, и не только из-за мужа, но и вообще за всех, ставших ей близкими. Ей хочется обнять Гарри, но она понимает, что жалости он не потерпит. И ей хочется плюнуть этому Зейну в глаза, потому что если чему-то Эйвери и научилась, наблюдая за Гарри, Луи, Найлом и Лиамом, так это тому, что дружба — святое и священное чувство.
Вероятно, даже священнее, чем любовь.
— Разве ему можно верить? — она злится, очень злится, хотя не хочет этого показывать, чтобы не растравить рану Гарри ещё больше. — Почему ты думаешь, что он не делал это по чьей-то указке?
Она понимает, что, скорее всего, Гарри передумал уже всё, что мог, и явно так и не пришел к какому-то решению.
— Я не знаю, правду ли написал Зейн, — Гарри прижимается лбом к её лбу, сжимает плечи. — Только он знает, почему он вообще сделал это, и я не знаю, могу ли доверять этой записке. Быть может, нас как раз хотели выманить на Тортугу или в сторону Тортуги, чтобы окружить в открытом море. Но я знаю, что не могу позволить тебе попасть в руки Анвара Мендеса. Если всё будет в порядке, если британцы уплыли восвояси, я заберу тебя у Шерил. Если нет… — он сглатывает, быстро облизывает сухие губы, — то я хочу, чтобы ты была в безопасности.
Эйвери мотает головой: нет, ни за что. Она абсолютно уверена, что не оставит его, ни за что не оставит, он может и не просить. Мутное, мрачное предчувствие никуда не уходит, лишь становится сильнее, как усиливается шторм на море.
Она прижимается к губам Гарри, отчаянно цепляясь за его шею, вплетаясь пальцами в темные длинные волосы, жесткие от морского просоленного воздуха. Гарри хрипло стонет, скользит языком по её губам, размыкая их, и Эйвери всхлипывает, сжимая пряди его волос.
— Как ты можешь просить меня сбежать с «Леди Энн»? — шепчет она возмущенно. — Я вышла за тебя замуж, я обещала быть рядом, и я не оставлю тебя.
Гарри закусывает губу. Эйвери видит, как отчаянно он думает о чем-то, и в его взгляде таится тоска, которую он не может скрыть, как бы ни пытался. Тоска чудится застарелой, мучительно пожирающей его изнутри. Гарри садится на койку и, осторожно потянув Эйвери за руку, усаживает её к себе на колени.
— Я расскажу тебе кое-что, любовь моя, — он касается большим пальцем её нижней губы, призывая к молчанию. — Обещай, что выслушаешь меня до конца.
Эйвери чувствует, как по её спине пробегает холодная дрожь. Гарри прежде не говорил с ней настолько серьезно, и даже когда настаивал, чтобы она оставалась на корабле, а не шла вместе с командой в джунгли, он делал это иначе. Здесь и сейчас он собирался раскрыть перед ней ещё одну часть своей души, и она затихает, продолжая цепляться за его плечи, обтянутые тканью рубахи.
Где-то в глубине души она полагает, что, возможно, не хочет знать эту тайну, не хочет погружаться с головой в тёмные воды чужих секретов, но Гарри теперь её муж, и она знает, что должна разделить с ним любое бремя, что он взваливал себе на плечи. В горе и в радости, как говорит Библия. Дождавшись кивка, Гарри продолжает:
— Мою старшую сестру звали Джемма. Когда умерла наша мама, сестра взялась воспитывать меня, но у нас не было сбережений, чтобы хотя бы покупать продукты. Я пытался воровать, но Джемма была против. Сначала она пыталась пойти в прачки, но хозяин прачечной высмеял её, говоря, что она даже тюк с бельем поднять не сможет, такая тощая. Знаешь, у нас было немного вариантов, как выжить — воровство для меня, бордель для Джеммы. Шлюхой она быть не смогла бы, и тогда решилась пойти в услужение.
Он говорит медленно, тяжело, и каждое слово дается ему с трудом, будто на самом деле Гарри выворачивал себя наизнанку. Быть может, он так давно ни с кем не делился собственной болью, что теперь это кажется таким сложным. А, быть может, некоторые раны никогда не отболят, не заживут, и всегда будут ныть, стоит дотронуться до них пальцем.