Гарри чует, что Анвар знает о его родстве с Джеммой. Знает и предпочитает, чтобы последний Стайлс в этой части света канул в небытие. Чтобы никто не догадался, что Джемма умерла не своей смертью, что это был не несчастный случай.

— Что за тайну ты узнала, Джемма? — шепчет Гарри в темноту, но, естественно, душа сестры не спускается с небес, чтобы открыть ему секрет, стоивший ей жизни. Впрочем, Гарри уверен, что секрет этот был, Джемма не стала бы ему лгать. И что это знание однажды ему пригодится.

Мысли, которые всё чаще поднимаются в нём с приближением к Черепашьему острову, — страшные и холодные. Поиски сокровищ и женитьба на Эйвери отвлекли его от планов о мести, но желание увидеть, как умирает Анвар Мендес, никуда не девалось.

Человек, лишивший жизни Джемму, сам не заслуживает жить.

Гарри кажется, что он чувствует Анвара, как хищник чует добычу. Анвар — на Тортуге, и они встретятся, так складываются звезды. Те самые, на которые Луи предпочитает не уповать. С мыслью о боцмане приходят и размышления о его последних идеях — о том самом манёвре, который позволит им сразу же скрыть часть сокровищ, а заодно и Эйвери, от любопытных пиратских глаз. Незачем всему острову знать, что Гарри женился, пираты, может, и не образованы, как дворяне, но размышлять умеют многие.

К счастью, он знает на острове одну бухту, в которой можно будет высадить несколько шлюпок. Разумеется, не днём. Гарри добрую часть вечера пытался рассчитать курс, чтобы понять хотя бы, в какое время они прибудут на Тортугу. По его расчетам — ближе к вечеру, и это не может не радовать.

Дерево планшира под его ладонью — теплое; «Леди Энн» знает, что Гарри чувствует, и стремится его успокоить. Он смотрит на тёмную воду, разбивающуюся о борт, и думает: а что, если душа его матери не вознеслась на небо, как было обещано в Библии, а вселилась в корабль и оберегает его? Мысль эта языческая, но ему нравится. Волны бьются о доски галеона, скрывая тайны морей, и, хотя Гарри уверен, что русалок не существует, ему невольно вспоминается песня, которую пела мать им с Джеммой, когда они были совсем детьми.

«Моё сердце так тоскует, ни к чему мне денег звон, лишь моряк меня утешит, ведь дороже злата он», — пела мама, когда им не спалось в их бедной старой хижине на окраинах Порт-Ройала. Там, куда никогда не заглядывали люди вроде губернатора или Анвара Мендеса. Мама рассказывала им легенды и старые сказки, а теперь нет ни её, ни Джеммы. Мама умерла в нищете, на которую её обрек Десмонд, и теперь он варится в Аду в отдельном котле за это, пока Энн летает вместе с ангелами — она заслужила спокойствие и свободу.

А душа Джеммы не покинет этот мир, пока не будет отмщена.

Гарри отходит от фальшборта, садится на бак. Если бы он курил, то трубка бы ему сейчас пригодилась, но он ненавидит табак и проклинает Мануила, что греческий дурень вообще показал Луи эту дрянь. А Томлинсон ещё скоро снова пополнит свои запасы и продолжит дымить, если Мануил не ушел в новый рейд. Впрочем, кто сейчас рискнет уходить надолго?

Погруженный в свои мысли, Гарри не сразу слышит приближение Лиама, и замечает канонира, только когда тот садится рядом.

— Киснешь? — Лиам подталкивает его плечом. Тот неопределенно хмыкает. — Да брось, вижу, что киснешь! Прекращай.

— Сейчас возьму и прекращу, — ворчливо отзывается Гарри. Если бы это было так просто. — И не смотри на меня так, с женой я не ссорился, это другое.

Лиам скептически приподнимает одну бровь, и это хорошо видно в свете фонарей. Гарри партизански отмалчивается: в случае проблем с Эйвери он бы и сам обратился к Лиаму, но тут совсем другое.

— Скоро Тортуга, — замечает Лиам. — Луи говорил о каком-то хитром манёвре, поделитесь подробностями?

Гарри трет подбородок.

— Мы решили, что нужно хотя бы часть сокровищ отправить к Шерил, вместе с Эйвери. Не стоит её демонстрировать всей Тортуге, как и ящики с золотом. Народ у нас не образованный, но не глупый, и связать одно с другим в своей голове сможет. И без того, когда мы уходили с гавани, народ шептался о нашем «секретном деле», а появление военных добавило дерьма в котел. Слухи о пленницах, если верить Рыжему Эду, по всем тавернам курсировали.

Чуть подумав, Лиам согласно кивает.

— Идея хорошая.

— Само собой, сопровождать часть ящиков и мою жену к Шерил будешь ты, — ухмыляется Гарри. — Я всё-таки не зверь какой, всё понимаю.

— Особенно теперь, да? — хохочет Лиам, и в тишине пустой палубы его смех кажется ещё более громким, чем обычно. Тео, пытающийся не заснуть за штурвалом, с любопытством оглядывается на них, и канонир грозит ему кулаком. Затем серьезнеет. — Полагаешь, Зейн с британцами?

Гарри кивает. О записке от Малика ни он, ни Луи ещё никому не рассказывали — это слишком ранило. Да и непонятно было, зачем Зейн вообще им написал. Хотел помочь или заманивал в ловушку? Письмо, уже изрядно потрепанное, лежит у Гарри в кармане штанов, и он, чуть поколебавшись, всё-таки вытаскивает его, показывает Лиаму.

Тот хмурится, вглядываясь в знакомые строчки, болезненно морщится, отходит к фонарям, чтобы прочесть уже смазавшиеся буквы. Читает Лиам не то чтобы хорошо, ему и не требуется — он с пушками справляется без грамоты и знает своё дело.

— Что он тут написал? — сдается Лиам после нескольких попыток разобрать полуистершиеся буквы.

— Предупреждал, что против трёх британских кораблей мы не выстоим, — Гарри морщится, как будто ему ткнули в старую рану. — Это письмо мне привёз Эд, поэтому мы и сорвались тогда с Наветренных островов. Судя по всему, это всё же не ловушка, хотя Дейви Джонс его знает?

Лиам кривит губы, возвращает письмо Гарри, и тот складывает бумагу, снова прячет в карман.

— Почему ты не сказал сразу?

— Не хотел, чтобы ваши головы ещё и этим были забиты.

Лиам снова садится рядом.

— Вот когда мне пригодились бы те вонючие листья, которые так любит Луи, — признается он. — Ты думаешь, британцы всё ещё пытаются разыскать нас?

Гарри много чего думает. Например, что на месте британцев он действительно отправился бы на Тортугу и попытался заручиться поддержкой Ле Вассёра. Или что нашел бы своих врагов и отомстил в любом случае. У него самого — единственный на миллион шанс встретиться лицом к лицу с Анваром на своей территории, а не на территории Мендесов, и он пока не знает, сможет ли использовать его.

Дадут морские боги и черти, они смогут приплыть в знакомую бухту незамеченными и войти в город не со стороны обычной гавани, а откуда их не ждут — пешком со стороны берега. Тогда есть шанс отыскать Анвара и вскрыть ему ножом брюхо.

А если нет?

Радует одно — Зейну об этой бухте было неизвестно. Гарри обнаружил её только полгода назад, когда «Леди Энн», возвращаясь из очередного рейда, пришла на Тортугу не с обычной для них стороны. Если кто из других капитанов о ней и знает, то вряд ли расскажет офицерам Короны. Такими знаниями не разбрасываются почём зря.

— Я думаю, что возможно, британцы затаились на Тортуге, — признается Гарри, потому что скрывать уже нет смысла. Черепаший остров приближается с каждой морской милей. — Вряд ли они ждут нас прямо в бухте, без разрешения Ле Вассёра у них не выйдет провернуть это. Но они постараются нас найти.

Именно поэтому нужно скрыть золото и спрятать Эйвери с Паулой, чтобы лишние слухи не добрались до ушей Анвара Мендеса. Хорошо бы и самим затаиться в городе, в идеале — у Шерил в пансионе. Хорошо бы, но кто, кроме Бога, знает, чем всё закончится?

Беспокойство у Гарри ворочается и скребется за грудиной, и чем ближе Тортуга, тем тяжелее у него на сердце.

— Ты снова всё усложняешь, — Лиам хлопает его по плечу. Если ему и тяжело от мыслей про Зейна, он не подает виду. — У нас есть план Луи, давай придерживаться его. Если увидим, что британцы нас обнаружили, постараемся надрать им задницу. Будто у тебя были другие идеи?

Гарри улыбается: Лиам всегда старается упростить ситуацию, даже если она и вовсе простой не кажется.