И, нет, его уходу никто рад не будет. И Томлинсон — больше всех. Но пираты больше всего на свете ценят свободу, и если кто-то не хочет больше ходить под парусами «Леди Энн», то так тому и быть. Даст Бог, ещё свидятся. Хотя бы на той же Тортуге. В одном Луи прав: хорошо, когда есть, кого навещать. У Гарри снова скребет за грудиной, ведь мать в могиле уже давно, а сестра не находит покоя на том свете так же, как сам он не может найти покой на этом. По крайней мере, пока жив Анвар Мендес.
Луи с легкостью ловит перемену его настроения. Кладет руку на плечо.
— Ты вспоминаешь Джемму?
Сил отнекиваться не остается совсем, и Гарри кивает.
— Я хочу видеть, как Анвар захлебнется собственной кровью.
У Луи — целая куча сестер, так что он понимает Гарри, как никто другой. Если бы кто-то поднял руку на Лотти или на Фелисити, он первым бы перегрыз этому человеку горло и глотку выдрал зубами. А у Гарри не было возможности защитить Джемму, и теперь она мертва, и её смерть тяжелым грузом лежит у него на сердце.
— Я знаю, — отзывается Луи негромко. — Да только мало будет толку, если ты и сам при этом помрешь. Нужно всё продумать. Ты, знаешь ли, теперь не одинокий одиночка, и твоя жена с меня десять шкур спустит, если за тобой не услежу, — он усмехается своим мыслям и добавляет: — И сокровища отберет.
Гарри не выдерживает и смеется. Он и сам знает, что нужно всё обдумать, что теперь он не может лезть на рожон, рискуя собственной жизнью. Но, гнилые доски «Летучего Голландца» ему в печень, пока он думает, жизнь идёт! И кто знает, что успеет натворить Анвар Мендес? Кто знает, скольких ещё людей он убьет из-за своих грязных секретов? Почему-то Гарри был уверен, что Джемма узнала какую-то страшную тайну, из тех самых тайн богатеньких аристократов, за которые убивают.
— За сокровища не бойся, моя жена столько не утащит, сколько будет твоя доля.
— Ты плохо знаешь разгневанных женщин, — улыбается Луи в ответ. И, кажется, разговор о Джемме отходит на второй план, однако не исчерпан.
У Гарри — всего несколько недель, чтобы решить, когда и как он отомстит Анвару Мендесу, и при этом он должен сам остаться в живых и не попасть за решетку. Задача кажется невыполнимой, но Гарри всю жизнь идет на риски, даже зная, что игра может быть опасной. Не отступит и сейчас.
— Иди спать, — он кивает Луи, снова задумчиво глядящему на тёмные волны. — Отплываем на рассвете.
— Сам иди, — доносится в ответ, когда Гарри уже почти преодолевает трап, ведущий на орлопдек.
Эйвери спит, свернувшись под одеялом, и её волосы рассыпались по подушке, окружая тёмным ореолом голову. Гарри сбрасывает сапоги и через голову стягивает рубаху и садится на край койки. Может быть, Луи прав. Может быть, ему не стоило бы рисковать и продумывать план мести Анвару Мендесу — он и так неслабо щелкнул губернаторского племянника по носу, хотя предполагалось, что история закончится совсем не так. Но Господь и Провидение лучше знают, что нужно людям По крайней мере, иногда Гарри хочется в это верить. Особенно — сейчас.
Он касается большим пальцем губ Эйвери, осторожно обводит их контур. Старуха Кассандра, похоже, всё-таки видит будущее, иначе откуда она бы знала про северную звезду? Мелькает мысль, что нужно будет зайти к ней и отдать плату за гадание. Ведьма или нет, однако свои монеты она заслужила.
В коридорчике орлопдека раздается громкий голос Эрколе. Матросы возвращаются на кубрик, чтобы хорошенько выспаться перед отплытием. Гарри готов поспорить, что Луи продолжает пыхтеть своей трубкой на палубе, и, быть может, болтать с Бартом, к которому питает какую-то необычную для него приязнь. Жаль, что мальчишка сходит на берег: бесценное он приобретение, тут Луи прав. Гарри кажется, что его мысли мешаются и путаются, и он забирается под простыню, обнимает Эйвери и утыкается лицом в её затылок. Эйвери жмётся к нему всем телом — его женщина, его жена и его собственное бесценное приобретение. Северная звезда, указавшая ему путь к дому.
Гарри проваливается в сон, а просыпается среди ночи весь в поту и резко садится на койке, тяжело дышит. Он снова видит во сне Джемму, ведь от собственной совести нет спасения. Джемма — с разбитой головой и свернутой шеей, вся в крови — смотрит на него укоризненно, как умеют лишь призраки. У Гарри сердце сжимается, и он никак не может понять, соленые капли у него на губах — это пот или слёзы?
Ему кажется, что второе.
Эйвери просыпается от его резкого движения, трет ладонью глаза.
— Гарри? — зовёт, и он возвращается в обычный мир из кошмарных, зыбких сновидений. Эйвери осторожно касается ладонью его влажной от пота спины, аккурат между лопаток. — Что случилось?
«Мне снится моя мертвая сестра», — это самый честный ответ, но ей не нужно слышать правду. Не сейчас. Не здесь. Быть может, потом, когда Гарри поймет, что ему делать с Анваром Мендесом и как заставить его заплатить за смерть Джеммы. Гарри с радостью бы закинул его на затерянный в морях остров и оставил на милость старому Дейви Джонсу, например. Тот разберется.
— Ничего, — он улыбается, осторожно и коротко целует Эйвери. — Обычный страшный сон.
— С индейцами, которые гоняются за тобой, чтобы вернуть сокровища? — она смеется.
Гарри, представив это зрелище, присоединяется к ней.
— Что-то вроде. Иди ко мне, — он притягивает Эйвери к себе, удобнее устраиваясь на узкой корабельной койке. — Мы завтра отплываем, так что индейцы ничем уже не смогут нам навредить.
Правда, Гарри умалчивает, что призраки, на самом деле, не приходят с того света, чтобы мучить живых. Они живут в нас самих, и иногда они побеждают.
========== Сложные вопросы счастья. Эйвери ==========
Комментарий к Сложные вопросы счастья. Эйвери
Aesthetic:
https://pp.userapi.com/c847020/v847020340/1daa6c/ONsVdiIKZ7Q.jpg
«Леди Энн» выходит в море, и возможности отвязаться от любопытства Паулы у Эйвери больше нет. Гарри возвращается к своим повседневным обязанностям капитана: постоянно пропадает на палубе, раздает матросам задания, прокладывает курс, решает множество проблем, которые Эйвери не знакомы. Галеон рассекает волны, торопясь возвратиться на Тортугу — приближается сезон штормов, и никому не хочется попасть в самое сердце дождей и бурь. Эйвери миловал Бог от непогоды на море, но она уверена, что не хотела бы оказаться беспомощной перед стихией, бушующей гневом забытых языческих богов.
В первый же день после отплытия Эйвери обнаруживает в каюте несколько книг на английском языке — в том числе и сборник сонетов и пьес Шекспира, кто здесь читал Шекспира, интересно? Судя по слою пыли на книгах, точно не Гарри — и погружается в чтение, пока в дверь не стучат.
Эйвери захлопывает книгу.
— Эйвери? Ты не отдыхаешь?
Обычно звонкий, голосок Паулы кажется приглушенным из-за деревянной двери. Эйвери прикрывает глаза. Она любит Паулу, правда, любит, но догадывается, о чем племянница хочет поговорить, и ей не хочется делиться. Она даже не знает, что рассказать, если Паула спросит её о семейной жизни. Нужно ли Пауле вообще это знать?
Любой на месте Паулы стало бы любопытно. Эйвери помнит, как в Лондоне девушки забрасывали замужних подруг вопросами, и, хотя она не прислушивалась к их разговорам, всё равно замечала, что замужние женщины толком ничего незамужним и не рассказывают — будто отдельная каста со своими секретами, которые нельзя разглашать. Эйвери помнит, что рассказывала ей мать, что рассказывала ей Мэри, готовя к замужеству за Анваром, но всё оказалось по-другому.
Где-то в глубине души она понимает, что Пауле стоит осознавать — в замужестве нет ничего загадочного и страшного, и многое, очень многое зависит от выбранного мужчины. От его умения понять и прочувствовать состояние женщины, которую он назвал своей женой. И от наличия чувств. Эйвери теперь знает, что быть женой — не то же самое, что быть хозяйкой дома. Знает, что от мужчины в брачную ночь зависит буквально… всё? И не знает, как объяснить это Пауле. И нужно ли объяснять, если Паула, кажется, сама выбрала себе мужчину, пусть ещё не осознала это?
