— Ты сам со мной пошёл, — вяло отмахивается Луи.
— Может быть, но это не значит, что я не пожалел, — Лиам пожимает плечами и озадачено косится на Бетти. — А чего это ты мокрый?
— Только что из воды, тут озеро недалеко, — Бетти указывает в нужную сторону, и Пейн тут же меняет траекторию движения.
— Отлично, туда и идём.
— У нас ещё пол острова не хожено, — напоминает Луи.
— Вот и сходи. Мидлтон, давай, забирай своего обожаемого боцмана и веди на прогулку. А то он меня совсем не любит.
Бетти чувствует, как душно краснеет, косится на Луи и паникует, но, очевидно, зря. Лиам, кажется, совершенно ничего конкретного не имел в виду, потому что за его словами не следует ничего особенного. Стоит ли удивляться, никто не замечает, что она девушка, её идиотская привязанность остаётся незамеченной ещё легче.
— И ты решил, что пускай теперь не любит меня? Спасибо, Лиам, — они выходят на берег озера и останавливаются. Бетти всё же поворачивается к Луи. — Что, не оценили твой сарказм?
— Он считает, я несносен, — хмыкает Томлинсон без каких-либо признаков сожаления на лице.
— Хорошо, что у тебя есть я, да?
— Идите, развлекайте друг друга, а я в водичку.
Лиам, не оборачиваясь, пошлёпал к озеру, на ходу расстёгивая рубашку, и Луи тут же прихватил Бетти под локоть, утаскивая подальше от зрелища, не предназначенного для девушек. Бетти клянёт себя на чём свет стоит из-за того, что прикосновение Луи — не первое и совсем ничего не значащее, — обжигает сквозь ткань рубашки в отличие от прикосновений кого угодно другого. Глупости какие, это всё её фантазии, нет ничего такого. Она уверена, что ведёт себя правильно, когда всё в рамках работы: выполняет задание, не спорит и не думает о ерунде, но как только работа окончена, мозги у неё размягчаются. И разве её вина, что она теряет остатки здравомыслия, как только Луи оказывается в зоне прямой видимости?
— И куда мы? — спрашивает Бетти лишь бы что-то спросить и развеять тишину. Луи её отпускает, чтобы не тащить за собой, но Бетти-то чувствует, что так и так потащится за ним в любую непонятную сторону. Даже если её не попросят.
— Куда глаза глядят. Вдруг повезёт и найдётся ещё какое-нибудь поселение с золотом, — улыбается Луи. — Но если устанешь, предупреждай.
— Ох, так ты сегодня великодушен.
Бетти перебирается с кочку на кочку и пытается собрать мысли. Иногда Луи ведёт себя так, будто заботится о ней, но почему? Он узнал, что она девушка, слабое создание, которому постоянно грозит опасность, и по привычке повесил на себя за неё ответственность? Но она же не просила. И уж точно не собиралась доставлять ему ещё и такие хлопоты.
Они выбираются на широкую поляну и останавливаются, оглядываясь и выбирая путь. Бетти снимает с головы платок, раз её никто лишний тут не увидит, и проводит ладонью по волосам, которые едва начали подсыхать, но уже заворачиваются в беспорядочные кольца, бунтуя под тканью. Луи зачем-то осматривает её с головы до ног, но быстро отворачивается и продолжает движение.
— Как меня раздражает твой платок, кто бы знал, — говорит боцман.
Бетти удивлённо вскидывает брови и спешит за ним. Что его ещё раздражает кроме платка? Хотя, возможно, лучше ей не знать этого.
— Тогда, может, тебя порадует мысль, что я от него хочу отказаться?
— В каком смысле? — Луи притормаживает, оглядываясь, и Бетти равняется с ним. — Он тебя прекрасно защищает, этим меня и бесит. Я полгода думал, что ты парень.
Бетти коротко улыбается. Конечно, это именно платок виноват.
— Я хочу сойти на берег, — Луи пару секунд смотрит непонимающе, а потом резко останавливается. Бетти тоже замирает. Решение-то у неё есть, но она ещё не облекала его в слова, теперь придётся это сделать. — Я больше не буду матросом и не буду играть мужчину.
— Хватило приключений?
— Да, пожалуй. К тому же я понимаю, что эгоистично веду себя, потому что ставлю тебя перед выбором, и ты нарушаешь правила из-за меня. Так что я сойду.
Луи выглядит так, как будто очень хочет что-то сказать, но молчит. И Бетти не знает, что может сказать ещё. Вроде как ей и объяснять-то ничего не нужно, как и разрешения спрашивать, а чувство такое, будто это всё что-то значит не только для неё. А возможно ей просто кажется. Должна же она уже признать, что влюблена серьёзнее некуда, что это не детская восторженная влюблённость, что ей не просто нравится на Луи смотреть, его слушать, смешить и бесить, а хочется его касаться, хочется, чтобы он тоже к ней что-то чувствовал. И, может, она его на самом-то деле любит. Перед Бетти разверзается пропасть без дна и без границ, и её почему-то не пугает это понимание, потому что чувства слишком крепки, их остаётся только принять, вытащить уже не выйдет.
Но ничто из этого не повод оставаться на корабле. Скорее наоборот, это повод закончить свою авантюру как можно скорее и надеяться, что… Ну, что как-то всё обойдётся и её сердце не окажется разбитым. В этом, правда, у Бетти нет никакой уверенности.
— И что делать будешь?
— Пока не знаю. Но, надеюсь, денег у меня будет достаточно, чтобы исполнить парочку желаний. И, наверное, я всё-таки должна навестить отца на Антигуа.
Луи растерянно касается лба, хмурится. Потом разворачивается, отыскивает ближайшее сваленное дерево и садится на него. Жестом приглашает присоединяться.
— Значит, на этом всё? Знаешь, ты самый удивительный человек, которого я знаю, — Луи коротко хмыкает. — Ну и… Стоило оно того? Бросить всё, переодеться, стать матросом?
— Да, — у Бетти много слов о том, как она чувствует, но в конечном итоге ответ лишь один. — Может, я не всё верно делала, но оно того стоило, — она пожимает плечами и шкодливо улыбается, терять-то ей особенно нечего. — Будешь скучать?
— Буду, — Луи улыбается в ответ, и Бетти даже верит.
— Ну и хорошо. Хотя я не такая уж полезная, ты найдёшь, кем меня заменить.
— Да нет, Мидлтон, ты бесценное приобретение.
Луи снова окидывает её взглядом, как-то странно и темно, и Бетти кажется, раньше он её так не рассматривал. Рациональная её часть не принимает эти изменения за что-то важное и уж совсем отказывается принимать их на свой счёт, а что-то глубинное женское подсказывает, что изменения есть, что они что-то означают. Бетти понятия не имеет, что это такое, но если уж теперь ей уходить, почему напоследок не порадоваться тому, что есть, и не подумать, что есть что-то даже большее? Когда ещё, в конце концов, она сможет надумать себе всякое, если кроме Луи она мужчин не видит и видеть не хочет.
— Так всё-таки, что ты будешь делать? Поплывёшь к отцу первым делом?
— Наверное. Честно говоря, не сильно думала даже, — Бетти запнулась и замялась, но Луи ждёт следующих слов и она знает, что ему не всё равно. — Я должна показаться отцу, но не знаю, как это сделать.
— Надо думать, ты ему правды не скажешь? — хмыкает Томлинсон.
— Не знаю, если честно. Я уже всё сделала, ругать меня смысла нет, но на самом деле я не знаю, — Бетти только и может, что плечами пожать для большей убедительности. — Мы не виделись уже года три, за это время он успел сходить в несколько плаваний и ещё и женился. Думаю, он сильно изменился, а я — ещё больше.
Бетти опускает голову, рассматривает свои вытянутые ноги, бьёт носки сапогов друг о друга. Луи чуть толкает её плечом.
— Всё трагично? Могу разрешить поплакать у меня на плече.
— Я не хочу.
Хочет-хочет. Бетти улыбается, представляя себе это зрелище. Ловит взгляд Луи и тут же опускает голову. Ну нельзя ей на него смотреть, она от этого глупеет невозможно просто. Зато можно смотреть на его изрисованные татуировками руки и думать, что она, кажется, знает большую часть картинок, которые когда-либо оказывались у неё на виду. Да, включая ту, что обнаружилась у него на груди. У неё почти зудят кончики пальцев в желании коснуться их, но кто бы ей позволил.
— Ну не на плече, а где тогда хочешь?
— Плакать я не хочу, — смеётся Бетти. — Всё не трагично, я просто не знаю, как лучше поступить. Я же не хочу совсем отказаться от него, и чтобы он думал, что меня нет совсем. Как бы там ни было, чтобы ни случилось, я должна с ним встретиться.