Или делиться тем, что ещё не успел рассказать, что ещё не отболело и не отмучилось, а ждет своего часа. Быть может, теперь этот час не наступит? Быть может, детская боль теряет силу, если о ней поговорить?

— У таких, как я, обычно в наследство только грязь под ногтями, — заканчивает Гарри. — Но своё я урвал.

— Нет, — качает головой Эйвери и кладет ладонь ему на грудь, подтягивается чуть-чуть и шепчет в самое ухо, обдавая горячим дыханием и заставляя его внутренности немедленно скрутиться в тугой узел внизу живота: — Ты заслужил.

Гарри знает, что заслуживает быть капитаном «Леди Энн». Корабль знает, что его любят, что о нем заботятся. Но уверенности в том, что он заслуживает Эйвери, у него по-прежнему нет. Поэтому он просто тянется к ней и целует, с удовольствием перехватывая губами её протяжный стон, скользит языком внутрь. Глаза у обоих широко распахнуты, будто они пытаются впитать и запомнить каждую черточку друг друга, и поэтому Гарри отлично видит, как расширяются у Эйвери зрачки. Она тяжело дышит, щеки горят, и она так восхитительна, что Гарри хочется снова и снова любить её, вжимая в простыни и сплетаясь пальцами. Слушая потрясающие, ошеломительные звуки, которые издает его жена, выгибаясь под ним. Никогда прежде Гарри таких не слышал, и сейчас понимает, почему.

Гарри отстраняется, хватая ртом воздух, убирает прядь волос с её лба.

— Одевайся, — бормочет он Эйвери на ухо. — Хочу, чтобы ты кое-что увидела.

Звезды по бархатному небу рассыпаются серебряной вышивкой. Эйвери восторженно ахает, будто впервые видит их, а Гарри обнимает её сзади за талию и упирается подбородком в её плечо, вдыхает запах её кожи, так странно-неуловимо смешанный теперь с его собственным, улыбается. Небо прекрасно, особенно если ты находишься в море. Жаль, что ему не так часто удается полюбоваться им — «Леди Энн» не терпит лентяев. И его даже колет совестью, но Гарри давит это ощущение — он, в конце концов, женился сегодня. Имеет право на отдых, пусть и всего одним днем.

На островном берегу полыхают огни костров. Эйвери вглядывается в очертания береговой линии, освещаемой оранжевыми и алыми всполохами, и хмурится.

— Мне снился этот остров.

Гарри вздрагивает, и ему, не суеверному, в общем-то, человеку, вдруг чудится, что со стороны берега дует холодным ветром, и ветер этот несет с собой запах древних языческих благовоний и крови. Эйвери прижимается к нему, заставляя обнимать крепче и шептать на ухо что-то успокаивающе-бессмысленное. Остров в любом случае необитаем, иначе его пираты бы так спокойно на берегу не сидели.

— Здесь нет Бога, — тихо замечает Эйвери, пряча лицо у Гарри на плече. — Он не видит этого места.

— Значит, у Него тоже есть «слепые пятна» на карте, — шутит тот неловко и охает от ощутимого тычка в плечо. — Эй, что я такого сказал?!

Шутка разряжает атмосферу, но у Гарри из головы не выходит фраза Эйвери, и он всё-таки спрашивает:

— А что тебе снилось?

Эйвери качает головой:

— Просто джунгли. И заброшенный храм.

Запах древних кровавых ритуалов въедается в легкие при вдохе, заполняет всё тело. Гарри морщится, мотает головой: всё это — лишь наваждение, принесенное морским ветром и долгим путешествием. С берегов не раздаются вопли ужаса, костры не гаснут, зато доносится веселый смех. Значит, на самом деле всё в порядке. Они на чертовом краю света, это правда, но здесь они — одни. Нет ни Бога, ни черта, ни англичан. Или последние — это и есть черти?

— Значит, мы хотя бы примерно знаем, где искать, — Гарри целует Эйвери в макушку. — И если сокровищ здесь нет, самое главное из них я уже получил.

========== Необходимость. Эйвери ==========

Комментарий к Необходимость. Эйвери

Aesthetic:

https://pp.userapi.com/c850736/v850736540/d2715/eNlMiMSnHGQ.jpg

Эйвери не очень-то надеется, что ей перестанут сниться странные сны, когда они подойдут к берегам острова, и оказывается права. Она проваливается в сон в объятиях Гарри, а, открывая глаза, обнаруживает себя в древнем храме, где пахнет рассохшимися тканями, влажными камнями и древними пророчествами. Её глаза привыкают к темноте, и она оглядывается, вскрикивает — у каменной стены сидит иссохшая мумия, как вечный не-мертвый страж. Но мертвецы ничего не могут сделать живым, бояться нужно точно таких же людей, как и она.

Гарри с ней здесь нет, и Эйвери не знает, насколько это плохо. Ей холодно и страшно, да только нужно продвигаться вперед, она это знает точно.

Кажется, что стены храма в любой момент могут обвалиться и похоронить её под собой. Эйвери подбирает юбку и идет вперед, цепляясь за стены. Храм больше похож на пещеру, а старые факелы, закрепленные на стенах, давно уже погасли. Она добирается до следующей двери — гладкой, без рычагов и замков, будто плиту кто-то вмуровал прямо в стену, и запинается об очередной скелет, снова вскрикивает. Эйвери четко осознает, что всё происходит не наяву, но камни под ногами и холодные выступы стен кажутся вполне реальными. Либо она пытается убедить себя в этом.

Плита абсолютно гладкая, и Эйвери внимательно рассматривает её на поиски хоть какого-нибудь ключа. Там, в своем сне, она уверена, что ключ должен быть, уверена почти так же, как в том, что вход в храм открывается её медальоном. Она видит странные выбитые рисунки на каменной поверхности, но не может их разобрать — слишком темно для такого. Не было ли у деда каких-либо заметок об этом месте на карте? Ей кажется, что с другой стороны пергамента она припоминает мелкие убористые строчки на английском, но не может вспомнить их содержания.

Быть может, их там и вовсе нет.

Ей кажется, что её ноги касается что-то скользкое. Она вскрикивает и просыпается — пещеры нет, а есть каюта «Леди Энн» и сонный Гарри, пытающийся понять, что произошло.

— Ты в порядке? — обеспокоенно спрашивает, убирая с её лба прядь волос.

Эйвери кивает, пытаясь успокоить бешено колотящееся сердце. Её выбросило в реальность слишком быстро, и она не может осознать, что пещеры, служившей племенам древним храмом, нет. Она осталась где-то во сне. И, может быть, храма вовсе не существует, а она просто сходит с ума.

— Эй, — Гарри обнимает её. — Всё хорошо. Надеюсь, тебе не кошмар с моим участием снился, — добавляет он с улыбкой, и Эйвери улыбается в ответ. — Я бы предпочел сниться тебе в других снах, — шепчет он вкрадчиво. — Тебе бы понравилось больше.

Волны бьются о борт «Леди Энн», и для Эйвери нет более успокаивающего звука отныне. Она закрывает глаза, погружаясь в темноту, скапливающуюся под веками, и молится, чтобы дурных снов в эту ночь ей больше не снилось. И чтобы храм древней религии, пропахший кровью и сыростью, оставил её в покое хотя бы до утра.

Утро наступает для Эйвери с ругательствами мужа, в очередной раз потерявшего сапоги, и с шума на палубе. Гарри рыскает по каюте босиком, не злой, но достаточно раздраженный, чтобы кому-то из матросов досталось и за нерасторопность, и за похмелье, если они попадутся на этом.

Сапог находится под столом. Гарри цепляет на пальцы свои кольца, трясет головой, сбрасывая остатки сна, подходит к Эйвери, и она притворяется, будто спит — не потому, что не хочет разговаривать с ним, а потому, что не уверена в своей готовности появиться на палубе «Леди Энн». Она чувствует себя неловко и всё ещё смущена, хотя уже давно не думает, что пираты — это кучка безжалостных головорезов. Если бы думала — не вышла бы замуж за их капитана. И ей нравятся Барт, Луи, Лиам и Найл — у них есть что-то, чего не хватает благородным господам из английских салонов, и, кажется, это честность. Своеобразная, но…

Правда, это не значит, что ей хочется слушать шуточки команды, у которых зачастую что на уме, то и на языке, даже когда они трезвые.

Гарри садится на постель и касается её губ, стараясь не разбудить. За ребрами у Эйвери просыпается тягучая, почти болезненная нежность. Им пора включаться в жизнь «Леди Энн», один день форы, данный капитану, не должен превращаться в неделю. Гарри осторожно касается лбом её лба и поднимается.