Луи откладывает книгу, решает заняться хоть каким-то делом. Судя по тому, что Гарри здесь до сих пор нет, он всё же внял советам заботливого друга и ушёл радоваться. Кто-то же должен записать, что вчера было и почему капитан так рад.

— Подай, пожалуйста, судовой журнал, — просит Луи, но не дожидается реакции. — Элизабет?

— Так это мне? — она, наконец, отвлекается от своих «увлекательных» занятий, передаёт тетрадь даже не глядя на Луи. Двигает в его сторону целое перо и чернильницу. — А полчаса назад я была Мидлтон.

Луи едва воздухом не давится. Это что-то новенькое.

— А как мне тебя называть, интересно? Или ты успела фамилию сменить?

— «Барт» будет достаточно.

Какой, к чёрту, Барт. Луи бы посмеялся, если бы у Элизабет было хоть немного менее напряжённое выражение лица, и если бы она хотя бы на него смотрела, а не игнорировала.

— Боже, не говори, что ты обиделась, — как маленького ребёнка увещает Луи. — Я не могу звать тебя Бартом, — объясняет, как будто оправдывается, — я его перед собой не вижу.

Он правда не может больше относиться к ней, как к Барту, потому что на парня Элизабет похожа только если не приглядываться, а он уже пригляделся. Она хмурится, поднимает, наконец, на Луи глаза — зелёные, ясные и неожиданно обиженные. Да какого дьявола?

— Дело не в имени, а в том, как ты меня отсылаешь.

— Я не сказал тебе ничего, что не сказал бы кому-то другому.

Теперь хмурится уже Луи. Потому что вдруг чувствует, что она, возможно, права, и он почти чувствует себя виноватым, но что сказано, то уже сказано. Почему проблемы возникают на ровном месте? Всё же, Боже, было нормально.

— Это не так, и ты это знаешь. Я не прошу никакого особого к себе отношения из-за моего пола, но можно же общаться со мной по-человечески? Не надо говорить со мной так, как будто я самый худший из матросов на этом корабле, я этого ничем не заслужила.

— Элизабет… — он начинает почти угрожающе и тут же напарывается на ещё более скептический взгляд, — ничего подобного я не имел в виду.

— Я здесь закончила, — бросает она и спокойно уходит к двери. — Ты уже определись, пожалуйста, простил ты меня или нет.

А Луи хочется кого-нибудь убить, но не её, конечно. Её хочется остановить, хорошенько встряхнуть, высказать возмущение такими претензиями и, возможно, клятвенно пообещать исправиться. Вместо этого Луи мрачно наблюдает, как открывается дверь и в неё впархивает Паула, тут же здоровается с ними обоими.

— Доброе утро, Паула, — улыбается Элизабет и, похоже, весь её дневной запас доброты и улыбок достанется кому угодно, только не Луи. Луи достаётся честь объяснить Пауле, куда подевалась её тётя и новоприобретённый счастливый дядя.

========== Утро. Гарри ==========

Комментарий к Утро. Гарри

Aesthetic:

https://pp.userapi.com/c850620/v850620438/f0567/khIqh_vOqd8.jpg

Гарри разлепляет глаза поутру и думает, что и свадьба, и, о Господи боже, ночь-после-свадьбы — просто сон. Не может не быть сном, с ним такого не случается. Он сонно щурится в потолок, мечтая возвратиться в собственные грезы, и понимает, что в собственной койке ему тесно, поворачивает голову.

Эйвери спит, прижимаясь к его боку: обнаженная, едва прикрытая покрывалом и восхитительно красивая. Гарри прежде не видел её с утра, только в этих её платьях, с этими её прическами, и теперь любуется ею, пользуясь, что она ещё не проснулась. Длинные темные волосы рассыпаны по подушке, грудь мерно приподнимается от дыхания, а между ключиц, на одной из которых за ночь расцвел бордовый след поцелуя, медальон дремлет вместе со своей хозяйкой. Эйвери вздыхает, и розовые губы приоткрываются. Гарри вспоминает, как целовал её ночью, и думает, что он — идиот, каких свет не видывал.

Впрочем, наверное, всё влюбленные мужчины — идиоты.

Гарри хочет, чтобы Эйвери проснулась, но примерно с такой же силой этого не хочет. В животе щекочет страхом: вдруг она всё же решит покинуть его? Он ерзает на постели, морщится от слегка саднящих царапин по спине и плечам, а потом улыбается широко и глупо. Эйвери доверилась ему, позволила ему стать её первым мужчиной, и, наверное, для неё это очень важно, и если бы она не хотела, ничего бы не произошло.

Волны разбиваются о борта «Леди Энн», и Гарри слышит их призывный шум. Его зовет море и палуба корабля. Он потихоньку встает, натягивает штаны и набрасывает рубашку, разыскивает сапоги. Видит и Бог, и морские черти, он хочет остаться с Эйвери, в их теперь уже общей постели, но у капитана не бывает выходных дней. Он должен возвращаться к команде.

Эйвери недовольно ворочается, будто сквозь дрему почувствовала его отсутствие, и у Гарри перехватывает дыхание, так он хочет заняться с ней любовью снова, — с такой теплой и сонной, и абсолютно, полностью его. Наконец-то, Господи.

Работа не ждет, напоминает себе Гарри. Он прихватывает со стола бутылку грога и делает внушительный глоток. Уже не вода, но ещё не ром, а то, что нужно, чтобы прийти в себя. Застегивает рубашку и продолжает искать свои сапоги, черт бы их взял, и находит под столом. Когда вообще успел их стянуть? Гарри не помнит, для него вся ночь — это сумбурно-сладостные воспоминания, и от этого он ещё больше чувствует себя идиотом.

— О-о-о, капитан ещё живой, вы посмотрите! — гогочет вчерашний насмешник Джон. Всё никак не успокоится. — Мы уж думали, женушка вас заездила совсем, — доверительно сообщает и ухмыляется.

— Лучше заткнись, если не хочешь, чтобы тебя заездила работа, — советует ему вездесущий Барт. — Боцман с радостью найдет тебе занятие!

Эрколе, отчего-то крайне довольный, хлопает Гарри по плечу, и тот, несмотря на свою выносливость и силу, едва не приседает — в основном, от неожиданности. Капитану нравится, что команда больше рада за него, чем выражает недовольство, и только Нейт, не терпящий на борту женщин, хмурится.

— Если на острове с кем-то что случится… — вздыхает он.

— Почему должно? — Гарри догадывается об ответе, но всё равно спрашивает.

— Мы доверились женщине, — корабельный врач ворчит, пока критически осматривает один из старых парусов, манит Барта. — Этот нужно подготовить для перевязки, понял? — Мидлтон кивает и подхватывает льняную ткань.

Гарри знает все эти байки о ревности кораблей и неудачах, преследующих капитанов, променявших Фортуну на улыбки других, и считает их сказками. Они уже месяц ходят под парусами с его женой в качестве пассажирки, и никто не пострадал. Он хмурится:

— Не мути воду, Нейт, — советует, почесывая подбородок, на котором за ночь пробилась темная щетина. — Ты — хороший врач, и благодаря тебе никто из нас ещё не сдох от поноса или шальной испанской пули, но я разберусь сам.

Бурчание Нейта может всколыхнуть остальных, а Гарри не для этого оберегает Эйвери. Смута в команде ему не нужна, падение Десмонда Стайлса также началось с недовольных. Капитан Стайлс уважает и любит свою команду, почитает их за друзей, но навязывать себе решения не позволит. Как и сам себе не позволит их тиранить.

— Нейт снова со своими присказками про баб на борту? — понимающе улыбается Луи, подходя. Он снова курит, и Гарри морщится. — Прекрати кривить рожу, — советует ему Томлинсон. — Я же не корчусь при виде твоей счастливой физиономии, — ехидно вскидывает бровь, закуривает, глядя, как дымок от горящих вонючих листьев устремляется в небо. — Кажется, вы определились с вашими отношениями? — спрашивает и почему-то косится на сидящего совсем рядом Барта, фырчит: — Иди, приберись в кают-компании, Мидлтон, хватит уши развешивать!

Барт аж подскакивает от такой несправедливости, и у него вспыхивают щеки от обиды. Гарри треплет его по макушке, покрытой платком, и тот съезжает почти на нос. Мидлтон возмущенно пищит, а в глазах Луи мелькает что-то опаляющее, отчаянно похожее на… ревность?

— Не претендую я на твоего оруженосца, Томмо, — Гарри отпускает Барта работать, опирается о планшир, ощущая под ладонями нагретое солнцем дерево. — Не бесись.