— Это в какой-то степени нормально, бояться неизвестности, — начинает Луи, тщательно подбирая слова. — Её всю жизнь готовили быть хозяйкой дома, а вот как быть женой, она выяснит только после свадьбы и только с твоей… Помощью.
— Я пообещал, что ничего не будет, если она не захочет, — перебивает Гарри. — И если попросит, я её отпущу.
Луи замирает и во все глаза смотрит на Гарри. Стайлс, который в жизни о свадьбе не думал, сегодня женится на женщине, которую желает и которой обещал неприкосновенность, чтобы она не боялась. Кто бы вообще на его месте так смог?
— Гарри, если после такого приступа рыцарственности она попросит её отпустить, то я даже не знаю, что женщинам нужно, — он сжимает плечо друга. — Раз такое дело, у тебя и самого больше времени подумать, нужна она тебе или нет, — судя по взгляду Гарри это Луи зря сказал, Стайлс и без того себе всю голову сломал. — Ладно, давай мы вас поженим, а дальше вы уже сами будете действовать по обстоятельствам? Может, и к лучшему, сможете друг на дружку посмотреть без постоянной внешней угрозы и необходимости прятаться, так и уверитесь, что всё правильно сделали.
Это соображение несколько подбадривает Гарри, который перестал, наконец, сверлить взглядом противоположную стену. Луи ждёт, уверенный, что на этом откровения не кончились. Такие разговоры никому не даются просто, и уж точно не Гарри, который привык все проблемы решать сам, и если начал говорить, значит накипело.
— А ещё мы оба понятия не имеем, как должна выглядеть нормальная семья. У меня примера не было, а у неё… — Гарри выразительно морщится. — Ты видел её мать.
Он собирается жениться формально, но думает о семье? И кому только врать пытается?
Возможно, нормальная семья и пиратский корабль — несовместимые вещи. Возможно, нормальных семей вообще не существует. Возможно, следовало бы спросить об этом Лиама.
— Вы два нормальных человека, вы разберётесь, — с уверенностью говорит Луи. — Кажется, в последнее время у вас неплохо выходит разговаривать, это должно помочь. В конце концов, вам в первую очередь должно быть комфортно, нет?
Луи и сам понятия не имеет, что несёт, его родители относились друг к другу с теплотой, но никогда не забывали, что брак был договорным, обычным для их среды, семью сестры он наблюдать не имеет возможности, а в дела Лиама и Шерил друзья старались носы не совать.
О браке и любви никто из них до недавнего времени не задумывался, тем более о свадьбе в таких обстоятельствах. Но свадьба — идеальный выход из неопределённой ситуации для Эйвери и, возможно, идеальный выход для неё и Гарри вдвоём, возможность разобраться в собственных чувствах. И теперь в запасе есть всего день, чтобы устроить эту самую свадьбу.
Спокойнее всех на новость реагирует Лиам.
— Ага, один есть. Теперь осталось женить вас двоих, — говорит он, закидывая руки на плечи Луи и Найлу. — Обидно, что мисс осталась только одна, а?
Судя по милым прогулкам Найла и Паулы на палубе, если вторая мисс попадёт в беду, можно быть уверенным, ей тоже предложат руку, сердце и всё, что захочется. Про третью мисс, слава Богу, никто не знает.
В одной из кладовок на орлопдеке слышно необычное оживление и, заглянув, Луи обнаруживает там Элизабет, целиком поглощённую «искуплением вины» — стоя на табуретке она перебирает содержимое высокого древнего шкафа, расставляя на верхних полках тетради. Спонтанно изобретённая «кара» была глупой, но кто-то же должен когда-то заняться уборкой. Элизабет поворачивается и, понимая вдруг, что не одна, вздрагивает, прижимает руку к груди.
— Нельзя же так подкрадываться!
В кои-то веки на голове у неё нет платка, видно, что отрастающие волосы она не остригла, и это выглядит как вызов. Или Луи теперь всё в ней кажется вызовом и не без оснований — девчонка водила всех, и его в первую очередь, за нос больше полугода и не видит в этом ничего такого уж вопиющего.
— Я не подкрадываюсь, это ты ничего не слышишь. И пугаешься зачем-то.
— Вдруг ты решил меня съесть, — хмыкает она, переведя дух.
— А ты что, вкусная? — делано удивляется Луи, опираясь плечом о косяк двери.
Теперь, когда она знает, что прощена и на неё не получается злиться, хотя видит Бог, Луи пытается, к ней возвращается прежнее весёлое расположение духа, разве что без показного энтузиазма Барта. Он её не пожалел, но внятно объяснить, почему простил вчера и никому о ней не сказал, не получается. Правда в том, что он не может ничего сделать с тем, что его всё устраивает.
— Не знаю, никто не проверял. Ты пришёл убедиться, что я не отлыниваю?
— Разумеется.
А ещё ему просто любопытно на неё посмотреть, теперь он замечает какие-то мелкие, совершенно очевидные детали — движения рук, узкие запястья, постановку головы, всё, что, как ему теперь кажется, просто кричало о правде.
— Я никогда не отлыниваю, — улыбается она. — И я почти закончила с этой кладовкой. Тут судовые журналы и карты, — она опускает ладонь на открытые полки шкафа, — а в ящиках старые приборы. Всё, что нельзя починить, я отложила, чтобы выбросить, а с остальным сам решай, что делать. И ещё кто-то от руки рисовал карту звёздного неба, но не закончил.
— Дай-ка.
— Хочешь ей заняться?
Луи отлепляется от косяка и протягивает руку за старыми записями, которые вызывают почти ностальгические чувства. Карту рисовал старший помощник Десмонда Стайлса ещё когда Луи впервые оказался на борту корабля, но закончить не успел, встретившись с испанской пулей. Луи отрицательно качает головой и возвращает карту.
— Не сейчас.
— Правильно, пускай ещё пару лет полежит, — соглашается Элизабет.
Она собирается спускаться со своей табуретки, и Луи безотчётно подаёт ей руку, которую она принимает. Что сделали, оба понимают только тогда, когда Элизабет оказывается на полу, мгновенно краснея. В тесной кладовке разом становится совсем тесно.
— Главное так на палубе не сделать, — смущённо произносит она и тут же переводит тему. — Новость о свадьбе капитана произвела фурор. Теперь знатоки утверждают, что у него отличный вкус, — она фыркает, выражая одним звуком всё отношение к осведомлённости знатоков, и поворачивается, проверяя содержимое шкафов.
Луи как будто только что осознаёт, что она девушка, живущая в окружении мужчин. Разговоры на кубрике не для нежных девичьих ушек. И работа на корабле не для нежных девичьих рук, и вообще женщинам на корабле не место, только в исключительных случаях, и уж конечно не место им на кубрике в качестве матроса. Но говорить об этом Элизабет так же бессмысленно, как злиться на неё.
— Без сплетен и жизнь не жизнь для некоторых.
— А может для них это такой способ выразить одобрение и радость, — предполагает она, задвигает последний ящик и поворачивается. — Вместо «счастлив за тебя» у вас, мужчин, принято говорить «я сделал бы так же». А у нас, женщин, принято радоваться и беспокоиться, что всё готово, жених будет выглядеть прилично, у него в каюте прибрано и хватит места для двоих.
— Можешь проверить, — смеётся Луи, откровенно развлекаясь её рассуждениями. Стоило её простить, и вот, вернулись привычные разговоры обо всём. — И внешний вид его одобри заодно.
— Может и одобрю, — она чуть отклоняется, окидывает его внимательным взглядом профессиональной портной и такой же профессиональный женщины. — В крайнем случае, ты на него повлияй.
— Ты знаешь, что радуешься даже больше жениха и невесты?
— Странно было бы, если бы они пустились в пляс. Это ведь то, что хочется разделить только между собой и с близкими людьми, а тут целый любопытный корабль, — Элизабет улыбается мягко, почти смущённо, но действительно радостно, и она вся вдруг оказывается тёплой, светлой и мягкой, а Луи чувствует, что широко улыбается в ответ, глядя на неё сверху вниз, как будто так и надо. — Знаю, ты думаешь, я наивная, и ты прав, но ведь они не стали бы жениться, если бы не хотели этого. И я не слепая, все свои нелепые ссоры они оставили на Тортуге.