Гарри отступает ещё, разворачивается, сжимает пальцы в кулаки. Его плечи напрягаются.

Эйвери думает: она не может оставить его так. Он ей нужен, так глупо, она согласилась ведь разделить с ним свой выбор, свою предполагаемую свободу, почему он не понимает, что ей просто страшно? Слова матери в её голове бьют просто набатом: «Ты должна выйти замуж, покориться мужу, терпеть, потому что у нас нет другого шанса выжить и обеспечивать себе привычный уклад жизни». Замужество для неё навсегда связано со словом «долг», и Гарри употребляет именно его. Будто для него их предполагаемый, Господи Боже, брак — это долг тоже. И от этого ноет и звенит болью где-то в сердце.

Но Эйвери вспоминает его поцелуи, его прикосновения, они обменялись ими за эти вечера достаточно, и думает, что если это всё — не настоящее, то что тогда истинно? Гарри целует её жадно, будто не может насытиться, и они дотрагиваются друг до друга сквозь одежду с любопытством детей и пылкостью взрослых, и с каждым разом остановиться сложнее и сложнее. Эйвери знает, что не может позволять Гарри касаться её… так, и целовать, прикусывая губы и лаская их языком, но позволяет. Льнет к нему сама, запуская пальцы в темные волосы, водит ладонью по его торсу, по животу. Шлет к черту материнские наставления. Всё, что происходит между ними, неправильно с точки зрения её воспитания и общества, в котором она росла, но её душа говорит, что — нет, всё так, как нужно. Что ей необходимо что-то настоящее и честное, и Гарри — именно такой. Хоть и пират, но благороднее аристократов. И Эйвери доверяет своей душе. И доверяет Гарри, который обещал, что защитит её и сдерживал свое слово до сих пор. Он продолжает защищать её. А ещё он, кажется, думает, что она не хочет стать его женой.

Только он не совсем прав. Она просто боится. Эйвери боится потерять с таким трудом обретенную свободу, боится потерять и больше никогда не найти себя, и этот страх в ней борется с пониманием, что свободолюбивый и гордый капитан Гарри Стайлс никогда не запрет её в клетку. Она даже не боится умереть, как оказалось, она боится перестать быть собой.

Понимание, что Гарри будет беречь её, но не ломать ей крылья, побеждает. Эйвери касается ладонью его спины.

— Гарри…

— Что? — отзывается он глухо.

— Я не отказывала тебе.

Гарри замирает, выпрямляется, но не оборачивается, боясь увидеть её лицо. Эйвери плюет на все правила приличия и утыкается носом чуть выше его лопаток, вдыхает запах его тела, пота и морской соли, впитавшейся в ткань рубашки. Гарри выдыхает сквозь сжатые зубы.

— Эйвери…

Ей нравится слышать свое имя, срывающееся с его губ. Вот так, с надрывом.

— Я хочу стать твоей женой, — она жмурит глаза и решается. — Я просто боюсь.

Гарри разворачивается так резко, что Эйвери едва успевает отступить.

— Ты… — начинает он. Эйвери качает головой. Ей нужно, нужно объяснить ему, почему она так отреагировала, что за буря в ней бушует, чего она так опасается.

— Я видела семейную жизнь своих родителей, — она облизывает губы, не уверенная, что готова делиться своими мыслями. Она знает Гарри не так долго, и за всю жизнь доверяла только разве что собственному отцу. Она не знает, как раскрывать перед другими людьми душу, но чувствует, что должна сделать это сейчас. — Они почти не разговаривали между собой, ночевали в разных комнатах, даже воспитывали меня по-разному. Мама говорила всегда, что брак — это договор, это удачная сделка, и валюта в ней — моя внешность, в первую очередь, которую мне Господь что-то не подарил, — на этих словах Гарри громко фыркает. — Я должна была выйти замуж, чтобы обеспечить себя и мать после смерти папы. Это значило потерять последние крупицы счастья, которые мне папа хоть раз пытался подарить. У меня не было выбора. Слово «должна»… — Эйвери сглатывает. — Оно меня пугает, и ты…

Черт, она всю жизнь была кому-то должна.

— Прости, — Гарри хватает её за плечи, тянет к себе, и его ладони обжигают. — Прости, — он утыкается носом в её волосы, заплетенные в простую косу, целует Эйвери в макушку. — Я такой болван, дьяволы морские, — он шепотом ругается, и Эйвери ощущает, как её отпускает вдруг. Она не договорила, но больше и не требуется, Гарри понял её и так. — Разумеется, ты не должна выходить за меня замуж. Я просто хочу, чтобы ты была в безопасности, хочу защитить, потому что… — он бормочет что-то едва слышное. — Прости, — берет её лицо в ладони. — Я хочу на тебе жениться, — твердо произносит Гарри. — Ни на одной женщине не хотел, а на тебе хочу, и не нужно мне ждать год, чтобы понимать, как ты необходима мне. Но если ты не хочешь, ты можешь просто сказать мне. И мы придумаем что-то ещё, чтобы спасти тебе жизнь, если мои матросы потребуют твоей крови. Любое твое решение я приму.

Эйвери смотрит ему в глаза. В голове у неё полная каша, мешанина: пиратский капитан делает ей предложение, называет себя болваном — при его-то самоуверенности и гордости! Признается, что сделает всё, чтобы уберечь её. И не то чтобы это были девичьи мечты, ставшие явью, Эйвери вообще никогда не представляла себе ни будущего мужа, ни предложение, с самого детства зная, что романтические чувства и прелестные картины, воображаемые её сверстницами-подружками, ей заказаны и судьбой отведены. Только Гарри осторожно касается пальцами её лица, ждет её ответа, и он готов смириться с любыми её словами, проглотить собственную гордость.

А разве она уже однажды не дала ему ответа?

— Я выйду за тебя замуж, — Эйвери отвечает ему тихо, и Гарри приоткрывает рот, очевидно, не ожидая согласия. Трясет головой, расплывается в улыбке, а лицо его светлеет. Ждал, надеялся, боялся и пытался верить. Эйвери чувствует, как и с её плеч падает тяжесть. — Только…

— Эй, — он морщит нос, так смешно и забавно. — Не бойся меня. Обещаю, что отпущу тебя в тот же миг, если ты попросишь меня об этом, — Эйвери знает, что не попросит, хочет возразить, но Гарри кладет палец ей на губы. — Тш-ш, дай мне сказать. Я тебя слушал. И я обещаю, что наш брак не… — он запинается, не зная подходящего слова. — Ты не будешь моей женой по-настоящему, если не захочешь, — заканчивает он. — На случай, если ты захочешь уйти и снова выйти замуж. Здесь нас никто не повенчает, и хотя Луи может поженить нас, как боцман и первый помощник, на суше, если ты захочешь, никто не узнает.

Гарри убийственно серьезен, а Эйвери тронута его заботой о ней и её душевном состоянии. По её телу разливается тепло: о ней давно так не заботились, она была вещью, чьи чувства и эмоции никого не волновали. Она вздрагивает от мысли, что брак нужно подтверждать, и не очень понимает, что это значит. Мать говорила ей, что мужчина всегда жаждет получить своё, а женщина должна терпеть. Должна, всегда должна терпеть и ждать, когда закончится это «что-то», по-видимому, для матери совсем неприятное. Но в объятиях Гарри так невыносимо-сладко-мучительно, и в низу живота снова тянет, и Эйвери почему-то кажется, что с ним будет иначе, и мать не права, и…

Она подумает об этом позже.

— Спасибо, — отвечает она.

Гарри прислоняется лбом к её лбу.

— Тогда будь готова к завтрашнему вечеру.

И теперь у Эйвери есть сутки, чтобы осознать: скоро она станет Эйвери Стайлс, и её будущий муж — пират.

========== Извинения. Бетти ==========

Комментарий к Извинения. Бетти

Aesthetic:

https://pp.userapi.com/c849536/v849536417/19bc86/kVD70rYCw6Q.jpg

Глубокой ночью всё как-то немного нереально: тени гуще, ощущения яснее и объёмнее, а все мысли будто обострены в разы — отгоняемые днём, они приходят ночами. Бетти часами не может заснуть, сначала сетует на Эра, который храпит совсем уж душераздирающе, но потом понимает — он не виноват, это у неё нервы натянуты до предела. Глаза и те не хотят держаться закрытыми, и Бетти просто смотрит в потолок, смутно различая там плотно пригнанные доски. Впрочем, в последние дни она вообще на себя не похожа из-за сумбура в голове, благо, что не заметил никто. Мысли царапаются и требуют их думать, и от этого хочется постучать головой о стену. Бетти даже стукнулась разок на пробу, когда стало совсем тошно — было больно, а ума не прибавилось.