По всему выходит, что на авантюру с сокровищами надо соглашаться. Когда будут говорить с командой, историю приукрасят, выкажут больше уверенности, чем у них есть, и убедят в том, что сокровища точно есть и точно несметные. А дамы ещё и выкуп обещанный выплатят из своей доли. Что делать, если сокровища не окажется — а может и острова не окажется? — решать придётся на месте.

Луи пол ночи сидит с трубкой, вглядываясь в тёмный берег сквозь завесу белого дыма, но факты не меняются, и новые пути решения проблем тоже не приходят ему в голову. Наверное, все они сделали выбор сразу, каждый по своим причинам, и выбор этот единственно верный, потому что единственно разумный. И безопасный.

К Гарри Луи является с утра, едва тот поднимается с кровати и способен хоть как-то воспринимать реальность. Вокруг и около можно не топтаться, так что Луи переходит сразу к делу.

— Я думаю, мы должны идти по карте. Потому что мы не можем оставаться здесь, и если вернёмся на Тортугу, нас, опять же, или перехватят или найдут позже. К тому же, мы теряем деньги губернатора и надо это компенсировать.

Гарри согласно кивает, трёт подбородок и снова кивает. И, кажется, пытается не выглядеть слишком уж довольным, потому что отлично понимает, что его радость иррациональна. Гарри, может быть, не знает, чего именно хочет от Эйвери, но Луи точно знает, чего Гарри не хочет — не хочет выпускать её из рук и отдавать кому-либо. Особенно Анвару Мендесу. Ну, значит, не отдадут.

— Гарри, у меня есть аргументы, и поэтому я думаю, что мы должны воспользоваться картой. А теперь, глядя мне в глаза, скажи, что ты этого хочешь, потому что у тебя тоже есть аргументы, а не только из-за Эйвери.

Гарри улыбается, демонстрируя свои очаровательные ямочки, но Луи на это не ведётся. Гарри пожимает плечами.

— Конечно, это не из-за неё. Остаться мы не можем в любом случае, так почему не попытать счастья?

Да они всю жизнь это счастье пытают, и всё-таки Фортуна, кажется, им всё прощает. Не для того же она вела их всё это время, чтобы потопить сейчас, верно?

— Ты хочешь Эйвери, это я понял. И надеюсь, ты подумаешь о том, к чему это может привести, прежде чем взять то, чего хочешь. Но, — Луи отмахивается от возражающего Гарри, — об этом потом, сначала надо уйти отсюда, а не решать твои сердечные дела.

Может, Гарри и готов хоть сейчас рассказать о том, что ему нужна Эйвери, но Луи не уверен, что хочет знать — он помнит его вчерашнее обалделое лицо, и пока ему этого достаточно, без подробностей о том, что они там с Эйвери кроме карты обсуждали. Сначала надо уйти с этих проклятых островов и проложить курс, а потом можно и всё остальное. В конце концов, у Гарри из проблем — только не ошибиться, это у Луи непонятно что в голове.

На выходе из каюты его догоняет вопрос.

— Луи, что дороже золота?

— Жизнь.

Луи отвечает, почти не задумавшись. А задумавшись, понимает, жизнь дороже вообще всего, потому что всё можно купить, даже если не за золото, а вот жизнь — вряд ли. И если они попадутся англичанам с их тремя кораблями, жизней своих они лишатся.

Завтрак проходит в обсуждении, и, разумеется, Лиам и Найл тоже согласны с единственным вариантом спасения, потому что подумали и не собираются умирать. Заглянувший Эд очень рад, что драки с англичанами не предвидится и, успокоенный, спешит уйти. «Королевские драгоценности» уходит из бухты ещё до полудня, от греха — англичан, то есть, — подальше.

Вопрос только, что именно имеет смысл сказать команде? Ни слова о письме Зейна, разумеется, и ни звука о любых сомнениях — а сомнения, кажется, есть у них всех. Сходятся на том, что во всём будут винить англичан и, конечно, карта у них целая и вполне достоверная. Законы берегового братства требуют обсудить ситуацию с командой, они и обсуждают. А нравы берегового братства просты — кто громче и уверенней орёт, тот и прав. Под настроение орёт Гарри будь здоров, и хотя новости неутешительные, откровенного бунта не предвидится. Собственно, бунт им не поможет, и это все понимают.

— Всё из-за мартышек этих в юбках! — поднимается голос слева.

— Интересно, он во всех своих бедах женщин винит, а? — голос справа.

Луи даже, к чёрту, не удивлён тому, что ядом плюётся Барт, а Эрколе, возвышающийся над большинством окружающих, хохочет рядом за четверых. Джон, изображая одобрение, шлёпает здоровую ручищу Барту на плечо и добавляет:

— Ну кого же винить, если он сам никуда не годится?

Но смех не рассеивает сомнения.

— Как мы можем верить, что карта у девчонки настоящая? А и настоящая, так давайте карту заберём, да их здесь высадим.

Это предложение встречает отклик, вспоминают, что женщинам на корабле не место. Эрколе куда-то нагибается, потом распрямляется и вещает громовым голосом:

— Никто не просит тебя верить мисс, дурья твоя башка. Верь капитану, он нас ни разу не подводил, — Эр смотрит вниз, где маячит макушка суфлёрствующего Барта, усмехается и снова поднимает голову. — И, в отличие от тебя, он головой пользоваться умеет.

Компания справа опять ржёт, их смех подхватывают остальные.

— Понять не можешь, так слушайся молча, — любезно советует Луи.

— Карта настоящая, — уверяет Гарри. — Давайте, будьте мужчинами, или мы вернёмся на Тортугу с пустыми руками?

Бунта не предвидится, сомнения уже начинают укладываться. Все соглашаются с тем, что уходить надо в любом случае, и лучше уж за сокровищами, чем ползти с позором домой. И раз решение принято, начинает кипеть работа — нужно хорошо запастись всем, чем можно, для перехода, и команда отправляется на берег за водой, мясом и всем, что найдётся. На всё про всё у них максимум два дня, так что ребята активно шевелятся.

А Луи и Гарри прикидывают курс. Без второго куска карты полагаться приходится только на слова Гарри и Эйвери, но и с одним куском хотя бы можно понять направление. Значит, Атлантический океан. Направление хорошо уже тем, что там-то их вряд ли догадаются искать англичане, не найдя их на Юнионе. А искать будут, тут и к гадалке не ходи.

Что дороже золота? Всё, всё, всё на свете можно купить или хотя бы оценить. И всех. Оказалось, оценить можно даже дружбу и общую историю, как это сделал Зейн. Оценить нельзя жизнь, потому что когда ты мёртвый, не имеет никакого резона что-то ещё оценивать, да? К чёрту бы это всё.

— Зачем Эйвери доля в сокровищах? — спрашивает Луи. — Я понимаю, что карта её и всё такое, но зачем бы ей вообще ввязываться во всё это? На Ямайку, я так понял, она не собирается?

Луи спрашивает у Гарри, потому что Гарри вот он, а Эйвери где-то у себя, и потому что Гарри наверняка знает. И потому что Гарри это наверняка важно.

— Хочет осесть вместе с Паулой на материке. Начать новую, свободную жизнь.

Луи удивлён, он ожидал чего угодно, только не такого. А что, собственно, такое свобода?

— Она ведь совсем не знает жизни, да? — Луи улыбается. — Начать всё заново не так просто, а деньги имеют свойство заканчиваться.

Гарри пожимает плечами. Для него мысль о том, что Эйвери на Ямайку не собирается, имеет другие оттенки, и наверняка думал он только о том, что она куда-то не собирается, а не о том, что планирует делать. И, наверное, так правильно — всё ещё успеет перемениться, раз уж за пару недель мисс Клементс, кажется, полностью изменила отношение к ужасным пиратам. Интересно знать, что о планах тёти думает Паула?

— По сути, у нас снова нет выбора, да? — Гарри потирает подбородок. — Или к англичанам на виселицы или в океан по обрывку карты.

— Если есть «или», значит выбор всё-таки есть, — улыбается Луи. — Мы оказывались в ситуациях и похуже, но удача всё ещё на нашей стороне.

Гарри фыркает.

— Я вспомнил гадалку, Кассандру — ох и безумная старушенция. Она сказала, что Фортуна не разбирается в мужчинах.

Луи смеётся. Ну, им же лучше, что так.

— Хоть в чём-то шарлатанка права.

— Да как посмотреть, — тянет Гарри.

Но больше ничего не говорит, а Луи и не горит желанием обсуждать туманные предсказания, которым срок уже несколько лет. Переводят тему и до конца дня готовят план перехода. Команда тоже не зевает и практически готова к отплытию — сняться с якоря можно будет уже утром, и если только ветер продержится, они смогут уйти достаточно далеко и пропасть без следа ещё прежде, чем англичане вообще доберутся до места встречи.