— Но это так, ты таким родился. Этого ничто не отнимет.

Томлинсон качает головой. Может и так, но… Но в таком случае Мидлтон тоже предстоит носить дворянскую фамилию, только и всего. Ему думается, родители одобрили бы такую невестку, а остальных предков он бы не спросил.

— Мидлтон, ты собираешься за меня замуж или нет? Прекращай выдумывать, я всё равно тебя уговорю.

Её явно не нужно уговаривать, Луи чувствует улыбку в уголках её губ, когда снова целует. Он совершенно определённо нашёл женщину, которую создали для него, и эта женщина вполне с этим согласна.

Но к ощущению почти детского восторженного счастья примешивается привычная серьёзная обеспокоенность. Чёрт бы всё побрал, что-то им действительно придётся обсудить — не чьё-то происхождение, а вполне реальный нынешний статус. В конце концов, обсуждения им всегда удавались, и уж сейчас Элизабет заслуживает предельной откровенности. Луи заглядывает ей в лицо, чуть не теряет все слова и решимость к серьёзным разговорам. На секунду закрывает глаза и чуть отодвигается, собираясь с дельными мыслями.

— А теперь серьёзно, — выдыхает он. — Бетти, ты же знаешь, что я пират. И я только что из тюрьмы Порт-Ройала, — скептический вид Мидлтон, которая его оттуда и вытаскивала, заставляет пытаться лучше сформулировать мысль. — Если нас сейчас и встретят на Тортуге без губернаторских солдат, я так и останусь пиратом с сомнительным довеском благородных родственников.

Бетти пару секунд выглядит обескураженной, но потом задумывается и серьёзнеет. Тяжело вздыхает и решительно мотает головой.

— Если ты уйдёшь с Тортуги подальше от губернатора, ты возьмёшь меня с собой.

— Это может быть опасно!

— А жену на Тортуге оставить нормально будет? — возмущается она. — Я точно знаю, что ничего с вами на Тортуге не будет, губернатор быстренько раскается в сотрудничестве с англичанами, потому что иначе ему придётся иметь дело со всеми пиратами острова разом. Угадай, кто победит? И вообще, я отлично знаю, кто ты такой, и меня это почему-то не смущает. — Луи тихо смеётся, с облегчением понимая, что она его до сих пор не судит. Кажется, если губернатор не раскается, ему придётся иметь дело с Элизабет, и тогда ему уже никто не позавидует. — Послушай, я знаю, что у тебя вся жизнь опасная, и ты умеешь эти опасности контролировать, просто… — Бетти мягко касается его скулы под длинной ссадиной, кусает губы, ища слова, и, наконец, вздыхает. — Просто пообещай, что дашь мне знать, если что-то действительно будет тебе угрожать и если тебе нужна будет помощь.

— И ты доверишь мне самому решать, что действительно опасно?

— Да.

Луи долго на неё смотрит, осмысливая всё сказанное. Она действительно рискнула собственной головой, чтобы спасти его, и теперь просит о самой малости — разумно взвешивать риски. Само собой, он всё сделает. Луи медленно качает головой и широко улыбается.

— Я тебя люблю, — он касается её губ коротким поцелуем. — Кстати, я пират, и твой отец каким-то образом должен об этом узнать.

— Я всё равно выйду за тебя замуж, прекращай выдумывать, — Бетти шутливо толкает его в плечо. — Не думаю, что расскажу ему всю правду, но могу рассказать часть; я случайно сбила тебя на улице, потом мы познакомились и… Вот. — Луи вопросительно вскидывает бровь, и Бетти чуть краснеет. — Я правда однажды тебя случайно задела. Через несколько дней мы и познакомились, правда я представилась Бартом Мидлтоном.

— Так я должен был узнать тебя по острым локтям? — смеётся Луи.

Не так часто на него из-за углов падают девушки и, едва извинившись, сбегают, и он что-то такое припоминает. И сейчас ему жаль, что Бетти тогда сбежала. Он скользит взглядом по её лицу, по шее, по платью и думает, что мог бы всегда видеть её такой, а не в огромной рубашке и штанах. Взгляд цепляет белую ткань под не до конца затянутой шнуровкой синего платья.

— Любопытная конструкция.

— Просто платье не моё и оказалось мало, — смущённо объясняет Бетти.

— Тебе всё равно идёт.

Луи не удерживается, касается шнуровки пальцами. Она его гипнотизирует, и как, скажите на милость, ему не смотреть, если Бетти в платье это просто какое-то чудо, которое хочется рассмотреть и потрогать. Это не считая того, что благодаря тому, что он полгода наблюдал за ней в мужской одежде, теперь слишком легко представить, что под этим платьем. Этого он вслух не скажет, что он за джентльмен такой? Ладонь ложится Бетти на талию, подальше от шнуровки.

— Сойдём в порту, я куплю тебе кучу платьев. Выберешь самое красивое, в нём отведу тебя в церковь и женюсь. Хороший план?

Бетти прикусывает губу, чуть краснеет.

— Так ты женишься на мне на берегу?

— Это правильно, разве нет? Нас обвенчает священник.

— Да, но я хочу тебя, а не платье и священника.

Она его до помешательства доведёт, не иначе. У Луи разом скручивает все внутренности и поджигает. Он утыкается ей в волосы, глубоко вдыхая, но пожар не унимается, потому что Мидлтон вот она. И он знает, она не имела в виду именно того, о чём он думает, но, Господи, как же это прозвучало!

— Бетти, я взрослый мужчина, со мной так нельзя, — выдыхает он.

— Даже мне?

— Как раз тебе и нельзя. А то я стану совсем буйным.

Бетти тихонько хихикает, обдавая его шею горячим дыханием, и легче Луи не становится вообще никак; её слова всё ещё рефреном отдаются в голове. Он вдыхает её запах и думает, что сам пахнет совсем не так приятно. Это немного отрезвляет, и Луи чуть отодвигается.

— Ты очень красивая, правда. И я очень тебя люблю. И очень хочу, так что не дразни меня.

Будто она и так не чувствует, будучи прижата к нему всем телом. Бетти смущённо опускает голову, и Луи приходит идиотская мысль, что он обожает её румянец, и то, что её нисколько не испортило проживание с матросами в кубрике.

— Ты заставляешь меня краснеть, — тихо говорит она.

— И всего-то? — хмыкает Луи.

— Кто ещё кого дразнит!

Луи поддевает её нос своим. Сам не знает, зачем, но Бетти это заставляет засмеяться. И, разумеется, ему нравится её дразнить, так же, как это нравится ей. Ему нравится её улыбка, её глаза, он любит её смех и её чувство юмора, и её склад ума, и то, как она его обнимает и как слушает. Он её любит, он её обожает, он её желает, и ему меньше всего на свете хочется ждать, даже если это правильно. Он знает, что глупо откладывать важное до лучших времён, он в этом убедился.

— Сердце моё, ты выйдешь за меня замуж прямо сегодня?

— Конечно, — она широко улыбается, поднимая глаза, и Луи кажется, она светится.

— Какая ты нетерпеливая, — хмыкает он. Снова, в который уже раз касается её лица, очерчивая контуры улыбки и зная, что она простит его поддразнивания.

— Просто я люблю тебя.

Элизабет мягко счастливо улыбается, и для Луи после этих слов всё сразу становится вполне возможным и логичным. У них на корабле аж три капитана, где-то у него в каюте есть кольца (а если не найдутся, он знает, с кого их можно снять), выглядит он относительно прилично, в каюте хватит места на двоих, и, всего святого ради, на кой-ему священник. Луи наклоняется ниже, чувствует, как Элизабет обвивает его шею руками, кончиками пальцев обрисовывает контур затылка.

— Всё-таки любишь?

— Будто ты не знаешь, — выдыхает она ему в губы.

Луи может поклясться, он чувствует, как её сердце стучит, ударяясь в его грудь. Он целует её верхнюю губу, нижнюю, забирает вздох, вовлекая в поцелуй, скользит языком по губам, дальше, и его с ума сводит тихий стон и ответное движение. Он чувствует ладонь Элизабет у себя на шее, на плече под рубашкой и, кажется, сам едва слышно стонет в ответ.

Элизабет отзывчивая, податливая, мягкая, как мечта. Сама, слава Богу, реальная. Он был уверен, такого не бывает, что движение начинается в одном теле и кончается в другом, что каждый вздох — как звезда на небе, и эти звёзды указывают путь в темноте. И вот Элизабет в очередной раз доказывает, что ни черта он не знает. Но на такое обучение он согласен.