— Не уверен, что хочу тебя сейчас видеть, — говорит Лиам. — Я и так устал.

И это объяснимо, но вообще-то обидно. Потому что реальная причина, почему Лиам не хочет её видеть, то, что она женщина и он не представляет, как с ней теперь держаться. С Бартом можно было общаться на равных, с Элизабет Мидлтон — нет.

— Закрой глаза, это обычно помогает, — тихо говорит Бетти. Она закрывает дверь кают-компании, подходит к столу, мельком рассматривает карту моря вокруг Ямайки, собираясь с мыслями. — Послушай, я не буду извиняться за то, в чём не раскаиваюсь. Я женщина, и мне жаль, что пришлось об этом врать, но мне не жаль, что я это сделала. Потому что ничего дурного от меня не было.

Лиам опирается локтями на стол, подпирает подбородок ладонями, задумчиво её рассматривает. И наверное ему просто нужно время — не столько для того, чтобы простить, сколько для того, чтобы принять. И это очень, очень отличается от того, что было несколько недель назад в той же кают-компании: тогда Луи был в ярости, а ей жизненно важно было оправдаться перед ним. Теперь она предлагала Лиаму как-нибудь самостоятельно справиться со своими эмоциями.

— Вздорная ты девчонка, — вздыхает Лиам совсем не зло, а устало. — Как Луи тебя терпел?

— Вот спросишь у него.

Вовсе она не вздорная. И Луи это знает. Бетти пожимает плечами и опускает голову, по привычке перебирает перья в стакане.

— И спрошу. Давно он знает про тебя?

Бетти достаёт сломанное перо, вертит в руках и не торопится отвечать. Потому что кое в чём она всё же раскаивается — в том, что из-за неё Луи пришлось если не врать, то не говорить правды лучшим друзьям.

— Он сам узнал. Перед тем, как мы пришли на остров, — Бетти смотрит Лиаму в глаза и почти просительно добавляет: — не надо только его за это осуждать. Поверь мне, он совершенно не был в восторге от правды, он просто меня пожалел.

Бетти не знает, пожалел он её или нет. Ей по-глупому хочется думать, что дело было не только в жалости, но правду может знать только Луи. Лиам хмыкает и качает головой.

— Кто угодно тебя пожалел бы. Ты и матросом была полезным, а уж когда узнаёшь, что ты женщина… — Лиам пожимает плечами. — Мы всё-таки не звери, а у Луи вообще отношение к женщинам бережное.

Бетти чувствует идиотское смущение и снова опускает взгляд, рассматривает перо. Особое отношение — это потому, что у него шестеро сестёр, или потому, что на него гроздьями вешаются женщины разной степени порядочности на Тортуге? Не так, чтобы она готова была об этом спросить, и не так, чтобы она чувствовала себя готовой услышать в ответ второй вариант.

— Спорим, ты тут из-за него. Из-за Луи, — говорит вдруг Лиам.

Не краснеть, не краснеть. Бетти чувствует, как щёки окрашиваются алым, и сердится на саму себя и, конечно, на дурацкие вопросы Лиама. Как-то не вовремя у него проснулась наблюдательность!

— Ну, я в какой-то степени обязана ему за то, что он меня не прикончил, — со всем спокойствием говорит она.

— Так шутка про обожаемого боцмана не такая и шутка?

Лиаму приходится уворачиваться от полетевшего в него пера, которое Бетти бросила ещё прежде, чем подумала. А когда подумала, поняла, что только подарила новый повод для уверенности.

— Не говори ерунды, — она пытается вернуть себе самое достойное выражение лица, но Лиам расплывается в довольнейшей улыбке.

—Насколько сильно ты его… — Лиам всё же жалеет Бетти, задыхающуюся в возмущении, и поднимает ладони в мирном жесте. — Насколько он тебе нужен, что ты готова так рисковать?

— Какой смысл об этом говорить, они там всей компанией сидят, — Бетти отворачивается, пряча лицо, проходит по комнате. Она готова рискнуть чем угодно, лишь бы была уверенность, что всё получится, и Луи (а так же вся компания) окажется на свободе. Она понятия не имеет, что означал поцелуй в трюме и что чувствует к ней Луи, зато точно знает, что влюблена в него безоглядно. — Лиам, ты так сильно хочешь взорвать эту тюрьму? Взорвёшь, если я не справлюсь, — она вздыхает, сама себя подбадривает. — А я справлюсь.

Бетти садится на рундук под окном, сцепляет руки на коленях, облизывает пересохшие губы. За спиной в окна колотятся капли дождя, рассеяно и как-то глухо, звук отдаётся в её многострадальной голове. Она справится, она обязана справиться. А после этого, когда никому уже не будет грозить виселица, им нужно справиться с ещё одной задачей. Предложений у неё толком нет.

— Я вообще-то хотела поговорить. Что делать с Паулой?

Лиам едва заметно хмурится, тут же возвращается к серьёзности. И явно он понимает, почему она не заговорила об этом прежде, при Рыжем Эде и Мануиле. Одно дело вытаскивать из тюрьмы товарищей, другое дело — похищать маленькую леди, которая, скорее всего, где-то в доме губернатора или его родственников.

— Я думаю, ты не одна, кто не захочет её оставлять британцам, но не представляю, как её вытащить, — признаётся Лиам. — Мы ведь даже не знаем, где она.

Бетти тихонько выдыхает. Лиам с ней честен, и это неожиданно много для неё значит — он всё же не считает её ущербной или ничтожной из-за того, что она женщина. Но это единственная хорошая новость.

— Мы ведь её не оставим? — Бетти слышит, что звучит почти жалобно, но ничего с этим сделать не может. — Она ведь тоже… не в тюрьме, но она там не по своей воле.

— Я знаю, — кивает Лиам. — И я тоже не хочу её там оставлять, но нам нужен план.

Ну, хоть взрывать дом губернатора он не собирается.

— Мы ведь об этом подумаем?

— Конечно. Только думать, возможно, придётся уже на месте.

И это Бетти не нравится. Как не нравится и мысль о том, что хотя ни Найл, ни Луи, ни Гарри не захотят оставить Паулу британцам, нужно будет убеждать остальных в необходимости дополнительного риска. И ещё больше ей не нравится мысль о том, что, возможно, они не смогут придумать, как спасти Паулу, но эту мысль она от себя гонит.

— Я что-нибудь придумаю, — упрямо говорит Бетти.

Она не собирается бросать Паулу, потому что не простит себе, если хотя бы не попытается спасти эту милую девушку. И потому, что обещала Эйвери.

***

К Ямайке подошли утром через несколько дней, когда Бетти готова была уже по стене лезть, если бы это помогло. Якорь бросили в неприметной бухточке в нескольких милях от города и тут же отправили на берег группу пиратов за новостями. Бетти в ожидании сбивала углы, заламывала руки и искусала губы. Наконец, спряталась на камбузе, занимаясь монотонной работой. Там её и нашёл Мануил, довольный, как сытый кот.

— Живые, — объявляет он. — Не сказать, что здоровые, но хоть живые. Торжественное повешение намечено только на послезавтра и теперь не состоится.

— Слава Богу! — Бетти бросилась бы его обнимать, если бы руки были чистыми.

— Вроде того, — фыркает Мануил. — На самом деле слава губернатору, который хочет устроить из этого праздник, и слава тому, что Луи или Гарри не достали его достаточно сильно, чтобы казнь ускорили, — улыбка у Бетти тут же увядает, думать о том, что они могли опоздать, ей не хочется категорически. Мануил тут же чувствует перемену, виновато разводит руками. — Ладно тебе, Бетс, вытащим мы их. Мне вот тоже некоторые из этих засранцев дороги как память. И вообще, если я вернусь без Луи, его сёстры меня больше в жизни на порог не пустят, а мне надо там кое-кого красивого повидать, спросить, не лютует ли старшая сестрица.

Бетти вопросительно приподнимает брови, но Мануил только хитро улыбается, укрепляя её едва родившиеся подозрения. Историю о том, как Шарлотта Томлинсон спихнула его с лестницы, она уже слышала, как и историю о том, что потом он был частым гостем в их доме, но не ради одной только Шарлотты. Теперь кажется, что, может, и вовсе не ради неё. Путём нехитрых подсчётов можно даже с уверенностью предположить, что дело всё во второй по старшинству мисс Томлинсон.

— Его спасение, конечно, добавит тебе привлекательности, — улыбается Бетти. — Будешь как минимум героем.

— Очень на это рассчитываю. Хотя я вроде и так неплох, а?