Кора поерзала, устраиваясь поудобнее, и постаралась отдышаться. Недолгая дорога по тюрьме — а как иначе именовать свое временное, хотелось бы верить, пристанище, она пока не решила — выпила из ослабленного организма все соки. Настойчивый запах еды упрямо лез в нос, и наемница не знала, то ли на галлюцинации от голода его списать, то ли, и правда, ее так основательно готовили к допросу. О методах безопасников она была наслышана: они практически никогда не применяли пытки в прямом смысле этого слова. Да, конечно, в их застенках имелись и дыбы, и железные девы, и жаровни с раскаленными прутьями, и умелые палачи, прекрасно знающие, с какой стороны взяться за инструмент. Но подопечные лорда Вудлоу предпочитали действовать тоньше, умело играя на элементарных потребностях человека в воде, еде и сне. Его сначала мариновали в холоде и голоде, а потом просто дразнили, ясно давая прочувствовать контраст между положением пленника и тем, что он мог бы иметь, соглашаясь на сотрудничество. Кора зло усмехнулась: вот что им стоило сразу предложить ей работать вместе, без этой предварительной подготовки? Она бы побежала, повиливая хвостиком! Так нет же, теперь, когда ее самочувствие настолько плохо, а уверенности в том, что она выкарабкается нет, девушка может и заартачится. Хотя, чего греха таить, умирать было страшно, и Кора намеревалась до последнего цепляться за жизнь. Она сильная, она справится!

От размышлений девушку отвлек приятный мужской голос:

— Согрелась? Пришла немного в себя?

Подняв слезящиеся глаза, пленница постаралась поподробнее рассмотреть того, от кого в данный момент зависела ее дальнейшая жизнь, и условия этой жизни тоже. Мужчине, сидевшему к ней вполоборота за массивным письменным столом, можно было дать не больше тридцати лет. Короткая стрижка, лицо без единого волоска, кроме темных бровей, уверенный взгляд холодных глаз. Слишком молод, чтобы быть значимой фигурой в департаменте безопасности. Или слишком талантлив, если уже умудрился достичь таких высот, что его натравили на самого лорда Винтердейла. Припомнив вопрос, девушка кивнула, мол, готова к диалогу.

— Как тебя зовут? — Начал с простого вопроса мужчина, внимательно вглядываясь в лицо пленницы, будто желая прочитать ответы, а не услышать их. Что-то в его дикции показалось девушке странным, но думать об этом сейчас сил тоже не было.

— Кора, — не стала юлить пленница. Говорить было тяжело, голос осип, язык от выпитого вина заплетался, но, откашлявшись, она упрямо продолжила: — Кора Древор.

— Как интересно, — протянул собеседник. — А я-то уже настроился на общение с некой леди Франческой, вдовой виконта Стоунэла, эмиссара Таруса. По совместительству его убийцей, в чем имеется ее собственное признание перед высокопоставленным лицом королевства.

Наемница равнодушно пожала плечами. Отрицать очевидное она не собиралась, но, зато, хоть стало понятно, за что их повязали. А самому Винтердейлу наверняка предъявили как минимум укрывательство государственной преступницы — он же вывез ее из Силджа под личиной. Но с этим многого не навоюешь, и безопасникам требовались ее показания, чтобы надавить на лорда Сайруса как следует. Значит, и правда, можно поторговаться.

— Он был ненастоящим виконтом, — все же решила раскрыть карты девушка, опять закашлявшись. А затем пошла в наступление: — может, предложите мне еще какой-нибудь напиток, а то говорить тяжело.

— А ты наглая, Кора Древор, — мужчина хохотнул, но, тем не менее, поднялся из-за стола и, пройдя куда-то к столику у стены и безбоязненно повернувшись к ней спиной, налил воды из глиняного кувшина и принес девушке. Подняв глаза на подошедшего безопасника, наемница невольно вздрогнула: вторая половина его лица, которую мужчин до этого скрывал от глаз собеседницы, была обезображена уродливыми шрамами. Часть кожи и мышц были будто вырваны, обнажая зубы и желтеющие кости, а непонятное месиво на месте второго глаза было закрыто опущенным веком. Контраст с неповрежденной частью лица был столь велик — особенно этих глаз, одного закрытого бельма, а второго ясного, ярко серого, как грозовое небо, — что Кора лишь молча смотрела на собеседника, пораженная до глубины души, не пытаясь ничего сказать или сделать.

— Ну же, пей, ты же хотела, — настойчиво проговорил мужчина, вкладывая деревянную кружку ей в руки. Девушке показалось, что серый глаз сверкнул презрением и ненавистью, но очень быстро мужчина взял себя в руки, вернув равнодушно-радушное выражение неповрежденной части лица. — Не вино, конечно, но слишком велик шанс, что после него ты уже мне ничего не скажешь.

— Спасибо, — опять откашлявшись, пробормотала пленница, и припала к воде, опустив глаза. Безопасник вернулся на свое место, снова выбрав ракурс, чтобы не смущать девушку своей внешностью, и продолжил допрос.

— Значит, виконт был ненастоящим? И ты с самого начала про это знала?

— Конечно, — тихо ответила девушка, глядя на дно кружки. Потом все же решилась, и глубоко вздохнув, подняла глаза, поймав твердый взгляд собеседника. — Давайте начистоту: вам нужен лорд Сайрус Винтердейл, и я готова рассказать все, что о нем знаю. Этого будет достаточно, чтобы казнить его за измену короне.

— Как интересно, — вновь протянул мужчина, сверля девушку своим холодным взглядом. — И что же ты хочешь за свою откровенность?

— Лекаря, хорошие условия содержания и, в дальнейшем, службу короне, — на одном дыхании выпалила Кора, давно уже все для себя решив. — Ведомства лорда-Хранителя или же лорда Вудлоу меня вполне устроят.

Мужчина расхохотался, и смех его, искренний и заразительный, показался пленнице таким же приятным, как и его голос.

— Это была самая быстрая и легкая вербовка в моей карьере, — отсмеявшись и утерев выступившую слезу, проговорил безопасник. — По рукам, Кора Древор, по рукам.

Пустошь.

Лорд Эдриан прищурил глаза, глядя в по-осеннему холодное безоблачное небо над Пустошью, в котором парил белоснежный кречет. Мужчина не уставал удивляться метаморфозам погоды в этом аномальном месте: сейчас, в последние летние дни, когда все королевство готовится к пышному празднику Осени и уже начинает собирать урожай, здесь, в Пустоши, им приходилось кутаться в теплые плащи и ступать по мерзлой земле. Очень хотелось верить, что погода здесь столь переменчива именно из-за остаточного фона использованных в Войне заклинаний, и, покинув этот замороженный участок, спасательный отряд снова будет наслаждаться последним летним теплом.

«Или дело все-таки в севере», — сам себя оборвал Хранитель. Глядя в холодное небо, он отчетливо понял, что не бывал в Приграничье зимой. Ни разу не видел снега, покрывающего бескрайние равнины и укутывающего вековые сосны в мягкие покрывала, не катался на коньках по замерзшим озерам и не швырял снежки в друзей. Выросший в столице, о зимних развлечениях северян он знал исключительно со слов искателей из собственной команды. Тот же Никас в свое время с упоением рассказывал, как они со старшим братом скатывались с огромных ледяных горок в корыте, которое тайком утащили у мамки. Скорость была так велика, а мелькающие вокруг ветки и деревья — так опасно близко, что мальчишки даже боялись держаться за край корыта, чтобы не оставить ненароком свои пальцы где-то среди этой заснеженной лесной опушки. Остановка и приземление в глубокие сугробы стали закономерным итогом гонки, и мокрые насквозь братья еще долго пытались избавиться от вездесущего снега, прокравшегося под одежду, а потом понуро брели с треснувшим корытом домой, получать от матери столь же закономерный нагоняй.

Эх, Никас, где же ты теперь? О жизни верного искателя Эдриан беспокоился ничуть не меньше, чем о судьбе венценосного друга. Теперь оставалось лишь надеяться, что они со своей спасательной командой не опоздают. Успеют вовремя. Господи, какой бред! Как можно успеть спасти кого-то в Пустоши?! Как вообще можно найти кого-то в Пустоши?!

Лорд Изард старательно гнал от себя дурные мысли, но они постоянно возвращались, все крепче и крепче смыкая объятья безысходности и апатии вокруг своей жертвы. В этот раз не погрязнуть в темноту безнадеги Эдриану помог клекот кречета, начавшего свое снижение. Чем ближе была птица, тем яснее становилось, что белоснежное оперение было разбавлено темными вкраплениями на кончиках крыльев и на хвосте. Занятная окраска. Кречет издал еще один крик и приземлился на подставленную ему руку Мортена в толстой кожаной перчатке. Подумать только, эта птица — единственная их надежда.