— И что вы скажете?— я боюсь услышать ответ.

— Направляй его. Поддерживай свет, он убережёт от жестокости. Это единственное, что ты можешь сделать. Но ты не сможешь смыть кровь. Будь милосердной и помни, кто ты есть на самом деле. Можешь идти, дитя моё. Я отпускаю твой грех.

Когда я выхожу, выглядывает солнце. Маратель протягивает мне из связки красивый цветок, и я позволяю себе поверить, что мне действительно стало легче.

Мы решаем ещё погулять.

— Вы не будете против, если я что-нибудь приготовлю на ужин?

— Конечно, как тебе хочется. Думаю, мы можем дойти до базара и сами что-то купить. У тебя есть фирменный рецепт?

— Пожалуй, мясо с грибами всегда хорошо получалось. Вообще я люблю готовить, мне этого не хватает. Да, а ещё утром сделаю блинчики.

— Сама я редко готовлю, но думаю, могу тебя чему-нибудь научить, что скажешь?

— Это было бы здорово, — киваю, когда мой взгляд цепляется за вывеску, и невольно замедлюсь у витрины.

«Распродажа обручальных колец».

Больше не хочется улыбаться. Я вижу только одинокий силуэт.

— Что ты об этом думаешь? Я ведь не слепая.

— Он ничего мне не должен.

Внутри растекается опустошение. У меня нет ни капли сомнения в собственных словах.

— Твои родители женились по любви?

— Конечно.

— Тогда откуда такие мысли?

— Я не думаю… Простите. Это сложно объяснить.

Мне хочется сказать, что я не верю, что кто-то вообще мог бы захотеть со мной этого. Вся моя жизнь доказывала мне обратное.

Когда мы возвращаемся, понимаю, что Хакс не покидал того места, где мы расстались.

— Ты хотя бы делал перерыв?

— Хотел побыстрее со всем этим разобраться. Как погуляла?

— Отлично, встретила в городе Маратель, и мы везде ходили вместе.

— Ого, мне уже страшно.

— Ха-ха-ха. Де-ержи, — извлекаю из сумки пачку его любимых сигарет.

— О. Спасибо.

— Наверху четыре коробки.

— Ох, них… Это забота или коварный план? — Смеемся. Он откладывает планшет, и я устраиваюсь в объятиях.

— Запас карман не тянет. Ты хотя бы перекусил? Кому я фрукты приносила?

— Нет, ничего не хотелось. Но внимание учёл.

Театрально развожу руками, когда выясняется, что Армитаж и дальше собирается работать, и он обещает, что так будет только сегодня. Ничего не поделать — отправляюсь на кухню.

Через полтора часа прошу повара озвучить вердикт, и он одобрительно сообщает, что с точки зрения его опыта всё получилось прекрасно. Подошедшая Маратель соглашается с ним, и я облегчённо выдыхаю.

— Только, пожалуйста, не говорите, что я готовила? Пусть будет секрет.

За ужином не могу найти себе места; от неловкости ничего не лезет в горло, и Хакс с улыбкой замечает, что я сейчас дорежу содержимое тарелки до молекул. Посмеиваюсь и отвожу взгляд, делая здоровенный глоток вина. Можно мне провалиться сквозь землю, ну пожалуйста? Миссис М. замечает мой мандраж и из лучших побуждений (ну за что?) переводит разговор:

— Элен, а ты чего не ешь? Всё ведь очень вкусно, правда, Армитаж?

Я умоляюще смотрю на неё и пытаюсь трясти головой.

— Да, вы правы. К хорошему быстро привыкаешь. У вашего повара талант.

— О, раз ты так считаешь, тогда тебе повезло: это готовила Элен.

Убейте меня.

— Ну заче-ем вы?

Хакс смотрит на меня с неприкрытым восторгом, и мне приходиться закрыться рукой, чтобы не сгореть на месте.

— Да, у меня есть такая опция. Не смотри так.

Это всё ещё слишком, слишком неловко. На моё счастье, алкоголь, наконец, пробивается сквозь стену смущения, и происходящее перестаёт напоминать экзекуцию. Смиряюсь, что на время придётся к этому привыкнуть. Вечер проходит под интересные разговоры.

— Я ужасно хочу спать. Когда ты придёшь?

— Скоро, осталось ещё кое-что доделать. У тебя или у меня?

— У меня. А ты как будто такой плохой, пробрался к девушке в спальню. — Мой смех откровенно пьяненький. Хакс с улыбкой качает головой и целует меня на прощание. Оказавшись в темноте, наконец-то раздеваюсь, и как только голова касается подушки, проваливаюсь в глубокий сон.

Глубоко вздыхаю, приоткрывая глаза. В комнате темно. Провожу по постели и понимаю, что Армитаж так и не пришёл. Сколько времени? Ещё ночь? Два часа. Почему его нет?

Набрасываю тонкий халат и, зевая, выхожу на балкон. Отсюда видно пространство за домом, где мы сидели днём. Внизу горит свет монитора… Ну, он издевается. Направляюсь к лестнице.

— Спать не собираешься? — тихо окликаю, подходя со спины.

— Да. Сейчас.

— Я вижу. — Хакс поднимает уставший взгляд. — Всё в порядке?

— Да. Если можно считать порядком потерю базы.

— Все, идём. Идём. — Беру за руку, заставляя подняться. — Тебе нужно поспать.

Когда мы вдвоём пересекаем порог комнаты, появляется чувство наполненности.

— Не уверен, что смогу заснуть.

— Попытайся ради меня.

Льну к нему, ласкаясь.

Будь со мной.

Хакс устраивается у меня на плече; нежно пробегаюсь по виску, обнимая, и почти проваливаюсь в сон, когда вновь ощущаю порхание ресниц.

— Не спишь?

— Нет.

Вздыхаю, возобновляя движение рукой. Идея приходит неожиданно… Хватит ли смелости? Настолько искреннее желание, что… Собираюсь с мыслями, невесомо прижимаясь губами ко лбу. Вспоминаю. И, на грани тишины, шепчу, едва растягивая слова.

— Красивая песня. Откуда она?

— Из дома. У нас тоже была война.

Я уже не помню, как мы засыпаем.

Снаружи доносится переливчатый стрёкот. Лица касается лёгкое дуновение, и я думаю, что оставила открытыми балконные двери, медленно приоткрывая глаза.

В комнате пусто. Рука покоится на подушке; разочарованно поглаживаю ткань, ожидая увидеть на её месте любимое плечо. Солнце стоит высоко, одиноким лучом пронизывая тучи, и время наверняка уже перешагнуло за полдень. Что-то я заспалась. Зеваю, уже собираясь откинуть одеяло в сторону, и слышу шорох в районе сдвинувшейся ноги. Это…

Местные цветы. Прижимаю охапку к себе, опускаясь носом в бутоны. Хакс…

На Арканис опускается удушливое предгрозовое марево, и я выхожу в сад, облачившись в лёгкий белый сарафан.

Где же ты?

— Доброе утро, соня! — Маратель машет мне рукой, и я направляюсь к ней.

— Я тебя не дождалась и решила сама что-нибудь испечь. Попробуй. — Вдыхаю бодрящий аромат свежезаваренного кофе, фруктовый пирог оказывается безупречным.

— Очень вкусно, вы просто мастер!

— Вы вдыхаете жизнь в этот дом. — Женщина улыбается, и от её слов внутри необычно теплеет.

— Ты посмотри: с утра уже этим занят. — Она кивает в сторону небольшого гаража, и мои глаза расширяются при виде Хакса в белой рубашке, с закатанными рукавами вытирающего руки от масла. — Выбирал, на чем вам покататься, и взялся за старый мотоспидер.

— Неужели отвлёкся от работы… Вы сказали, с утра? А сколько сейчас?

— Уже почти два.

— Кошмар! Я столько проспала!

Маратель смеётся.

— Отдыхайте, пока есть время.

Армитаж скрывается внутри, и я решаюсь на откровенный вопрос.

— Расскажете о нём? Что вообще тогда произошло?

Миссис Хакс вздыхает, погружаясь в воспоминания, и я понимаю, что затронула непростую для этой семьи тему.

— Не уверена, знает ли он сам эту историю… Наш брак с Брендолом всегда был сложным. Наверно, мы никогда по-настоящему не любили друг друга. Много лет назад у нас работала молоденькая женщина, такая же рыжая, как мой покойный муж. Насколько я помню, её звали Габриэлла. Она была кухаркой. Кроткая, вежливая. Мне нравилось говорить с ней. Я так удивилась, когда она внезапно решила уволиться: по доброте душевной спрашивала, нашла ли она другую работу… А правду поняла только через пять лет, когда Брендол привёл домой ребёнка. Я говорила, что он сошёл с ума, ведь это же не щенок — так просто взять и забрать! Мы и так жили, как на пороховой бочке, и к тому времени меня уже нельзя было ранить изменой. У нас не было своих детей. Может быть поэтому, только взглянув на мальчика, я поняла, что хочу защитить его от всего мира… Мать никогда не приходила за ним, и мне неизвестно, что с ней случилось. Возможно, на то были свои причины.