Клубившаяся в воспоминаниях тревога заглушалась шумом чужих голосов. Всего пару раз мне захотелось угловато шарахнуться, неудачно попадаясь на чужом пути. Уже победа.
Вернувшись в отделение, я попросила Стивена связаться с кем-нибудь из моего отряда. Мне бы переодеться, из убогой ночнушки… Послушно следуя назначениям, я напрочь забыла спросить, не поступал ли со мной в госпиталь кто-то ещё. В отсутствие БОЛИ мозг блаженно плавился в реке эндорфинов: хотел бы понервничать, а нет, не получается.
Из отражения на меня смотрело здоровое, но измученное процедурами существо. Я сбросила больничную накидку; отсутствие нормального белья (не считая натяжек для бакта-камеры) вызывало мерзковатую неловкость — часто вы ходите без трусов? Мне срочно нужна другая одежда. Освежившись в душе, я вернулась в постель в попытке проспать ещё хотя бы несколько часов.
Ожидание встречи… томило.
За окном была ночь. Я лежала на боку, отвернувшись от двери, бездумно глядя в окно. Иссиня-чёрное небо, видневшееся сквозь жалюзи, было беззвёздным. Должно быть, уже поздно. Значит, можно больше не ждать? Одиночество нахлынуло внезапно; меня засасывало, как в море.
Он… не пришёл. Я думала… что мне хотя бы можно было надеяться на то, что он придёт. Быть может, я и правда цепная псина, одна из многих, из сотен тысяч. Но я не сошла с ума от страха, там, изодранная… лишь потому, что верила, что он мог бы меня ждать.
«— Почему я в отдельной палате?
— Меня попросили».
К чему… эти жесты?
Чем я заслужила такую заботу? Как мне выплатить долг за собственную жизнь? Кто ещё в этой жизни, кроме мамы с папой, мог бы так отчаянно за меня бороться? Быть спасённой… Найденной, вылеченной, сытой, снова оказаться в тепле и безопасности. Смогу ли я прожить ещё так долго, чтобы успеть выразить всю благодарность? Эти горькие слёзы, теперь, они тоже дар.
Подушка промокла, и я развернулась.
Напротив кровати, в маленьком кресле, которое раньше стояло возле стены, подперев рукой голову, тихо дремал командующий войсками Первого Ордена.
Сердце… ты хочешь остановиться?
Слезаю с постели, чтоб осторожно дотронуться до руки. Он выглядит измождённым.
—Эй…— всё внутри замирает, стоит лишь коснуться. Бывает ли у тебя хоть немного времени на отдых?
Посмотри на меня.
Видеть рассеянный взгляд твоих едва проснувшихся глаз…
Это и есть цена моей жизни.
Не успевая произнести ни слова, снова оказываюсь в постели. Хакс порывисто прижимает к себе и, болезненно жмурясь, утыкается лицом в шею, стоя между моих разведённых бёдер. Щёки пылают, не важно, что катятся слёзы. В этих объятиях — всё, чего я когда-нибудь смогу хотеть.
Больничная сорочка… задралась. Чувствую себя обнаженной, прижимаясь всем телом. От тепла чужой кожи, от нашей позы сводит низ живота. Немыслимо, почти порочно.
— Переводись в медицинскую службу, — жаркий выдох, и я едва не застонала. — Никаких больше заданий. — Боль в голосе на мгновение отрезвляет, но он ведет губами по уху, медленно, словно затягиваясь, и у меня дрожат ноги.
— Скажи «да».
— Да-а…
Боже, что ты делаешь со мной?
Хакс отстраняется, заглядывая в глаза, непростительно близко… Меня трясёт — так колотится сердце. Удерживая за ворот, я готова молить о продолжении.
Рука осторожно касается лица рядом с искусственным глазом.
— Болит?
— Нет, — подставлюсь прикосновению. Хочется прижаться к его ладони, целовать запястье. Внезапно меня прорывает:
— Я ничего не сказала. Там, у них. Я ничего…
— Глупая… — снова тянет к себе. Заключаю в объятия и блаженно закрываю глаза. Так барьеры и рушатся.
— Как вы нас нашли?
— Их кто-то предал, — тихая вибрация его голоса убаюкивала. — По нашей частоте прошёл сигнал с координатами… Но, даже если бы его не было, — он отстранился и замолчал, как будто не мог подобрать слов. В голосе решимость, а во взгляде… волнение? Снова касается моей щеки, и я накрываю его руку своей. Правильно ли мы оба понимаем друг друга?
«Я всё равно бы тебя искал».
— Я видела брата.
— Что? — от удивления Хакс поднял брови.
— Мой комлинк, должно быть, он забрал его и так вышел на связь. Он всё-таки помог мне…
— Пересмешник жив? — на мгновение генерал выпал из реальности, погружаясь в воспоминания.
— Вы знали?
— Я сомневался.
— Он говорил, что вы работали вместе, так почему Сопротивление?
— Я сам не знаю. Очередной безумный план, или же он окончательно слетел с катушек. Не удивлюсь ни тому, ни другому: у него достаточно оснований ненавидеть Орден.
— Бесполезно спрашивать, что между вами произошло?
— Что, материл меня?
— Было немного. — Я коротко рассмеялась, и Хакс улыбнулся мне.
— Вы правда хотите, чтобы я перевелась?
Армитаж отвёл взгляд и отстранённо произнёс:
— Ты не обязана. Это не приказ.
— Я ведь уже сказала «да», — спешу возразить, боясь расстроить. — Всё, что вы скажете. Что угодно. Я прислушаюсь.
Генерал снова взглянул на меня, и я поняла, насколько непросто далась ему эта просьба.
— Я ценю это.
— Но я могу закончить обучение?
Хакс молча кивнул.
— Спасибо.
Я вдруг опомнилась.
— Кто ещё оказался здесь, вы знаете? После захвата?
— Элен.
Эта пауза. Позже, мне будет казаться, что она тянулась вечность.
— Мне очень жаль. Соболезную.
И минуты, что я бежала до морга. След от них останется во мне навсегда.
В ту ночь и утро снег падал медленно, тяжёлыми белыми хлопьями. Ветра не было. Я поспала от силы несколько часов: только доза снотворного и смертельная усталость помогли ненадолго забыться.
— Пойдём ко мне? Тебе не нужно сейчас оставаться одной.
Я не пошла. Перед рассветом я уже курила в окно прямо в палате, сидя на подоконнике. Казалось, что стопы вот-вот начнут покрываться ледяной коркой.
Маркус вёз тело сестры домой.
Я летела с ними.
Нам дали сутки: завтра днём мы должны были уже возвратиться, каждый на своё место. Со встречи в морге он не сказал мне ни слова, а у меня не поворачивался язык к нему обратиться.
Её серое лицо врезалось мне под веки.
Хакс вышел меня проводить, мы стояли под козырьком ближайшего здания.
— Ты позвони, когда вернёшься, — он был сдержан, но я чувствовала напряжение. Почему вся эта фраза звучит так фальшиво?
— Что… Думаете, я не вернусь?
— У тебя есть причины.
У меня защемило в груди. Он закурил. Кроме нас, около взлётной в обозримом пространстве никого не было. На площадке была тишина.
Внутри всё сжалось, и я шагнула к нему. Не надо так. Мне уже достаточно больно. Рука в кожаной перчатке легла на талию, Армитаж тяжело взглянул мне в глаза. Это чувство… Нежелание показывать кому-то свою слабость?
Я опустила голову и мягко забрала сигарету из его пальцев. Раз уж я не могу тебя поцеловать, пусть хотя бы так наши губы встретятся. Пожалуйста, пойми, что я хочу сказать… Вручаю обратно.
— Тебе пора.
Не прогоняй меня.
— Я вернусь завтра. Уже завтра, совсем скоро!
Понимая, что ждать больше нельзя, отступаю назад, прежде чем развернуться. Ветер усиливается, и теперь хлопья снега летят в лицо. Начинается метель. Я растёрла руками глаза.
У здания уже никого не было.
На корабле мы летели молча. Маркус пилотировал отрешенно, мне казалось, что его вообще нет рядом.
Сколько раз они могли видеться?
На Наате всё ещё лето. День в самом разгаре, в лицо веет жаром. Ослепительный свет заливает всё вокруг.
— Я до дома пешком.
Из кустов у дороги разносится стрёкот. Листва на деревьях шумит, повсюду цветы. Воздух наполнен их ароматом.
— Ой, Элечка, детка! Домой, погостить?
— Здравствуйте! Нет, только до завтра. Как ваше здоровье?
— Хорошо, котик, спасибо. Бабушка сказала, ты медсестрой на фронте трудишься. Пойдёшь потом, как мама, замуж за военного? Красотка наша. Погоди, я тебе фруктов с собой дам, домой отнесёшь! Такие большие в этом году уродились.
