Сначала Воронцов вообще не хотел заказывать себе костюм. Но потом, уступив уговорам жены, выбрал пурпурную патрицианскую тогу и белую льняную тунику с золотой вышивкой по подолу. Лиза облачилась в венецианское платье XVI века с «бродячим декольте», как бы ненароком обнажавшим то одно, то другое плечо. И только волосы оставила, как прежде, потому что боялась показаться нелепой. Оба надели белые маски — уродливые, на взгляд Михаила, и, как ему показалось, разом отделившие их друг от друга. Он словно потерял жену за деревянной клювастой личиной. Лизе же всё было внове и всё нравилось, как ребёнку перед Рождеством.

От палаццо Моретта Воронцовы на гондоле отправились к мосту Риальто на Большом канале и какое-то время наблюдали общий пёстрый хаос на воде. Потом у Лизы стала кружиться голова от качки, и Михаил попросил отвезти их к какому-нибудь мосту, с которого хорошо наблюдать за карнавальными процессиями. Гондольер заверил, что деревянный Понте дельи Скальцы — рукой подать — и с него виден весь город как на ладони. Врал, конечно. Но мост и правда давал хороший обзор, пассажиры остались довольны. Если бы не толпа, готовая сбросить за перила зазевавшегося, цены бы этому мосту не было!

Воронцовы были мигом притиснуты к бортику. Кто-то кричал и бил в барабан. Яркая вереница бабочек с картонными крыльями и проволочными усами продралась сквозь целый строй римских легионеров, оставляя на их нагрудниках мучную пыльцу.

— Смотрите! Смотрите! Вон лодка дожа! — закричал кто-то над ухом Михаила. Граф на минуту отвлёкся, глядя вниз, где по каналу плыла золотая ладья с крылатым львом на флаге.

— Да нет же! Это комедианты! — раздался другой возглас справа. — Тот толстый изображает дожа. Вон у него ключи!

Лиза не понимала ни слова и была более внимательна, а муж реагировал на каждый вскрик и поминутно отвлекался. В самом начале толчеи он взял жену за руку. Её влажные от волнения пальцы несколько раз выскальзывали из его ладони, но Михаил снова находил их и в наказание за беспечность сжимал так крепко, что графиня вскрикивала, но не жаловалась.

Разодетая толпа паяцев в маленьких лодочках следовала за резной золотой гондолой дожа. Они дудели в картонные дудки, размахивали гирляндами бумажных цветов и бесстыдно обнимали друг друга, демонстрируя кто обнажённую грудь, кто ляжку. Карнавал не знает приличий. Человеку иногда нужно побыть свиньёй. Граф этого не любил и повернулся к жене, чтобы отвлечь её внимание от голозадых шутов. И в этот момент он ощутил, что его рука пуста. Пальцы сжались, хватая воздух. Потом ещё и ещё раз. Воронцов вертел головой, отыскивая чёрные кудри Лизы среди целого моря громадных шляп, чёрных старомодных треуголок, венков из шёлковых роз. Тщетно. Графиня была невелика ростом, и её плотной стеной закрывали чужие плечи и спины. Потерять её было всё равно, что потерять ребёнка. Сомнут, затопчут.

Михаилом овладела паника. На мгновение ему показалось, что он наконец нашёл руку жены. Сжал. И услышал гневный возглас по-итальянски:

— Какого чёрта? Маска! Держи свои лапы при себе!

Женщина, которую он обидел, называла его наглецом, ублюдком и искателем лёгких развлечений. Видит Бог, граф никогда бы не позарился на такую упитанную коротышку. Дамочка лет сорока истерично визжала и влепила бы ему пощёчину, если бы достала. Что при его росте было не так-то просто. Тогда скандалистка вцепилась графу в сенаторскую тогу и изо всех сил дёрнула на себя, отчего медные фибулы, удерживавшие плащ на плечах, отскочили в разные стороны.

— Злодей! Насильник! — кричала она.

Было очевидно, кто на кого нападает. А шум и драка — лишь способ познакомиться. При желании Воронцов умел быть жёстким. Даже грубым. Он перехватил в воздухе её руку за запястье и с силой оттолкнул от себя.

— Проклятье! Вот невежа! — взвыла дама, отлетев сажени на три в толпу.

Не дожидаясь, пока она опомнится, граф ринулся прочь, расталкивая людей и крича:

— Лиза! Лиза!

Ни единого возгласа в ответ он не услышал. Галдели все, и при таком шуме мудрено было различить голос жены. Но Михаил почему-то чувствовал, что поблизости её нет. Он с трудом спустился с моста и попал в столь же плотный водоворот людей на набережной. Здесь он обнаружил, что с пояса у него срезали кошелёк. Видно, горластая тётка не зря отвлекала его внимание. Поминутно графа кто-то притирал к каменному бортику, пихал локтями под рёбра и наступал на ноги.

— Лиза! Лиза! — в какой-то момент Воронцов понял, что не слышит собственного голоса.

Где-то справа мелькнуло зелёное бархатное платье с жёлтыми полосками на рукавах. Он кинулся туда, увидел женщину в цветущем огнями полумраке, показавшуюся ему Лизой. Маленькая, черноволосая. Впрочем, тут все не блондинки. Граф догнал её, схватил за руку, начал что-то кричать. Дама только смеялась, не отвечая на его упрёки и, кажется, не понимая их. В отчаянии он сорвал с неё маску и увидел молоденькое хорошенькое личико — совсем чужое. Бросив раскрашенную деревяшку под ноги, Михаил кинулся по набережной. Вдогонку ему звучал обиженный голос:

— Синьор! Синьор! Куда же вы? Вы сломали мою маску!

Его окружали хороводы плясунов, отталкивали в стороны парады и шествия. Вновь попытались обчистить двое воришек в толпе, но, наткнувшись на верёвочки от похищенного до них кошелька, с досадой больно прошлись кастетом по рёбрам — ходи с деньгами! И тут же растворились в общей сумятице. Граф даже не пытался их догнать. Его сейчас волновала только Лиза. В голове теснились страшные картины. Город, набитый разряженным сбродом в масках, был смертельно опасен для всякого зазевавшегося. Молодая женщина, одна, не понимает ни слова по-итальянски — лёгкая жертва любой шайки, орудующей в толпе. А их сейчас тысячи. Что такое Венеция — гнусная дыра на Адриатике. Отсюда, как и с берегов Испании, до сих пор воруют людей, переправляя за море — в Турцию и Египет. Будет счастьем, если Лизу украли ради выкупа. Тогда он отдаст всё. Но с ней могло произойти худшее. Разве мало здесь подонков, не думающих только о... Труп найдут в одном из каналов через много дней после карнавала. Если найдут.

Один на один со стихией танцующего города граф был абсолютно бессилен. Он попытался продраться к ратуше и найти полицию. Лодочник охотно отвёз его к длинному розовато-рыжему зданию Фаббрике Нуове с длинной аркадой. Но на дверях висел замок — стражи порядка тоже плясали где-то на площади Санта-Маргерита или, разряженные петухами, разъезжали по каналам.

Вдруг Воронцов почувствовал у своего живота холодное лезвие. Опустил глаза и увидел грязного черноусого коротышку, державшего кинжал.

— Синьор что-то потерял?

Секунду Воронцов колебался, а потом решил прибегнуть к незаконным методам.

— Да, — ответил он по-итальянски. — Потерял. И если вы и ваши товарищи, — граф уже различил в толпе несколько наглых, ухмыляющихся рож, — поможете мне найти пропажу, я обещаю богатое вознаграждение. Я русский.

Последние слова решили дело. Как видно, здесь не догадывались, что на свете есть бедные русские. Так часто и привычно соотечественники Михаила сорили деньгами.

— Сколько?

— Каждому по двести.

Воры исчезли, оставив графа напротив Дворца дожей и договорившись найти его через час-полтора. Ожидание в бездействии было худшим из всего. Наконец чернявый коротышка появился у ступеней с наигранно унылым лицом.

— Вы ничего не узнали? — в отчаянии воскликнул граф.

— Нет, отчего же? — покачал головой тот. — Женщину, которую вы описали, увезли люди из вентов. На гондоле в сторону залива. Сейчас она находится на вилле Сан-Серволо к югу отсюда. Это охраняемый особняк, и вам туда не пробраться. Добрый совет, синьор: бросьте это дело. Если карбонарии взялись за вашу жену, вам её не вернуть. Только зря сломаете шею.

Воронцов гневно хмыкнул.

— Если я повышу ставку, вы поможете мне проникнуть в дом? — высокомерно осведомился он.

— Нет, — чернявый помотал головой. — Мы не связываемся с карбонариями. Бережём свои глотки. Эти люди слон на ветер не бросают. Сказали, убьют Каносу, и убили. К тому неё мы хотим с ними одного и того же. Так что, простите, синьор, им о вас всё известно, и они приняли свои меры.