Уезжая, Шурка какими-то эвфемизмами попытался предупредить друга, но только нагнал ещё больше туману.

— Смотри за ней в оба, — твердил Бенкендорф. — Сумеешь поставить под венец, будет тебе верна до гроба. Упустишь, пеняй на себя. Сведут со двора, как цыгане кобылу.

— Это результат твоего разговора? — болезненно усмехнулся граф.

— Да, если хочешь. А большего тебе сказать не могу. Дал слово. Но только помни: глаз да глаз.

— Так не должно быть, — вздохнул Михаил. — Приневолить её я не могу. Как решит, так и будет.

— Ну, гляди, — бросил Шурка. — Останешься при накрытых столах, да без невесты. Много тут бродит волков по овечьи кости.

Можно, было успокоиться после таких намёков? Святой бы потерял терпение. Михаил уже раскаивался, что затеял дело с женитьбой. Он не знал, с какой стороны угрожает опасность. Но догадывался о Раевском, Однако последний, по слухам, покинул Париж. Мало-помалу граф оставил тревоги на его счёт, видя все беды в колебаниях Лизы.

Между тем соперник сказал своё последнее слово, к счастью, оставшееся тайной для Воронцова. За день до свадьбы он приехал в Сент-Оноре проститься перед отправкой в Италию.

— Я не стану присутствовать на вашем венчании, сударыня, — заявил он Лизе после обеда, когда вся семья разбрелась и Александра Васильевна ушла к себе наверх соснуть часок-другой. — У меня нет сил это выдержать.

— А у меня есть силы? — воскликнула девушка. — Зачем вы вообще приезжали? Чтобы причинить мне боль? Я уже начала привыкать к графу. Находить радость в общении с ним. Потом являетесь вы и заставляете меня переживать всё снова. Умоляю, оставьте меня в покое!

— Лиза. — Раевский опустился перед ней на колени, — уедемте вместе. Я увезу вас. Мы будем счастливы.

— Как вы можете говорить такое после всего, что сделали со мной? — Девушка оттолкнула его руки и залилась слезами. — Завтра венчание. Вы хотите, чтобы я поступила низко? Опозорила доверившегося мне человека?

— Да, да, да! — почти закричал на неё Александр. — Я этого хочу! И вы тоже! Хотеть быть счастливым — разве это предосудительно?

— Даже ценой несчастья других людей?

— Что нам до других? — возмутился Раевский. — Есть только мы с вами, и больше никого. Остальной мир не имеет значения.

— У меня иной взгляд, — сухо сказала Лиза. — Я не могу просто выбросить из головы и мать, и обязательства. Так порядочные люди не поступают.

— Хорошо. — Александр встал, глядя на неё в упор. — Сегодня ночью моя карета будет ждать вас на углу улицы под фонарём, в двух домах отсюда. Если вы решите переменить своё мнение и быть счастливой, приходите. Клянусь, вас уже у меня никто не отнимет. Если нет, то это наш последний разговор.

— Нет. — Лиза зажала уши руками и быстро-быстро замотала головой. Она услышала, как хлопнула дверь за Раевским. Слёзы сами текли у неё из глаз. На часах пробило два. Скоро должна была прийти портниха для последней примерки. Ах, она ничего не знала! Это платье, эта свадьба, этот Александр! Зачем?

Весь день голова у Лизы была, как у угорелой кошки. В чаду. Вечером девушка забилась в свою комнату, и оттуда до родных не долетало ни звука. Она представления не имела, где встретит рассвет! В церкви рядом с графом или в почтовой карете в объятиях Раевского. Лиза проклинала свою трусость. Вот — любовь. То, о чём мечталось годами. Её герой, её Ловелас, её Вертер. Увозит невесту из скучной, полной обязанностей жизни туда, где будут только они вдвоём... ну и ещё какие-то повстанцы, только добавлявшие картине романтичности.

Она так сильно хотела Александра, что минутами была уверена: едва дом погрузится в сон, её никто не удержит. В следующую секунду Лизе представлялся весь ужас положения. Мать, граф, гости. Воронцов спрашивал её несколько раз, готова ли она? Можно было отказать. Но мадемуазель Браницкая подтвердила согласие. Её не неволили. Как можно теперь так поступить? Завтра будет уже всё равно. Не догонят ни стыд, не проклятья. Страсть сделает слепой и бесчувственной к укорам совести. А здесь, что будет твориться здесь? Это убьёт мать. Александра Васильевна не переживёт позора. Бедный Михаил останется один расхлёбывать насмешки...

Наконец, измучившись, девушка решила по обыкновению помолиться. Взяла псалтырь и открыла вечернее правило. Слова не шли на ум. Лиза постоянно отвлекалась и с трудом возвращала глаза к странице. Но постепенно привычный ритм подчинил её мысли. От монотонного ли чтения, от усталости ли, Браницкая начала успокаиваться. А почему, собственно, она должна всем жертвовать? Предавать графа? Сводить в могилу мать? Потому что Александр так хочет? Воронцов ничем её не обидел. Она не причинит ему страданий. Да и ради кого? Человека, который столько лет унижал и отвергал её?

Ночь захватила дом в Сент-Оноре и несла его на чёрных крыльях. Пробило двенадцать, час, два. Лиза поняла, что уже никуда не пойдёт, даже попрощаться. И в этот момент внизу у дверей что-то тяжело стукнуло. Девушка встрепенулась, отложила молитвослов и выскользнула на лестницу. В передней слабо светился фонарь с цветными стёклами. У дверей орудовала ключница Агафья, матушкина любимица. Она с натугой закрывала задвижку и запирала на все зайки.

— Агафья, ты что? — окликнула её барышня. По русской привычке в доме не слишком стереглись воров: полон особняк собак и прислуги.

— Вы не спите, Лизавета Ксавереьевна? — удивилась ключница. — Чуть было про обычай не забыли. Слава Богу, маменька вспомнила.

— Какой обычай? — не поняла Лиза.

— Да двери с окнами перед свадьбой запирать, чтобы, значит, счастье не выскочило. — Агафья осклабилась. — А вы, небось, все косточки изворочали? Никак не уймётся сердечко, красавица вы наша! Ну, да так невестам от века положено. Перед венчанием до зорьки глаз не смыкать. А матушка ваша настрого приказала дверь запереть и ключ ей под подушку доставить.

Хитрая баба засеменила прочь из передней. Лиза села на верхнюю ступеньку и взялась рукой за витой столбик перил. Ей хотелось смеяться и плакать. Да если б она вздумала бежать, её не удержали бы ни двери, ни ставни. Но она решила иначе.

Михаил лежал на спине, смотрел в темноту и улыбался. По его лицу блуждало выражение полного превосходства. Хотелось даже показать язык кому-то неведомому, кто в последнее время мучил его и вводил в соблазн, внушая самые нелепые опасения. Его невеста не сбежала и оказалась девицей. А сам он не сплоховал в нужный момент. Всё прошло достойно и, кажется, даже не слишком испугало Лизу. Что, без сомнения, важно, поскольку, говорят, некоторые жёны всю жизнь не могут простить мужьям первой ночи. Граф скосил глаза на супругу. Она спала, свернувшись калачиком, на самом краешке кровати. Такая маленькая и хрупкая, что становилось её жаль. Лиза ещё не привыкла ни с кем делить постель. Он и сам не знал, каково будет постоянно находить у себя под боком другого человека. Ну да разберутся.

Воронцов вспомнил, как сегодня ехал за невестой. В полном трепете и скрежете зубовном. Сказать, что ему самому хотелось сбежать, было бы ничего не сказать. Он мечтал сейчас оказаться на другом континенте. Подальше от собственной свадьбы и могущих проистечь неприятностей. Но Михаил взял себя в руки и вместе с целой кавалькадой шаферов оказался в Сент-Оноре. Где его ждала полная неизвестность.

Нервозность дошла до того, что, когда подали одеваться в великолепный, специально сшитый к свадьбе фрак, он вдруг переменил решение и потребовал парадный мундир. В нём генерал чувствовал себя увереннее. В блеске звёзд, золотого шитья и лент он выглядел очень эффектно. Хоть и решил вести себя как штатский человек, не получилось. Лиза была несколько удивлена, но не показала виду. Граф нравился ей и в форме, и без формы, и, как вскоре обнаружилось, совсем-совсем без формы. Однако пока они оба этого не знали.

Воронцов поднялся по лестнице в покои второго этажа, и кузины Раевские с визгом прыснули от двери, которую поставлены были охранять. За ней скрывали от его глаз невесту. Створки распахнулись, будущему зятю навстречу вышла Александра Васильевна, а за её спиной в глубине светлой гостиной поднялась со стула Лиза. У неё было растерянное, вспугнутое лицо, бледное, с красными припухшими веками. Михаил понял, что девушка не спала, и почему-то устыдился, будто толкал её на плаху. Старая графиня взяла со стола заранее приготовленные иконы. Триптих: Спаситель, Казанская Божья Матерь и Николай Чудотворец. Михаил и Лиза встали на колени. Как по команде все смолкли. Александра Васильевна перекрестила и благословила молодых.