– Так что, дорогой ты мой человек, собери самое для тебя необходимое и готовься к отъезду. За тобой придут, назовут имя твоего отца, этого будет достаточно.

Иван проводил Курта в город. Предложил помочь другу со сборами, но Курт отказался:

– Время у меня еще есть, и потом, Ваня, я хочу с вещами отца и мамиными побыть один.

Оба ни слова не произнесли о той ночи, о той женщине, боялись тех чувств, которые могли захлестнуть их, похоронив всю их прежнюю жизнь, саму их дружбу.

Волга неспешно катила свои волны, безучастная к их горю, их переживаниям, их неясному будущему, их любви к необыкновенной и навек потерянной женщине. Они сели в лодку, не отвязывая ее от причала, сидели молча, смотрели на закат. Иван достал портсигар, ее золотой маленький портсигар, закурил. И наконец произнес самое главное:

– Ангелина уехала тем самым утром, когда… – он не закончил, Курту и так было ясно, каким утром. – С комдивом уехала в Москву, с одним из тех двоих, что в лодке с нею были.

Курт молчал, Иван не выдержал:

– Ты, наверное, думаешь, что будь ты дома с отцом, а не с ней, тогда бы… такое бы… – ему казалось, что он все не те слова подбирает, не так их складывает, и в конце концов закончил просто: – Одним словом, был бы батя твой жив.

Курт поднял руку:

– Остановись, Ваня, ни к чему связывать одно с другим, – и они снова надолго замолчали, на этот раз тишину нарушил Курт:

– На что ты был бы готов ради нее?

И Иван, не задумываясь, ответил:

– Ради нее мог бы убить, – и через паузу, – и умереть, если бы пришлось, – и, уже не сумев остановиться, продолжил, раскаляясь: – Я ее искать буду хоть всю жизнь и найду, а ты забудь, ты – друг лучший мне навек, но про то, что было, забудь!

А Курт и не хотел искать Ангелину. Он хотел сохранить то, что затем всю жизнь сберегал в себе, словно призовой кубок, золотой, победный, или билет, выигравший главный приз. Он заворачивал это воспоминание в дорогие шелка своего вожделения, в темный дорогой бархат памяти, боялся испортить свои чувства чужим грубым прикосновением, разбавить драгоценное вино дешевым. И да, сладкой была эта женщина, и да, все, что будет у него после, будет горчить, никогда с нею не сравнится. Только ее смех, тот, который остановил его в самый ответственный момент, тоже с ним останется, как наказание. Он никогда не сможет заниматься любовью с женщиной, которая, прильнув к нему, в ответ на ласки позволит себе рассмеяться.

За Куртом пришли через неделю. Позвонили в дверь, спросили, тут ли жил Бертольд Рихтер? Курт представился.

– Тогда вам не нужно ничего объяснять, – произнес один из них. – Возьмите с собой один чемодан с личными вещами, – он вдруг улыбнулся, – все остальное для вас приготовлено в Гамбурге.

Иван попрощался с Куртом накануне его отъезда. Приехали и Семен с Алевтиной, та, заливаясь слезами, просила хоть какую весточку прислать, чтобы спокойными быть, что мальчик, так она его называла, что мальчик устроился в новом доме, что ему там хорошо, «а то, миленький, у меня душа будет не на месте». Задерживаться дольше было опасно, кто знает, что в таком необычном деле может случиться. Когда родители ушли к машине, Иван остался. Нужно было произнести какие-то последние, самые важные слова.

– Давай не будем прощаться навсегда, это ж так, словно мы друг для друга умерли. Ведь ваши прилетали к нам, ну те, летчики, может, и еще раз получится, может, времена изменятся, и мы к вам тоже сможем.

Курт смотрел на друга и столько печали было в его глазах, что Иван замолчал.

– Так, говоришь, будешь ее искать?

Иван утвердительно кивнул головой.

– Не отпускает тебя, понимаю, – он обнял Курта, – и меня тоже. Нам с тобой жить с этим долго придется, может, всю жизнь. Да, буду искать и найду, не сомневайся.

Он достал из кармана золотой портсигар, усмехнулся:

– Я ведь его вернуть ей должен, дорогая вещь.

Черный лакированный мерседес остановился у двухэтажного кирпичного дома. Сопровождающие Курта мужчины вышли из машины первыми, пригласив Рихтера к ним присоединиться. К парадному входу через аккуратно подстриженную лужайку вела выложенная серой плиткой дорожка. Площадка у двустворчатой высокой двери была заполнена людьми, оживленно переговаривавшимися между собой. Как только Курт вышел из машины, все они развернулись в его сторону и зааплодировали. Его ждали, и юноша остановился в замешательстве, не зная, как себя вести в этой ситуации.

От группы встречающих отделился молодой мужчина в кожаной куртке, в брюках цвета хаки, заправленных в короткие сапожки, и быстро подошел к Курту, протягивая руку для рукопожатия:

– Меня зовут Ханс Ешоннек, я твой двоюродный дядя по отцу.

Он обнял племянника, почувствовав замешательство молодого человека, похлопал его по плечу и улыбнулся.

– Не смущайся, тебе тут все рады, и привыкай к неожиданным открытиям. Вам, юноша, много чего придется узнать и о своей семье, и о своей родине.

Вся компания поднялась на второй этаж в апартаменты, которые занимал Ханс. В залитой солнечным светом комнате с большими окнами был накрыт стол. После того, как все заняли свои места и шампанским были наполнены бокалы, Ешоннек произнес короткую речь:

– Господа! Этот молодой человек – мой родственник, сын моего двоюродного брата, человека необыкновенной судьбы. К великому сожалению, несколько дней назад он скончался, не выдержало сердце. Бертольд Рихтер – герой Германии. Он ушел добровольцем на фронт со студенческой скамьи, был ранен, попал в плен и там, в России, встретил нашу по крови девушку из давно осевших в России поволжских немцев. Его любовь к этой девушке оказалась такой сильной, что он остался в России, пережил многие тяготы послереволюционного времени и там нашел свой покой. Но он успел завещать своему сыну, этому прекрасному юноше, вернуться на родину к своим деду и бабке, уважаемым всеми Элизабет и Герберту Рихтерам.

Имя Герберта Рихтера хорошо известно военным Германии. Этот человек оказывал и оказывает неоценимую помощь нашей армии и государству. Это на его предприятиях сшита форма, которой могут гордиться наши пилоты, это через его склады к нам поступают все виды горюче-смазочных материалов, и это из его посуды ест приготовленную в полевых кухнях кашу большая часть личного состава нашей армии. Все эти годы Герберт и Элизабет мечтали о том, чтобы Бертольд вернулся домой. К сожалению, этого не случилось. Но они будут счастливы принять в родной дом его сына их внука и единственного наследника.

После того, как застолье завершилось, Ханс увлек Курта за собой.

– Поедем, я тебе кое-что покажу, тут совсем рядом, – и сразу же передумал, – нет, после такого обеда полезно будет пройтись пешком.

Они прошли по выложенной той же серой плиткой тропинке вдоль длинного оврага.

– Эта канава называется у русских Каменный Лог.

Ханс чувствовал себя экскурсоводом и с гордостью показал племяннику чудесный парк с беседками и фонтанами, в создании которого немцы принимали участие вместе с рабочими городской управы. Через пятнадцать минут они подошли к аэродрому. У края обширного, уходящего к далекому лесному массиву поля расположились ангары, мастерская, склад ГСМ, вещевой склад и несколько строений помельче. В одном из них находился пункт управления полетами, со второго этажа которого были хорошо видны самолеты, аккуратно выстроенные вдоль взлетной полосы. Туда Ханс и пригласил племянника. Курт видел, как светились глаза неожиданно приобретенного родственника, когда он рассказывал о диковинных, блестевших сталью и дюралем, машинах. Курт ни разу не видел вблизи эти чудесные изделия, способные летать, словно птицы, лишь изредка они с ребятами, наблюдая, как над ними проплывали редкие в те времена аэропланы, задирали к небу головы и долго затем спорили о том, какой марки и каких характеристик эта машина.

– Вот, видишь, два самолета со знаком эдельвейса на носу? Это последние модификации истребителя Юнкерс К-47. Смотри, какие формы, какая обтекаемость, а рядом – это уже легкие бомбардировщики Юнкерс W-34, на сегодняшний день лучшие самолеты в мире.