…Секундой позже она вспыхнула под ногами Ганса, или Курта, или Фридриха — и одуряющее запахла гарью и тленом.

Ваньку вернул в сознание низкий гул, слышный даже сквозь грохот и треск.

Небо, белое-пребелое, ослепило, и тотчас же закрылось чем-то темным, большим.

На город шли самолеты.

Восемь двухмоторных ПС-84, порождение американского технического гения и русского рабочего мастерства, один за другим, не заходя на круг над аэродромом, спешно шли на посадку. Чуть в стороне и выше, почти цепляя хвостовым оперением набрякшие дождём тучи, кувыркались, переполыхиваясь злыми огоньками пушек и пулемётов, две тройки "ястребков" против дюжины "мессов". Впрочем, нет, не дюжины — десятка: один Me-109f, волоча за собою дымный шлейф, торопливо ковылял на юго-запад, в сторону Дмитровска, пилота второго порывистым ветром уволакивало вместе с парашютом в сторону реденькой рощицы.

Вот колёса первого эрзац-"дугласа" синхронно стукнулись о покрытие ВПП, закрутились, подчиняясь извечному закону инерции, и самолёт шустро для своих габаритов покатил вперёд, вращая пропеллерами не заглушённых моторов, чтобы как можно быстрее освободить дорожку для летящего в кильватер дюралевого сотоварища. Крылатая машина не успела ещё окончательно остановиться, как в её борту рывком распахнулась сводчатая дверца и на гравий принялись выскакивать красноармейцы и командиры. Подчиняясь отрывистым командам, они, едва успев размять занемевшие от многочасового сидения ноги, группировались по отделениям, взводам и торопливым шагом выдвигались в сторону железнодорожной насыпи. Четыре стальных "оглобли" ПТР-39 волокли на плечах попарно, нервно оглядываясь назад, где к аэродрому уже подлетали десятки краснозвёздных ТБ-3, в недрах которых, помимо их товарищей-десантников, намертво принайтованные тросами, летели на подмогу 45-миллиметровые орудия противотанковой батареи 201-й парашютно-десантной бригады.

Первый взвод парашютистов уже взбирался на насыпь, когда от переезда раздались резкие хлопки орудийных выстрелов: передовой танковый взвод немцев вместе с приданными панцергренадирами открыл огонь по лётному полю аэродрома.

Когда ты впервые в жизни понимаешь, что цвиркающие звуки рядом с тобой издают не безобидные щеглы-воробушки, а вполне реальные пули и осколки снарядов, от неожиданности поневоле пригнёшься, втягивая голову и завидуя черепахе с её панцирем, а то и бросишься с размаху на землю: она, кормилица и заступница, укроет от вражьего летящего железа. Подчиняясь командам, высадившиеся десантники принялись рассредоточиваться по полю, а опустевшие самолёты один за другим стали подниматься в воздух. Весёлый золоточубый политрук, форсящий среди прыжковых комбинезонов и полевого обмундирования диагоналевыми тёмно-синими галифе "шириною с Чёрное море" и авиационным околышем фуражки, кинулся к ирригационной канавке неподалёку от дороги, увлекая за собой ближайший взвод. Натренированные километражом довоенных ещё марш-бросков, парашютисты, топоча сапогами, мчались за ним, один за другим сигая в заросший поблёкшей осенней травой водогон, тут же деловито принимаясь обустраивать свой временный боевой рубеж: выкладывали из вещмешков противотанковые и ручные гранаты, тут же деловито снаряжая их карандашиками детонаторов, выравнивая дыхание брали на мушки токаревских полуавтоматов мелькающие вдали непривычные силуэты в немецких касках и напряжённо ожидали приближающиеся стальные ящики на гусеницах, окрашенные в серо-сизый колер германского горизонта…

Ведомый самым бесшабашным, а может быть — самым неразумным командиром Pz.Kpfw II сунулся справа, одновременно разворачивая башню, чтобы прочесать фланговым огнём канаву, чересчур приблизившись к ней. Тут же над землёй взметнулась чья-то рука и, кувыркаясь в воздухе, в танк полетела килограммовая тушка гранаты. Взрыв на лобовом листе оглушил водителя, заставив того выпустить рычаги фрикционов, подобно тому, как терял поводья боевого коня тевтон, получивший удар булавой по ведерному шлему. Вторая граната, не долетев, взметнула землю в метре от борта, зато третья "РПГ-40" легла точно, разорвав стальную гусеницу и повредив ведущий каток. Высунувшийся вскоре панцерманн поймал сразу несколько пуль и осел внутрь стального гроба. Сотоварищи подбитого танка, видимо, решили излишне не рисковать и, остановившись на почтительном отдалении, принялись за методический обстрел. Впрочем, лафа их продолжалась не долго.

Как только из первого приземлившегося ТБ-3 десантники-артиллеристы выкатили противотанковое орудие, немцы потеряли возможность безобразничать безнаказанно. А когда сорокапяток стало три, то вскоре задымились ещё две германские машины. Здраво рассудив, дескать, "не царское это дело — свою задницу коптить", фашистский командир отдал приказ на отход.

Тем временем тяжёлые бомбардировщики всё спускались с серого неба на серый бетон, крылатыми салазками катили по нему и, выплюнув из своих дюралевых утроб людей, ящики и орудия, вновь грузно выруливали на взлёт. Удивительно: ни один из этих воздушных гигантов не горел, не лежал в конце ВПП грудой покорёженного металла… Видно, не признанный Советской властью Илья-пророк всё-таки решил прикрыть авиаторов своим плащом от летящих снарядов и избавил от прямого попадания. Что же до дырок в плоскостях и фюзеляжах… Что ж! Дополнительное освещение ещё никому не смогло повредить.

Едва парашютисты выгрузили последнее, шестое орудие, прибежал запыхавшийся посыльный с приказом занять заранее подготовленный рубеж обороны на краю поля по ту сторону железнодорожной насыпи, закрывающей от глаз противника и сам аэродром и отстоящую гораздо дальше от него городскую окраину.

Ну что же… Как там говорил Суворов про "тяжело в учении"? Учений у кадровых парашютистов РККА за время службы было не то, чтобы очень много, но, тем не менее, кое-какие навыки уже были отработаны. В том числе и навык катать квадратное и таскать круглое, так что с задачей перекатывания вверенной материальной части батарейцы должны были справиться.

Капитан Денис Французов, упершись ногами в ветку, а лопатками — в берёзовый ствол, то окидывая внимательным взглядом лежащую перед ним местность, то сверяясь с логарифмической линейкой, составлял огневую карточку. Перед глазами, по обе стороны, неспешно серебрились реки, чьи берега негусто поросли кустарником с редкими деревьями. В междуречье, слегка поднимаясь к центру, лежало непаханое поле, тянущееся почти от оставшейся за спиной станции, а по правде сказать — полустанка Стальной Конь и до темнеющего вдалеке леска, скрывающего из виду какую-то деревушку. Оттуда ожидалась атака немцев. На ближнем краю поля, вдоль кустов, парашютисты уже заняли заранее подготовленные кем-то окопы и только на позициях противотанкистов взблескивали лопаты: бойцы спешно дооборудовали укрытия и готовили снарядные ровики. Левый фланг прикрывали местные парни с петлицами Войск НКВД — конвойный батальон, до немецкого прорыва фронта охранявший знаменитый Орловский Централ. Внизу, под деревом, торопливо рыли окопчик двое телефонистов: фигура третьего, загруженного катушками провода, мелькала вдалеке между кустами: минут через пять-восемь линия связи ко второму огневому взводу будет протянута. Из расположения первого взвода и с пункта боепитания уже отзвонились об исполнении. Что не могло не радовать.