Нарочито медленным — ленивым, дразнящим — движением он опустил руки к поясу и вытянул его из пряжки. Пальцы скользнули в складку ширинки и потянули вниз собачку молнии.

Он сделал короткий шаг, и я отвернулась, опустив взгляд в смявшийся под локтем лист бумаги с неровными карандашными набросками. Эрик подошел впритык, я почувствовала шершавость ткани его штанов на моих голых ногах. Он взял мои волосы и, потянув, — заставляя запрокинуть голову и еще больше прогнуть спину — намотал их на кулак. С зажатой в ладони копны на спину упало несколько капель воды.

Я вздрогнула от их холодного прикосновения, а затем едва не вскрикнула, ощутив Эрика в себе. Его проникновение отдалось слабой болью, прокатившейся между ног легким покалыванием и быстро затихшей. А вместо нее легким прибоем показалось знакомое — вожделенное — чувство легкого щекотания, словно меня наполнили бесконечным множеством крохотных нежных пузырей.

Я закрыла глаза. На звонкий шлепок ладони Эрика по ягодице я отозвалась тихим постаныванием и улыбнулась.

========== Глава 11. Это. ==========

Проснулась я затемно. И, еще не открыв глаза, поняла, что Эрик ушел. Я не увидела и не почувствовала пустоту постели, я не слышала, как он собирался. Просто я проснулась и уже знала, что его в комнате нет. Я не имела понятия, ушел он сразу, как я уснула, или еще какое-то время дремал рядом со мной. Но осознавала, что осталась одна.

Сторона постели, на которую вчера вечером лег Эрик, — а я прижалась к нему всем телом и умостила голову на плечо — была пустой и холодной. Я потянулась и провела рукой по вмятой подушке, хранящей след его головы.

Он был здесь, и осознание этого обволакивало приятной мягкой пеленой. И пусть кровать уже не хранила его тепла, зато я чувствовала легкое саднящее давление на внутренних сторонах бедер и теплый комок сладкого спокойствия внизу живота. Я сама пахла Эриком, и это кружило голову.

За узким непрозрачным окном было, вероятно, еще совсем темно или только начинало предрассветно сереть, но в самой комнате царил мрак. Я придвинулась ближе к краю кровати и вытянула руку к табуретке. Но вместо нащупать часы, мои пальцы наткнулись на жесткую шероховатую ткань.

Я резко села в кровати и сгребла с табурета внезапную находку.

Куртка. Куртка Эрика. Случайно или нарочно он оставил ее лежать там, куда бросил вчера вечером. Я сгребла ее в объятия и зарылась в складки ткани носом. Запах оглушал.

Все так же прижимая куртку к лицу, я снова легла. Не имело значения, который час. Я хотела просто лежать, прокручивая в памяти вечер и наслаждаясь обладанием вещи Эрика. Уносимая волнами приятных воспоминаний, я вскоре уснула.

— Не изменяй себе, — строго сказал папа, и я открыла глаза.

Мы сидели в нашей столовой, наполненной ярким полуденным солнцем. Стол был непомерно длинным, мы сидели по разным концам, но тихий голос отца я слышала отчетливо, а его лицо видела ясно и точно, словно он одновременно был далеко и прямо перед моими глазами.

— Я просил тебя не изменять себе, — продолжал папа. Его голос отбивался острым эхом от стеклянных стен и впивался в мой мозг.

— Не понимаю… — пролепетала я. Губы не поддавались, рот словно был наполнен вязкой, клейкой жижей.

— Разве в этом твоё счастье?

Эрик возник рядом с отцом словно резко потемневший сгусток дыма. Он стоял, безвольно склонив голову набок, словно не контролировал свое тело, словно оно было мертво. Его лицо было угловатым и серым. А глаза абсолютно черные. Он был одет, — в ту самую куртку, которую оставлял мне —, но я чувствовала, что под тканью одежды, под самой кожей вьется змея.

— В этом?! — надменно переспросил отец, неестественно тонко взвизгнув. Он медленно повернул голову и презрительно оглядел Эрика с ног до головы. Я видела, как переливается в его волосах солнечный луч, он то и дело вспыхивал ярким алым свечением.

Папа медленно — словно потревоженное отражение в воде — таял, превращаясь в маму. Какое-то время ее силуэт был волнующимся и нечетким, но вот ее обернутое к Эрику лицо, искаженное маской отвращение, приобрело привычную резкость и бледность.

— Это тебя недостойно, — безапелляционно заявила мама.

— Эрик — не это… — пробормотала я, не в силах толком размокнуть слипшиеся губы. — Он человек… Он — Лидер…

Мать тонко хохотнула, откинув голову и демонстрируя потемневшие заостренные зубы. Блеснувший язык показался черным и раздвоенным.

— Молчи! — прошипела она, ее лицо вздрогнуло и кругами растеклось в стороны, словно в самый центр ее отражения в воде уронили камень.

— Подхалимка! — процедила мама меняющимся голосом, и вместо нее вдруг появился Кинан. — Подлая мерзавка!

Его слова разошлись эхом, и я пораженно увидела за Кинаном и Эриком всех новичков, собравшихся плотным полукругом. Сразу за братом стояли Рут и Тимоти. Последний поднял вверх руки, его сжатые кулаки были сдвинуты вместе. Он разжал пальцы одной руки, и под ладонью блеснуло лезвие ножа.

— Предательница! — Прошипел Тимоти и, уперев в спину Эрика отсутствующий взгляд, замахнулся. Сверкнула сталь и беззвучно вонзилась в кожу. На лице Эрика едва заметно дернулись мышцы. Он на мгновенье нахмурился, но безразличное — мертвое — выражение сразу же вернулось на его серое лицо.

— Нет! — Выдохнула я слабую попытку закричать и с безмолвной мольбой повернулась к Дарре, стоявшему в стороне от всех. Его лицо было веселым и безумным, он перевел взгляд с Эрика на меня, откинул голову и разинул рот. Но оттуда вместо зловещего смеха раздались глухие удары.

Я проснулась.

Комната была наполнена слабым серым светом. Я нащупала часы на табуретке, служившей прикроватной тумбой, и поднесла их к глазам. 5:47. В дверь снова нетерпеливо застучали.

Откинув одеяло, я встала. Сон еще не выветрился из головы, я видела сумасшествие Дарры, мертвое безразличие Эрика и его черные глаза. В ушах эхом стоял истеричный визг матери: «Это!»

Я открыла дверь. В слабо освещенном коридоре оказался сонный Четверка. Его лицо хранило следы подушки, глаза были припухшими, а волосы непривычно взъерошены. Но выражение было настороженным и тревожным.

— Собирайся, — скомандовал он тихо, окинув меня быстрым цепким взглядом. — У тебя минута.

— Зачем? — я провела ладонью по горячему ото сна лицу.

— Тебя вызывает к себе Лидер, — пояснил Четверка и оглянулся. Коридор был пуст в столь ранее утро. — Пошевеливайся!

— Лидер? — с непониманием переспросила я, но отступила обратно в комнату и закрыла дверь. Лидер? Кто из пяти? Едва ли Эрик пришлет за мной Четверку, намереваясь потребовать обратно свою куртку.

Я опустила взгляд. Именно в ней — натянув ее прямо на голое тело — я открыла дверь. Любопытно, что подумал инструктор. Любопытно, кому я понадобилась в такую рань.

========== Глава 12. Назначение. ==========

Финли оказался высоким и долговязым мужчиной, которого прежде я видела лишь раз — на заседании Лидеров по делу нападения на Тимоти, — но не разглядела, а потому едва ли смогла бы узнать. Финли отвечал за разведку и внутреннюю безопасность, но выглядел вовсе не так сурово, как можно было бы ожидать. Очень коротко подстриженные — почти сбритые — волосы и аккуратная бородка. Усы над тонкими губами были темными, а волосы на подбородке — белыми от искусственной или натуральной седины. Кожа была смуглой и на ней запали глубокие мимически морщины, выдающие в Лидере большого любителя улыбок и смеха, отчего он казался очень располагающим и постоянно веселым.

Аккуратные вытатуированные линии — показатели высокого чина, как у Макса и Эрика — удлиняли и без того лебединую шею, а плечи были очень покатыми и узкими.

— Прости за такой ранний вызов, — сказал Финли и его голос оказался приятно хриплым и тихим, бархатным. — Но дело в определенной степени секретное. Не хотелось множества свидетелей.

Он обогнул свой стол и жестом предложил мне сесть в одно из двух широких кожаных — совершенно разномастных — кресел, а сам опустился в другое.