Оценки ставились за каждое принятое решение, каждое движение и каждое попадание, а потому имена в таблице постоянно мелькали и меняли своё местоположение. В тройке аутсайдеров постоянно происходили изменения, и вместо трех обреченно пытавшихся смириться со своей участью, было около десятка панически вздрагивающих новичков. Они использовали каждую свободную минуту, чтобы добраться до доски и облегченно вздохнуть или раздосадованно выругаться.
Мы с Даррой и Крепышом из врожденных вращались в первой тройке, поочередно заменяя друг друга на первом месте практически после каждой тренировки. Тимоти с переменным успехом барахтался в первой десятке, Рут то соскальзывала к двадцатому месту, то взбиралась на семнадцатое.
— Весьма… похвально, — отметил Кинан. Мы сидели в столовой за поздним ужином. Большинство столов уже пустовали, компания из пяти человек: Кинан с другом, Рут, Дарра и я — сидели в самом углу и лениво ковыряли вилками в тарелках, создавая видимость поглощения пищи.
— Куда нас могут распределить? — спросила я, не отрывая взгляда от остывшей темной жидкости в чашке, отдаленно напоминающей чай.
Кинан пожал плечами.
— Сложно предугадать. Всё зависит от того, сколько сейчас есть вакансий. — Друг Кинана кивнул, со скрипом отковыривая от бифштекса небольшой кусочек. — Вы все трое можете попасть в командный состав, но может быть так, что в командовании нету свободных мест.
Мы с Даррой переглянулись. Сегодня вечером первое место в таблице досталось Крепышу. Он обскакал нас в упражнении на силу и выносливость.
— Кроме того, — Кинан истерично хохотнул. Его глаза недобро сверкнули. — Вас могут назначить командиром патрульного отряда. Так что несильно обольщайтесь насчет погон!
Это была плохо скрываемая зависть. Младшая сестра — девчонка! — обошла брата-первопроходца, да еще и с громадным разрывом. Я смерила Кинана взглядом, неприятно пораженная проявлением таких отрицательных эмоций.
Нелепо было бы отрицать, что он — человек цельный, не состоящий исключительно из светлых и хороших качеств. Кинану были присущи злость и надменность, они редко проявлялись сполна, но часто сквозили в его словах и действиях. Такими были многие — если не все — Бесстрашные, и теперь, пройдя практически через всю подготовку, я понимала, что эти качества вырабатываются рефлекторно и становятся отличительными чертами членов фракции лихачей.
Доводя себя до предела, каждое утро заставляя свое противящееся тело выполнять тяжелую работу, мы становились сконцентрированными на цели, зациклившимися на достижении лучшего результата, а оттого бывали злыми сами с собой, если что-то не получалось, и с другими, если они оказывались проворнее, сильнее или находчивее. Мы с завистливой злостью и жесткой решительностью гнались за опередившими, и с надменностью смотрели на тех, чьи имена барахтались в нескольких десятках номеров от нас.
Во мне — заносчивой и задиристой с самого детства — эти качества стремительно развивались, и я чувствовала себя вполне органично и спокойно, пока не наступал момент осознания кардинальности изменений. Как за ужином с братом. Я оглядывалась на себя прежнюю, внимательно всматривалась в друзей и видела необратимость перемен.
Мне было спокойнее считать это развитием, необходимым для становления нас как Бесстрашных. Вот только во сне я часто оказывалась у себя дома, в Эрудиции, и папа заклинал меня не потерять себя, не изменить себе, остаться человеком. А утром оставался неприятный горький осадок, который приходилось выдавливать из себя через пот и слезы неимоверных усилий.
Во время последнего пейзажа страха, завершающего этап психологической подготовки, одного из решающих зачетов, я справилась за семь минут. Четверка неопределенно вскинул брови и невнятно что-то промычал. Было непонятно, это похвала за быстрый результат или неодобрение того, что Эрик из страхов никуда не делся. Я вышла из кабинета, растирая саднящую шею, в которую несколько недель делали инъекции, не желая даже думать о том, как отреагируют все Лидеры на запись моего пейзажа. Как себя будет вести Эрик.
Мое моделирование для него не секрет, возможно, он уже подготовился к предстоящему рассмотрению результатов. А, возможно, это всё осложнит. Потому что и для меня его страхи больше не секрет.
В этот последний день десятинедельной подготовки посторонние Бесстрашные начали проявлять к нам непривычное внимание. Те, кто прежде предпочитали нас не замечать, сегодня собирались вокруг тира или рингов, где все новички в едином последнем порыве на пределе возможностей боролись за места.
Я несколько раз замечала огненно-рыжую шевелюру Кинана, но как ни всматривалась в лица зрителей, не находила среди них Эрика. Это было непривычным и странным, он всегда приходил на тренировки, следил за продвижением подготовки, а финальные зачеты вдруг проигнорировал.
Я увидела его уже вечером, на оглашении результатов. Нас выстроили в шеренгу в Яме, все Лидеры — среди них и хмурый Эрик — и инструкторы стояли над нами на пролете одной из металлических лестниц. Макс говорил о том, как возмужали мы за десять недель, как стали похожи на Бесстрашных, и как бесследно потеряли облик старых фракций. Говорил о важности нашей прежней фракции, о мире, о правильности четкого разграничения обязанностей.
Рут хмыкала и все шептала:
— Ну да, ну да, конечно.
Я не слушала ни ее, ни Макса. Я смотрела на Эрика, силясь разглядеть выражение его глаз. Расстояние, угол и освещение сильно изменили его: он выглядел тоньше, чем был на самом деле, лицо было серым и угловатым. Он казался уставшим и напряженным, а не привычно злым и надменным. Во мне вспыхнул и тут же потух призрачный нелепый порыв взбежать по лестнице к Лидерам и вопреки их удивлению — поражению, шоку, возмущению — и сопротивлению Эрика, обнять его и, уткнувшись носом в грудь, втянуть знакомый запах его одежды и тела.
Меня уносило бурным потоком в воспоминания о его губах и прикосновениях, я вовсе выпала из происходящего. Вернула меня к реальности Рут, взвизгнувшая неожиданно громко и тонко:
— Сейчас объявят!
Весь день таблица была пустой, мы не видели, как влияли на место наши результаты, не знали, кто стал лучшим, а кто вылетит. Потому, когда Макс взял планшет и опустил голову, по толпе новичков пробежал гул волнения.
— Дарра Мэнникс! — После некоторой паузы громко объявил Макс, и от звука его голоса — и от первого места, доставшегося Дарре — я вздрогнула. — Командный состав!
Кто-то издал невнятный звук, не то вздох, не то свист. А затем в паузе запала полная тишина. В ней я слышала, как гулко и быстро колотиться где-то в животе мое сердце.
— Эд О’Лири!
Я зажмурилась, до боли сжимая кулаки за спиной и вгоняя ногти в кожу. Сердце стучало очень быстро и громко. Я напряглась всем телом, опасаясь, что прослушаю вынесенный мне вердикт. Но голос Макса прозвучал оглушительно, будто сразу внутри моей головы:
— Разведка!
========== Глава 7. Разведка. ==========
Одна подготовка сменилась другой, вместо нескольких десятков нас теперь было всего пятеро, мы снова жили в казарме — ее уменьшенной, тесной версии — и каждый день тренировались. Неизменным оставался и Четверка в роли учителя.
Физическая подготовка и занятия в тире больше не были в программе, но мы по привычке — и из любви к упражнениям — тренировались самостоятельно каждый день, до или после теоретических занятий или практических вылазок.
Разведка оказалась куда более широким понятием, чем мы полагали вначале. Ее деятельность не ограничивалась дежурствами на стене и прочесыванием территорий, лежащих за землей Дружелюбия. Разведка действовала внутри, незаметно и зорко наблюдая за всеми фракциями — и за Бесстрашием в том числе — и изгоями. Сферой деятельности была политика, целью: предупреждать и предотвращать любые попытки силового захвата власти.
Спустя почти неделю после распределения мы вшестером: Четверка и пятеро новобранцев, — собирались на ночное дежурство на стене. Устроившись в углу тренажерного зала разведки, мы готовили снаряжение: приборы ночного видения, бинокли, оружие, — когда эхом послышались гулкие шаги.
