— Я хочу, чтобы ты поверил.

Спрятать ампулу и удержать ее в рукаве было много проще, чем незаметно зарядить ею пистолет.

— Это ничего не даст, — темные глаза снова уставились в мое лицо, оценивающе и настороженно. — Если я поверю, ничего не изменится.

Я пожала плечами, хотя мне вовсе не было все равно. Мне было нужно — жизненно необходимо, вот глупость, — чтобы изменилось всё. Или хотя бы что-то.

— Ладно, — тем ни менее произнесла я, силясь придать своему голосу безразличного смирения. — Просто ты будешь знать наверняка.

Я подтянула пистолет ближе к себе, не отрывая взгляда от Эрика. Он не согласится на моделирование, даже спрашивать незачем. Нужно напасть неожиданно, не дав ему отскочить далеко от компьютера и кресла, в угол, куда датчики не дотянутся. Нужно не дать ему времени на отпор. Вместо удара сразу уколоть.

Как это сделать, как?!

— Для тебя от этого не будет никакой пользы, — медленно произнес он, словно диктовал простые истины умственно отсталому. — Твое существование во Фракции не упростится. Я не стану снисходительнее из-за твоих глупых чувств ко мне.

Ему потребуется доля секунды, чтобы разомкнуть руки, сложенные на груди. И еще доля секунды, чтобы встать в стойку. Очень ценные доли секунды, дающие огромное преимущество.

Если всё сделать правильно.

— Будь ты умной Эрудиткой, ты бы это поняла, и не убивалась бы понапрасну.

Мой мозг отстал от тела, я сначала прыгнула, и лишь затем осознала это. Эрик тоже отреагировал с опозданием, так что не успел блокировать мою руку.

Его кулак взлетел вверх, ударяясь о мою кисть с внутренней стороны и отталкивая в сторону, но я замахнулась достаточно сильно. Проведя длинную царапину на шее, игла всё же вошла в кожу, а спусковой крючок легко поддался на судорожное нажимание.

Эрик отбился, уже когда инъекция была сделана. Он оттолкнул мою руку, замахнулся и ударил, и лишь тогда препараты подействовали. Удар пришелся мне в скулу, сильный, но, к счастью, неточный. Серые глаза Эрика на секунду сконцентрировали на мне гневный взгляд, а затем закатились.

И вся его массивная фигура повалилась на пол.

Игнорируя пекущую боль в щеке, отдающую в затылке, я присела. Провода датчиков, которые я все время сжимала в кулаке, прилипли к вспотевшей коже ладони и не сразу поддались. Я торопилась, а потому пальцы двигались неточно, выпуская и спутывая провода. Мне пришлось предпринять две попытки прежде, чем я сумела просунуть датчик под майку Эрика и закрепить там.

Отпустив последний провод, я испуганно дернулась. Шум проливного дождя заполнил кабинет. Я привстала на коленях и уставилась в экран компьютера. Видеть чужую галлюцинацию было странно и страшно.

Эрик — насквозь промокший и поникший под дождем — стоял среди стройных рядов одинаковых зданий. Серые двухэтажные коробки были легко узнаваемыми — поселение Отречения.

Район — весь Чикаго — был пустым, это было чем-то совершенно очевидным и поразительно знакомым.

Как мы похожи, Эрик, Лидер Бесстрашных, рожденный среди Отреченных.

Все окна были зловеще темными, словно внутри домов были не пустые комнаты, а черные дыры, абсолютно необитаемый и беззвучный вакуум.

Эрик поежился и осторожно сделал шаг. Не зашнурованные ботинки с хлюпаньем и чавканьем вступили в грязную лужу. Еще один тяжелый шумный шаг, и еще. Он шел вдоль домов, обреченно уставившись в грязное месиво под ногами.

Но затем в луже что-то блеснуло. Короткий луч тусклого света.

Эрик поднял голову и оглянулся.

Быстрое движение света и тени в окне ближайшего дома, словно в комнате кто-то ходит с небольшим фонариком — или свечой — то поднося его к окну, то закрывая собой.

Над головой прокатился тяжелый раскат грома, и Эрик поспешил к двери дома.

Внутри было сухо и пусто. Тесная серая комната — как две капли воды похожая на ту из моего первого моделирования — была освещена слабым мерцающим светом, но источника — свечи, факела или камина — не было видно.

Оставляя грязные мокрые следы на цементном пыльном полу, Эрик топтался на месте, обводя взглядом пустое помещение, а затем из ниоткуда появилась я.

В узком синем платье и с туго связанными в конский хвост волосами — необычайно яркое и точное воспоминание обо мне в день Теста, в день, когда мы с Эриком впервые встретились — я прошла в центр комнаты и остановилась.

Я реальная, в комнате моделирования, стоящая на коленях рядом с Эриком, встрепенулась.

Свечение исходило от меня, уютное и нереальное. Светились волосы, кожа, я вся. Это мягкое свечение наполняло комнату — Эрика — теплом. Но затем у самого пола, вздымая серую пыль, скользнул сквозняк. Ветер обогнул меня и превратился в размытую тень, стремительно парящую в воздухе и набирающую четкую форму.

Тень превратилась в Тимоти. Он замер — всё еще полуаморфный, но различимый — прямо передо мной, и свечение — спокойствие и тепло в Эрике — начало угасать. Сгущались тени, и вскоре комната оказалась вновь пустой. Темной, заброшенной. Ее потолок оказался проваленным, груда обломков валялась на полу, и на них плотной стеной падал дождь.

Эрик снова оказался один в целом городе, безнадежно пустой изнутри, как и Чикаго.

А затем он очнулся, всего спустя несколько минут после начала моделирования. Я не ожидала столь скорого пробуждения — я справлялась со всеми страхами не меньше, чем за пятнадцать минут — и потому не смогла оказать сопротивления.

Эрик подхватился на ноги, схватил за воротник и швырнул в стену. Сорвав все датчики разом одним быстрым взмахом руки, он подскочил ко мне и придавил шею предплечьем.

— Ты подписала себе смертный приговор, идиотка, — прошипел он. Глаза зловеще сверкали, губы кривились, на шее напряглась вена, а на коже вдоль царапины проступили небольшие крупицы крови.

— Всего один страх, — сдавленно прошептала я. Воздуха не хватало, горло болело, но я не могла оправиться от увиденного. Не могла вернуться к реальности. — Всего один, разве это возможно?

Эрик зарычал и встряхнул меня. Расслабленное тело легко поддалось, шея прогнулась, и я громко стукнулась затылком о стену. Резкая боль разбудила меня. Зрение обострилось, и я сконцентрировала взгляд на побагровевшем от злости лице Эрика.

— Как такое возможно? — поморщившись, спросила я. — Как может быть, что мы так похожи?

Эрик не ответил, его губы дрогнули, но он промолчал. Рука, прижимающая меня, мелко дрожала от напряжения.

— Как может быть, — прохрипела я, почти задыхаясь. — Что ты…

Пришлось сглотнуть.

— Что ты меня тоже любишь? ..

========== Глава 3. Правда. ==========

Утром в столовой я старалась не поднимать головы, пряча лицо в тени распущенных волос, но Четверка, внимательный и зоркий, не пропустил мимо внимания изменения в моем поведении: сутулость, странная походка, подбородок, едва не уткнувшийся в грудь. Он перегородил мне дорогу, когда я с подносом направлялась к друзьям.

Цепкий взгляд карих глаз уткнулся мне в лицо, брови нахмурились, губы поджались.

— Это что? — он указал пальцем прямо в синяк. Его большое синее пятно растянулось под глазом и не хотело скрываться под тональным кремом.

— Не увернулась от груши, — соврала я, тщательно стараясь не отводить глаза.

Четверка хмыкнул.

— От груши, — повторил он, смакуя это слово, а затем шагнул в сторону, освобождая проход: — Ладно.

Я шла к столу, чувствуя на себе внимательный взгляд. Инструктор словно пытался разглядеть в моей спине имя той груши, от удара которой я не смогла увернуться.

Вот только я не могла признаться.

Во-первых, меня ударил Эрик, а он не из тех, кого может приструнить Четверка. Во-вторых, Эрик защищался, и мне очень повезет, если всё обойдется синяком под глазом и не выльется в нечто большее — справедливое наказание за немыслимое нарушение правил. Мало того, что я проникла ночью в кабинет моделирования, то еще и напала на Лидера.

Кроме того, будь всё иначе — пропусти я удар, допустим, в драке с другими новичками — я едва ли выдала бы их имена. Я никогда не мирилась с ябедами, да и неразумно сознаваться в том, что я была участником запрещенной потасовки за границами зала и вне программных спаррингов.