– То есть вы считаете, на месте Самсоновой могла быть любая другая женщина?

– Безусловно. Вы ведь уже ознакомились с показаниями Анны Ильиничны Родионовой? Старушка уверяет, что она предупреждала Самсонову не выходить на прогулку в ночной лес. Предупреждала о большой преступности. Самсонова не послушала. Преступность! – вздохнул Рыков, – к сожалению, это проблема сегодняшнего дня.

– Анна Ильинична считает, что жертва была чем-то взволнована.

– Нет, нет, Виктор Иванович, давайте уточним, я ведь также внимательно ознакомился с протоколом: ей ПОКАЗАЛОСЬ, будто Анфиса Константиновна НЕМНОГО ВОЛНОВАЛАСЬ.

– И где же тут противоречие?

– Давайте посмотрим на дело с несколько иной стороны: возраст у Анны Ильиничны почтенный. Она слишком потрясена произошедшим. В таких случаях люди, особенно пожилые, начинают выдавать желаемое за действительное. И когда она говорит, что «немного волновалась», ключевым является слово «немного». На самом деле Анфиса Константиновна могла быть совершенно спокойной.

– Григорий Семенович, вот точные слова Родионовой: «Она была будто не в своей тарелке, когда пошла в сторону леса, несколько раз оглянулась…»

– Предположим. Но почему, точнее, после чего убитая стала оглядываться?

– ?!..

– После предупреждения старушки-соседки о большой опасности. Такие «пророчества» кого хочешь напугают. Анна Ильинична ведь не думала, что окажется провидицей.

– Почему вы так упорно отметаете версию, что убить хотели именно Самсонову?

– Конечно, ни отметать, ни опровергать ничего нельзя. Однако, дорогой Виктор Иванович, послушайте совета опытного человека, который хорошо знает обстановку в городе. Мы проверили биографию Самсоновой… Нет, мы перевернули всю ее производственную и личную жизнь! Никогда никакого криминала за ней не числилось. Ее убил маньяк, потому что он ХОЧЕТ УБИВАТЬ. Почему незадолго до этого он убил гражданку Евдокимову? Кому помешала скромная продавщица? Кому могла помешать медсестра из роддома? Допустим (только допустим!) Анна Ильинична права: Самсонова действительно из-за чего-то волновалась. Что следует из этого? Ничего. У человека неприятности на работе, плохое самочувствие и так далее. Наконец, она могла волноваться из-за того, что не складывается, например, личная жизнь.

Онежский с любопытством посмотрел на Григория Семеновича:

– Как вы все четко разложили по полочкам.

– По-прежнему не согласны?

– Надо все обдумать.

– Думайте, Виктор Иванович. Но не сегодня.

– Не сегодня?

– Работа работой, но мы с вами приглашены в ночной клуб «Волшебный сон» на выступление Глории.

– Право слово…

– Нельзя, нельзя отказываться Виктор Иванович. Наше начальство там будет.

– Раз начальство…

– Кроме того, она ведь вам понравилась.

– Кто?

– Мария Нестерова, то бишь Глория.

– Любопытная информация.

– Виктор Иванович, я старше вас едва ли не в два раза. Мой опыт – это мой опыт. Я заметил, как тогда в машине вы смотрели на ее афишу.

– Ах, это…

– Именно, Виктор Иванович! Вы были на ее концерте?

– Нет.

– Вот видите! Срочно исправить ошибку! – уже в который раз Григорий Семенович залился таким знакомым смехом.

Виктор согласился принять предложение, он считал, что давно пора зайти в этот клуб и посмотреть на Глорию. Вновь и вновь он вспоминал странный сон своей юности. Что за таинственная нить связывает его с незнакомой танцовщицей из Алексеевска?

Ночной клуб «Волшебный сон» сиял огнями, швейцары при входе учтиво кланялись публике, в основном, местной элите. Внутри все столики были заняты; столбом стоял табачный дым, из которого, как челноки из тумана, появлялись изящные официантки. Они не шли, а порхали, будто бабочки, под сладкие взгляды посетителей мужчин.

– Нам сюда, – Рыков обнял Виктора за плечи, подвел к столику, что стоял в углу недалеко от сцены. Здесь уже разместились трое: непосредственный начальник Онежского Василий Леонтьевич Струков, невысокий, седоволосый мужчина, на лице которого никогда не проявлялось никаких эмоций, руководитель так называемой «конторы» Алексеевска Денис Денисович Пушкарев, полный, с большой, лысой, похожей на мяч головой и еще один человек, которого Онежский ранее лично не встречал, но прекрасно знал по многочисленным фотографиям в местной прессе и выступлениям по телевидению. Человек этот тут же протянул Онежскому руку:

– Рад нашему знакомству. Слышал, с каким рвением вы взялись за дела.

– Стараюсь, – немногословно ответил Виктор и внимательно всмотрелся в самого богатого человека в городе Дмитрия Алексеевича Верникова. И сразу понял, человек этот волевой, что чувствовалось по сильному пожатию руки, по пронзительному взгляду больших черных глаз. У Виктора возникло странное чувство, будто два различных существа, две противоположных силы соединились в плоти Дмитрия. Когда он улыбался, то превращался в скромного, даже застенчивого относительно молодого еще человека (ему вероятно нет и сорока), с игравшим, как у ребенка, румянцем на щеках. Но стоило ему повернуться в профиль, как хищный нос вкупе с огненными глазами ясно говорили: перед вами тот, кто при желании подомнет под себя любого вставшего у него на пути.

– Товарищ полковник, – начал было Виктор, обращаясь к своему непосредственному начальству, но Верников его прервал:

– Извините, Виктор Иванович, извините, господа, но может мы сегодняшним вечером без чинов и докладов? Василий Леонтьевич?..

– Я не против, – с традиционной невозмутимостью ответил Струков.

– Вот и прекрасно! Присаживайтесь, господа, присаживайтесь! Виктор Иванович, я взял на себя смелость заказать кое-что из спиртного.

– Я пью мало.

– Я тоже, но иногда следует расслабиться. Тем более, на сегодняшнем выступлении. Глория, это настоящее чудо города. Главный бриллиант в нашей короне, хотя «бриллиантов» у нас, как вы успели заметить, много. Здесь, в Русском Черноземье, столько богатств! Только бери их и используй во благо России и ее замечательного народа.

Официантка наполнила бокалы опоздавших Рыкова и Онежского, Верников поднял свой и несколько извиняющимся тоном произнес:

– По старшинству, по занимаемому положению должны говорить либо наш уважаемый Денис Денисович, либо Василий Леонтьевич. Но разрешите мне. Хочу произнести тост за человека явно недюжинного ума, который вливается в наш замечательный коллектив. Да, да, Виктор Иванович, я тоже член коллектива, поскольку по возможности помогаю правоохранительным органам Алексеевска.

– Дмитрий Алексеевич решает целый комплекс вопросов, связанных с материальным обеспечением, – вставил Струков, – новые машины, обмундирование. Раз государство не в состоянии…

– Государство нынче бедное, – вздохнул руководитель «конторы».

– Не будем о грустном, – умоляюще произнес Верников. – Итак, за нового центуриона нашего города! Надеюсь, мы подружимся.

– Хорошие люди должны дружить, – дипломатично ответил Онежский. Правда, он не выпил, а просто пригубил, несмотря на недовольные возгласы: «До дна! До дна!» Руководитель «конторы» пробурчал:

– Настоящие мужики так не поступают.

– Каждый пьет в меру своих возможностей, – примирительно заметил Верников. – Я, Виктор Иванович, ознакомился с одной из ваших статей, любопытно, доложу вам, любопытно. – И руководителю «конторы». -Денис Денисович, вы не знакомы с теорией господина Онежского? Он утверждает, что любой убийца – человек с больной психикой. И что его можно опознать по определенным нормам и стереотипам поведения. Такого интересного специалиста я бы пригласил к себе, в свою фирму. Но не будем пока о делах. Вы видели выступление Глории?

– Нет. Но сейчас посмотрю на ваш бриллиант. Кстати, кто она? Откуда?

– Жена нашего главного архитектора. Вон он сидит с товарищем через два столика от нас. Нет, нет, не постоянно жующий толстяк, а тот, что рядом с ним.

Муж танцовщицы был полной противоположностью своему соседу: худой, с осунувшимся печальным лицом, в котором, однако, проглядывало благородство.