— Отлично. Прайор нужна мне срочно. От её дружка избавься.
Я закрываю глаза и усмехаюсь. Ну конечно, избавься от жены, затем избавься от последнего во всем Чикаго — на всем проклятом свете — человека, которому можешь доверять. Резонно. Избавься от дружка или ослушайся и тем самым избавься от дочери. Сука.
— Куда её везти?
— В Бесстрашие.
Так не пойдет. Я снова впиваюсь пальцами в порез. В физической боли есть кратковременное облегчение.
— Ты сказала «срочно», а Бесстрашие в другой стороне от Эрудиции, это раз. Я хочу увидеть Эмми, это два.
Джанин цедит злобно и дробно:
— Вези. Её. В Бесстрашие. Эрик! Оставишь её с отрядом в гараже, за ней приедут.
— Ну уж нет, Мэтьюз, — вспыхиваю я, повышая голос. — Я лично передам тебе Прайор и только после встречи с Эмми. Мне нужно удостовериться, что она жива. Иначе показная казнь отменяется, и ты получишь только труп малолетки, усекла?
— Опомнись, Эрик, — шипит Джанин. — Не смей мне ставить условия, ты не в том положении. Вези её в Бесстрашие. Отбой.
И она прерывает связь. А я понимаю очевидное. Она в Бесстрашии, и всегда там была, прямо под моим носом. Прайор ей и в самом деле нужна срочно, и она будет её ждать в своём командном бункере, напичканном техникой и эмблемами Эрудиции, но спрятанном в подвалах Бесстрашия.
Это объясняет, почему Рыжая и Эмми оказались в её командном пункте так быстро, уже наколотые её сывороткой; это объясняет фарс Макса со спусканием в гараж и любезно открытой мне машиной. Действие электрошокера не было настолько сильным и длительным, чтобы они успели меня куда-то вывезти. Они меня даже в автомобиль не заталкивали. Я отчетливо почувствовал на бицепсах крепкую хватку рук, волочивших меня по полу. Это объясняет показное обнаружение тела Рыжей недалеко от территории Эрудиции. Джанин была согласна бросить на себя тень подозрений — накануне открытия сезона кровавой охоты это уже не играло для неё особой роли — лишь бы убедить меня, что сама она, мозг её операции и Эмми находятся там, среди белоснежно-стеклянных высоток их Фракции. В то время как она не покидала Бесстрашия вовсе.
========== Глава 23. ==========
Грохот выстрела в сырости подземного гаража звучит оглушительно. Худосочная ручонка дергается под моими пальцами, Трис Прайор вздрагивает и пытается увернуться от фейерверка цементных крошек. Я стреляю в первую попавшуюся на глаза камеру наблюдения, и та взрывается искрами и бетонной пылью из поврежденной выстрелом стены. Расчет прост: потеря одного из множества глаз в такой небезопасной близости к свято охраняемому командному центру будет замечена незамедлительно.
— Эй, Джанин! — оборачиваясь к работающей камере в противоположном углу, говорю я. План совершенно безрассудный, шаткий, основанный на маниакальной одержимости Мэтьюз, потерявшей покой и здравый смысл из-за этой девчонки. Кто бы мог подумать, что именно она окажется искомым дивергентом? Кто бы мог подумать, что она согласится — какое великодушие, какое самопожертвование во имя совершенно лишившегося ума и здравого смысла Четверки, какое самоотверженное стремление отомстить за смерть родителей — на участие в этом представлении? Кто может знать, подействует ли это? Кто может предположить, пойдет ли хоть что-то близко к тому, как я намеревался действовать?
Единственное я знаю наверняка: я убью Прайор, если это потребуется. Если она хоть наполовину настолько важна для этой белобрысой суки, как мне это представляется, такой шаг будет подписанием смертного приговора Эмми. И Тобиасу. Возможно, Итона придется пристрелить прежде, чем пустить пулю в Прайор, во избежание осложнений и потери драгоценного времени на перестрелку или драку с ним. Я понимаю, что пойду на это без промедления, если это хоть на йоту приблизит меня к Крохе. Или если они окажутся бесполезными и станут мешаться под ногами.
Но пока — вопреки приказу Джанин — живой Тобиас прячется в кузове транспортера, а Трис Прайор — мой стратегически важный заложник. И основная ценность её состоит в её жизни, и возможности Мэтьюз отобрать эту жизнь посредством публичной казни.
— Джанин! Хватит разыгрывать эту комедию. Я знаю, ты где-то здесь. Ты настолько близко, что я чувствую твоё дыхание, когда ты склоняешься к монитору.
Отряд, возглавляемый Тимоти Такером, в нетерпении переступает с ноги на ногу. Переодетые в однострой изгои — пусть некоторые из них, включая самого Тимоти, какое-то непродолжительное время считались членами Фракции Бесстрашия — разительно отличаются от моих бойцов. Оружие держат неловко, опасно направляя приведенные в боевую готовность стволы в соседей или в собственные ноги, мечутся взглядом вокруг себя; выстроились в совершенно беззащитную со спины массу. Удивительно, как при такой неспособности к пониманию и адекватному ведению боя они умудряются давать отпор взбесившейся Эрудитке. Поразительно, как — при всей своей бездарности и неспособности удержаться ни в одной из Фракций — эти отверженные вообще оказались подготовленными к происходящему. Откуда у груды выброшенных за бесполезностью отщепенцев оказалось знание о готовящемся перевороте? Почему факт того, что не только Эрудиция, — лишь небольшая свора приближенных к Джанин, — но и афракционеры уже некоторое количество лет готовятся к военизированному конфликту, оставался надежно скрытым? Как, располагая определенным количеством данных, — а разведка, судя по поведению Четверки, и количеству в первый же день присоединившихся к Эвелин Джонсон лихачей, знала достаточно и о Мэтьюз, и об изгоях, — Бесстрашие допустило это? Почему влияние Макса оказалось столь сильным во Фракции, разделенной на несколько независимых — возглавляемых отдельными, не подчиняющимися друг другу Лидерами — департаментов именно во избежание подобных ситуаций?
— Мне надоело довольствоваться короткими видеозаписями! — мой голос непродолжительным, стремительно затихающим эхом отдается в бетонном гараже. — Пока я не увижу Эмми вживую, ты не получишь Прайор! Если тебе нужна эта девчонка и мои услуги, тебе придется подогреть мой интерес к работе. Слышишь, Джанин?
Бессонная ночь, нервное напряжение и бесконечные попытки придумать, как сорваться с этого смертоносного крючка, не навредив при этом Эмми, служащей наживкой, вместе с похмельем и физической усталостью уничтожают мой мозг. Лишают меня чувства реальности. Кажется, мой голос звучит где-то снаружи меня, слова рождаются не в моей голове.
— Пора и тебе выучить один важный урок: не только ты способна наступать людям на горло…
— Что ты задумал? — выстреливает вдруг злобное, искаженное помехами и эхо, металлическое, из громкоговорителей. Я не сдерживаю ухмылку.
— Мне нужна встреча с Эмми. В обмен на живого дивергента. Нет Эмми — нет Прайор. У тебя две минуты.
Я поднимаю руки: пистолет в правой направляется прямо в затылок затрясшейся Трис, наручные часы на запястье левой руки отсчитывают секунды.
— Не угрожай мне, Эрик, — шипит из громкоговорителя Мэтьюз.
— По истечению ста двадцати — уже ста семнадцати! — секунд я выстрелю, Джанин, — сообщаю я. — И плевать на последствия.
— Ты ничего не добьешься, — отвечает она прямо над моей головой и сразу отовсюду. — Только обречешь Эмеральд на напрасную гибель.
Резкий острый спазм, словно глубоко вошедшее тонкое лезвие, пронзает меня насквозь от звучания злобно выплюнутого имени. В голове всплывает воспоминание о том, как белые пальцы Рыжей невесомо очерчивают полукруг на крохотном личике новорожденной Крохи, и как она отвечает шевелением рта и долгим взглядом изумрудных глаз. Мы придумали ей имя спонтанно, во время первого совместного кормления, ради которого Тори Ву потревожила крепкий сон вымотанной после родов Эд. Как может погибнуть что-то настолько крохотное, настолько беззащитное? Как нечто светлое, как ребенок, может вообще служить разменной монетой в такого порядка вопросах?
— Мне всё равно, — отвечаю я негромко. Одергиваю себя и добавляю прямо в камеру: — Захватив город, ты избавишься от меня, это очевидно. А вместе со мной и от Эмми. Зачем оттягивать неизбежное?
