Кэп закурила ещё и, повернувшись ко мне лицом, сняла очки.

– Алексей, скажи честно, я красивая? Но помни, долг я тебе не прощу, даже если посвятишь мне оду.

– Очень красивая, – совершенно честно признался я.

– Льстец.

Она грубовато ухватила меня за затылок и смачно чмокнула в губы.

– Но иногда лесть так приятна.

– Шеф, я не врал, не льстил. Вы…

– Зови меня Иваллой. Сегодня. Здесь.

Ивалла встала с кровати и закрыла дверь на щеколду. Оказывает, она умела ходить эротично. Вернувшись к кровати, она выпила глоток бренди и сунула бутылку мне. Когда я выпил, шеф наклонилась и поцеловала меня. Это продолжалось долго, и я давно не испытывал такого спектра эмоций от простого поцелуя.

– Ты хорошо целуешься, – сказала Ивалла, когда её мягкие губы оторвались, наконец, от моих.

Я промычал в ответ что-то невразумительное и, ухватив её за талию, посадил себе на колени. Наши губы снова слились в поцелуе. Рука сама собой забралась под её рубашку, провела по нежной коже. Ивалла хихикнула и начала расстёгивать пуговицы. Я впился губами в её шею, поцеловал впадинку между ключицами, легонько прикусил сосок. Кэп… то есть Ивалла тоже без дела не сидела, её рука уже забралась мне под одежду. Я почувствовал прикосновение её пальцев и судорожно вздохнул от удовольствия.

Ссадил её с колен, уложил на спину. Рубашка уже валялась на полу, так что я занялся своей одеждой. Ботинки, штаны…

Думаю, нашу пропажу никто не заметил. А если и заметил… кому какое дело, чем занимались за закрытой дверью капитан и стрелок?

Я поёжился и, закурив, принялся оглядывать толпу в поисках Эмены, которую выделили мне в провожатые. В моём вещевом мешке уже лежала куртка и штаны, осталось купить только ботинки – шапку и рубаху мне, сжалившись, выделил Авер. Правда, на моё финансовое положение эта благотворительность особо не повлияла: мне пришлось дополнительно занимать двести пятьдесят кредитов. Иначе вместо добротной кожаной куртки пришлось бы покупать невнятный балахон, довольно тонкий и вообще не ясно на кого шитый – мужчину или женщину.

Наконец, я высмотрел в толпе спину Эмены. Она стояла у продуктовых лотков и яростно препиралась с продавцом. Ругнувшись сквозь зубы, я направился в их сторону.

Вообще, городом поселение, куда мы прилетели вчера вечером, назвать было сложно: в этом жутковатом месте вряд ли жило более пяти тысяч человек. Почему я назвал это место жутковатым? А как ещё можно назвать место, в котором лачуги из дюралюминия и пенопласта стоят по соседству с деревянными домами, будто служившими декорациям для голливудских фильмов про ковбоев? Каждый местный житель (ну, кроме, конечно, детей до десяти лет) ходил с оружием. Даже дворник, уныло метущий брусчатку, носил на поясе какую-то кремневую бандуру, а за плечами девушки, выливающей содержимое ночного горшка из окна прямо на мостовую, виднелись две костяные рукояти.

Как можно назвать место, где дети, играющие на улице, избивают чужаков из других районов «города» до полусмерти, а мужчины сначала смотрят на твою винтовку и только потом улыбаются и спрашивают, чего бы ты хотел купить? Причём, будь у меня ствол за спиной поменьше, я уверен, что они с той же лучезарной улыбкой предложили бы мне оставить всё своё имущество прямо в магазине.

Я лично видел, как одному парнишке лет двенадцати отрубили указательный палец на левой руке спустя пять секунд после того, как эту самую руку извлёк из своего кармана почтенный джентльмен с двумя револьверами на груди.

В назидание людям, пытающимся совершить более крупные правонарушения, прямо посреди центральной площади построили целый комплекс из десятка крестообразных виселиц. С каждой перекладины опускалось по петле, и минимум половина была занята.

На Эмену же это не произвело никакого впечатления. Фыркнув, она заметила, что трупы уже порядком разложились, а ещё лет тридцать назад на виселицах мы бы никого не увидели. Потому что повешенных скормили бы самым нуждающимся.

– А кое-где на юге так до сих пор делают, – добавила девушка, и мне стало совсем плохо.

Я подошёл к своей провожатой и встал рядом, с независимым видом разглядывая специи, лежащие на лотке.

– Не буду я брать консервы из собачатины! – раздражённо говорила Эмена. – Мне говядина нужна.

– Откуда говядина, малышка? – с заискивающей улыбкой разводил руками торговец. – Ещё не время колоть коров. Да и волки повадились ходить на окрестные фермы… – Он хихикнул. – Может, лучше волчатины возьмёшь? Я хорошо её протушил…

– Я сказала, что мне нужна говядина!

– Ну, детка, это слишком сложно. Ты же знаешь, что после прошлогоднего голода мэр запретил продавать людям извне больше десяти банок на руки. Я и с этой партией волчатины рискую.

– Поэтому, старый засранец, я и разговариваю с тобой, а не с Эдди. Ты дядька мэра, уж тебя-то он сильно наказывать не станет. Капитан сказала, что у тебя всегда есть говядина. Значит, она у тебя есть, и ты мне её продашь. Капитан не ошибается.

– Есть говядина, – кивнул торговец. – Конечно же, есть. Вот только я тебе говорю, что достать её сейчас очень сложно, куда сложнее, чем собачатину или волчатину…

– Я поняла, на что ты намекаешь, – резко сказала Эмена. – Я просто хочу, чтобы ты назвал цену.

– Вот оно как… – потёр лысину торговец. – Двадцать кредитов за банку. Если купите больше двухсот банок – сделаю десятипроцентную скидку.

– Двадцать кредитов?! – у нашего кока глаза вылезли из орбит. – Ты ль не охренел?

– Тише-тише, – забормотал продавец. – Мне же за это голову отрубят.

– И так все знают, что ты торгуешь из-под полы, – буркнула Эмена, но голос понизила. – Мне нужны четыреста банок и скидка в тридцать процентов.

– Не пойдёт. Не больше двадцати.

– Тогда и разговаривать не о чем.

– Хорошо. – Торговец посмотрел сначала на меня, потом на мою винтовку. – Двадцать пять.

– Вечером в шесть ждём груз в порту, – буркнула Эмена и, кивнув мне, двинулась прочь от лотка.

– А аванс? – пискнул торговец, но дочь Крога даже не обернулась.

– Мне Капитан голову снимет, – проворчала Эмена, когда мы отошли от лотка со специями на приличное расстояние. – Это ж надо, больше пяти с половиной тысяч кредитов за четыреста банок консервов. Но не собачатину же жрать…

– Угу, – промычал я.

Интересно, на Земле моя жизнь стоила больше, чем четыреста банок говядины? Смотря где, наверное…

И сколько бы банок сделали из меня, случись там что-то подобное? Меньше, чем полтора месяца назад, это точно.

Этот мир практически уничтожили. Жизнь здесь в последние годы явно была не сахар. Каннибализм помог выжить этим людям, как помогал многие века землянам. Когда же жизнь немного улучшилась, от него отказались на большей части территорий. И, тем не менее, в котёл до сих пор шло всё, что можно было съесть. Не до любви к питомцам, когда тебе самому или твоим детям нечего есть.

И всё-таки… собачатина…

В первые пару недель моего пребывания в Нейе я бы и не думал. Хоть собачатина, хоть волчатина, хоть кошатина – сожрал бы всё. Да попадись мне крыса, сырую со шкурой съел бы. А сейчас во мне бурлило возмущение и отвращение. К хорошему, выходит, быстро привыкаешь. Даже если это хорошее – сухари и консервы.

– А… – я на миг замолчал, чтобы успокоить всколыхнувшееся содержимое желудка, но всё же осмелился задать мучающий меня вопрос: – Те консервы, которые мы ели, они?..

– Говядина, конечно же. Капитан приказала покупать только её, хотя консервы из плохого мяса стоят раза в два или три дешевле. Дело в том, что мы с островов – там собака, в первую очередь, слуга и друг, но никак не еда.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.