Для организации рыбной ловли с побережья Студеного моря были сведены семьи поморов. Для хлебопашества с ближайших к Ругодивской земле мест Новгорода, Пскова и Ладоги были переселены семьи крестьян из датошных людей. Купцы этих же городов и Москвы заняли места выселенных в Московское царство торговых людей.

Строительство железной дороги получило неограниченную даровую силу из плененных шведов и немцев. В восстановленный Ревель потянулись торговые суда, в основном голландцев и англичан. Перечить этим сильнейшим державам ни датчане ни шведы не смели.

В виду принципиальной причины противостояния королей Польши и Швеции ожидать от них союза было напрасной затеей. Польские войска, стоящие в Латгалии, месяцами не получали содержания и в конце концов массово дезертировали. Сейм Речи Посполитой, занятый внутренними разборками, денег на армию не дал, потому, как казна была постоянно пуста. Великий гетман Литовский Ходкевич содержал горстку наемников, которым платил из своего кармана.

Самое интересное было в перспективе: централизованное сильное русское государство и польская держава, с элементами демократии, постоянно раздираемая внутренними противоречиями. Такое же централизованное по устройству шведское государство при новом монархе должно будет выбрать врага за счет которого станет расширяться. Здесь, совместно с крымским ханом, могла сложиться убойная коалиция и раздел Польши, который все равно произошел бы через сто лет, мог реализоваться на моих глазах. Для пользы дела шведского короля надо было подтолкнуть.

Вернувшись из удачного похода в Москву, я собрал для обсуждения идеи первых людей на дипломатическом поприще. Борис Федорович, несколько лет назад, после того как у него временно отнялась рука, с испугу внял моим наставлениям и сел на диету, то есть стал больше поститься, а также начал пешком ходить по святым местам. И богоугодно и для здоровия полезно. Меньшая нагрузка или относительная стабильность в государстве повлияли на его здоровье благотворно. Когда я с войсками был в походе, именно Годунов управлял страной. Он единственный, был посвящен в мои планы относительно Ревеля. И когда к Москве пригнали, несколько десятков тысяч бывших жителей Ругодивской земли в Поместном приказе уже были готовы списки кому и сколько новых крестьян пожаловать.

Сейчас с ним и головой Посольского приказа Василием Яковлевичем Щелкаловым шел разговор о том, как завершить войну.

— Надобно нам войну окончить к нашей выгоде. Земли новые за нами твердо встали, коли через пару лет, подведем дорогу и приложим старание по усилению крепостей, то изгнать нас оттуда никто и думать не посмеет. Дабы Карла свейского к миру склонить, мыслю предложить евоному сыну Густаву, в жены Феодосию, дочь покойного брата нашего Фёдора. Чего ей в девках-то томиться в Угличе? А тут — королевский сын. Чего думаете?

— Да, государь, пора, девка в возраст вошла. Отдавать её замуж за князя какого, то поруха чести. Она дочь царя за князя пойдет. Або за королевского сына другое дело. Токмо чего за нею дадим? Землицы у нас лишней нету.

— Думал уже. Деньгой дадим тысяч двести-триста рублей.

— Энто по тридцать три новых копейки за риксдаллер от шестисот до девятисот тысяч станется? За таковым приданным свистни, очередь из прынцев устроится! — Одобрил идею Годунов.

— Яз вот чего думаю. Купцы сказывают Карле не любы поборы с его торговых судов в Датских проливах. Желает он у короля Кристьяна отнять свои старые земли. Коли союз ему предложим супротив Дании, мыслю, швед ухватится обеими руками. — Внес свое предложение Василий Яковлевич.

— А нам к чему туды лезть? — Воспротивился Годунов.

— Мы ему взамен Ругодивской его же земельку возвернем взятую от датчан. А еще нам такоже надобен беспошлинный проход нашего флота сквозь Датские проливы.

— Какого флота? — Не понял Борис Федорович.

— Коль у нас теперь есть порты в Котлин озере и Варяжском море, то и флот нужон. — Поддержал я идею Щелкалова.

— Эвона, — протянул царев тесть, — тута ты государь хватил. А ну коли король свейский нашу царевну не пожелает в невестки? Коль тщиться станет возвернуть Ругодивскую землю?

— Нет. — Не поверия я. — Дураки в короли сами не выходят. Его сила была в море. В снабжении скором крепостей, людьми, брашном, воинскими припасами. Евоные купцы по нашим землям вольно ходят, оне верно уж видали, аль слыхали, как наше войско в десять тысяч стрельцов в три дня из Москвы к городу Царицыну по дороге железной перевезли. Он волен рожи корчить, ногами топать, або возвернуть себе Ругодив не способен. Паки у него ныне на войско денег нету, и коли соберет в ближние года то и ладно, або мы за год-два дорогу проложим до Ревеля и Пернова. Како корни пустим в сию землю. Он про то ведает и мыслю, понимает, або мы тако крепости усилим безмерно, како Азов на Сурожском море. Бастионами каменными обложим, воинскими людьми населим, пушками во множестве. Нет, Карл ратиться напоказ, дабы людишек своих уверить, мол, не смирился и коли покажем ему выход почетный, склонится к миру он. Но войско давать думаю не след. Денег пожалуем на датские земли, пущай из приданного воюет, людишек его воинских из полона в честь свадьбы отпустим, через год-два. Так-то лепо выйдет?

В Стекольну, столицу Свейского королевства, был направлен легкий посол, думный дьяк Власьев Афанасий сын Иванов, ученик Щелкалова Василия Яковлевича, с предварительными условиями мира. Им от имени государя было заключено временное перемирие. После принципиального согласия на брак шведского короля, за море было отправлено большое посольство во главе с боярином главой Панского приказа Салтыковым Михаилом Глебовичем по прозванию Кривой. Панский приказ ведал иностранцами, поступившими на службу русскому царю, преимущественно литовцами, попавшими в плен в Ливонскую войну. С собою посол имел, кроме многочисленных даров, бронзовую доску, на которой придворным ювелиром Яковом Ганом очень искусно было выгравировано изображение молодой царевны Феодосии.

Через несколько месяцев в мае семь тысяч сто семнадцатого года состоялся ответный визит шведов, с официальным сватовством русской принцессы. К Ругодиву из-за моря прибыло посольство на восьми кораблях. Во главе стоял сын бывшего наместника Ревеля, Аксель Оксеншерна. Интересы наследника шведского престола представлял Иоганн Шютте, учитель Густава-Адольфа. В делегации состояло свыше четырехсот человек, среди них множество дворян. К кораблям были посланы позолоченные лодки. Большого посла Оксеншерну на берегу встречали боярин Салтыков Михаил Глебович и думный дьяк Власьев Афанасий. По обычаю высокому гостю были подарены восемь десятков соболей. Затем посол и лучшие люди были посажены в раззолоченные, специально присланные из Москвы кареты и провезены через Ругодив и Ивангород к железнодорожному вокзалу. Посадских людей в новом городе Московского царства пока было мало, и для приветствия были выстроены многочисленные служилые дворяне и стрельцы. Процессию сопровождал рейтарский полк.

Железной дорогой посольство было перевезено в столицу. Приставы, встретили иностранцев, и провезли по заполненным народом улицам до посольских дворов.

Не смотря на далеко зашедшее сватовство и согласие на брак обеих сторон, существовало препятствие, которое могло все разрушить. Вопрос веры. По нашей с Борисом Федоровичем задумке должно было быть два венчания, по православному и протестантскому обряду. По договоренности с королем Карлом Феодосия оставалась в православной вере, но патриарху Гермогену, избранному в прошлом году, этого было мало. Иерарх отказывался венчать православную с иноверцем. Неуступчивость старика подкреплялась старой обидой: у церкви в голодные годы были конфискованы огромные запасы зерна. Для разрешения конфликта высший церковник был приглашен на разговор к царю. Кроме меня на переговорах присутствовал Годунов.

В личные покои царя патриарх вошел твердой поступью. Не смотря на свои семьдесят восемь лет, старик спину держал прямо, являя гордость сана и неуступчивость в предстоящем споре.