— Думаю, вскорости стрелецкие полки распустят. — Вставил я свои пять копеек.

— Как так? А кто ж воевать то будет? На Руси пешцами окромя стрельцов и не ратуется ни кто. Дворяне — се конное ополчение, бо пешцы — стрельцы с копьями либо огненным боем. — Удивились оба собеседника.

— Думаю яз, что толку от стрелецких полков мало. Да ты и сам ныне в то уверовал Данила. Московскому царству надобно войско мастеровитое, бо занималось оное токмо бранным выченьем круглый год. Да простые пешцы, коли умелые были бы десятниками, да сотниками, бо лучшие и головами в полках.

— Головами — выходцы из черных людей? — удивился Пузиков.

— Яз думаю, бо человек народившись, сам за свою долю отвечает. Ну, окромя царя — он помазанник божий. — Выдал я. — Надобно, дабы головами всюду стояли не знатные люди, а лучшие, самые способные в своих мастротах. Помнишь Афанасий, нам с тобой московский жилец Григорий Пушкин баял како князь младой свой полк под свейский удар поставил, всех стрельцов побили, а князя того в полон свейские немцы поимали?

— Была таковая беда, дай бог памяти — се князь Долгорукий. Ныне сызнова головой при полке стрелецком состоит, яз слыхивал. — Сообщил Бакшеев.

— Думаю тестя уговорю на новые полки, чтоб пешцов брали из тягловых людей, да посадских, служилых и боярских детей. Лет на двадцать, да чтоб не женились, покуда служат.

— Монасей желаешь из воинских людей соделать? — С улыбкой вопросил Пузиков.

— Нет не монасей, слышал ты про казаков, что есть гулящие люди?

— Вестимо.

— А ведомо тебе, бо в своих засеках сами оне выбирают себе воинских голов из лучших и храбрейших? Знаемо, бо заповедано им брать жен, покудова гуляют оне воровски?

— Ведомо, князь. — Несколько растерянно ответил Данила.

— Сии воины жестокие, внегда воинская удача им сопутствует, бьют и людей польского короля, и людей турского султана. Бо энти людишки бессмысленную жизнь ведут. Токмо похоть свою тешат и мнят себя свободными. Украл, проел, в поход. А наши воинские люди за-ради веры православной бьются, за-ради уклада нашего векового. Тако ежели наше воинство приуготовить, оружьем его снабдить справным, да доспехом сколь нужно, наше царство с легкостью вернет себе земли дедовские, что ныне под польским крулем лежат и где папистскую нечистую веру трудникам плетью да огнем насаждают. Да свейскую землю возле Варяжского моря бы взяли сколь нужно государю. Да Крымское царство под руку государеву подвели.

— Ну, княже, ты блазнишь без меры. — Нервно усмехнулся Пузиков.

Бакшеев смотрел на меня серьезно и улыбки головы стрельцов не поддержал.

— Вот что Данила яз тебе скажу. Человек ты воинский, и за свое дело радеешь, хотя людишек своих ты конечно распустил. Думаю яз, чтоб соделать новое войско, надобно начальных голов обучить немецкому бою правильному, дабы они, став во главе полков, обучили сему воинов своих. Ты подумай об сем, бо пора нового войска не за горами.

— А како же те пешцы опосля службы жить будут? — Оне мужи зрелые бысть, да без дела кормящего, да без семьи?

— Ну се просто. Думаю с нашими излишками земель на полудне, да на восходе государь подарит сохой во владение, кто сколько заслужит, али деньгой на заведение торговых либо промысловых дел. Вот с женами государь не поможет мню. Сами справятся!

В эти дни с Кавказа вернулся Гушчепсе. Как снег в предгорьях сошел, так баял и отправился в путь. Заявил, мол дома скучно, желаю дальше служить угличскому князю. Я естественно против не был. Определили его к рындам в отряд.

Через Ждана Тучкова вызвал его сына Баженку. Тот разъезжал по деревням и врачевал болезных, а также ставил прививки от оспы. Ему был дан приказ переезжать в Устюжну, требовалось вакцинировать жену и всех ключевых людей, ну и остальных, коли будет у них желание. Также пообещал я ему перевод книги по медицине с латинского языка. Осталось ту книгу сочинить и извлечь из памяти знания мединститута. А то, местное светило, лечило болезных в слепую, не понимая симптомов и признаков недомогания человека. То есть простуду определить мог, а вот мочекаменную болезнь, как случай у дьяка Алябьева уже нет.

Вскоре все концы, какие вспомнились, были связаны и наш каретно-тележный поезд отправился в Устюжну Железнопольскую. До хозяйства Фролки Липкина так и не добрался, только выдал ему рекомендации по поливке грядок и уходу за картошкой.

С выезда из первопрестольной прошел месяц. Интересно было посмотреть каких успехов достиг наш промышленный гений Федор Савельев.

В главном городе выделки и обработки железа Московского царства дым стоял коромыслом. Жаркая и солнечная погода не мешала местным ковалям работать. Звон кузнечных молотов раздавался из разных концов поселения.

После молебна в храме, оставил ближников помогать жене с обустройством. Сам отправился в сопровождении пятерых рынд смотреть на достижения местных механиков.

Рынды следовали за мной неотступно. Годунов что-то посулил им кровавое, на семьи их указал, мол волос упадет и… Я был не против телохранителей, но потребовал порядка. Установку смен, чтоб не таскалось за мной сразу по двадцать человек. С Гушчепсе кстати они поладили, начали друг другу воинские ухватки передавать. Московские дворяне, окромя оружного, да огненного, были сильны в кулачном бою, кавказец знатно боролся.

Савельев порадовал сломанным стругом. Приплыв в Устюжну, литейщик развил кипучую деятельность: установил паровик на струг, отлил зубчатые колеса, одно небольшое размером другое здоровенное, так как шкив кривошипно-шатунного механизма был высоко оборотистым, а привод буксира требовал меньших оборотов и большего крутящего момента. Местные плотники из досок лиственницы собрали гребные колеса. В итоге струг, проходив несколько дней по реке, одним из гребных колес наткнулся в воде то ли на камень, то ли на бревно и жесткая передача вращения от кривошипа к гребным колесам сломала и передачу и кривошипно-шатунный механизм. Но Федор божился, что струг бегал по реке быстрее всего, что он видел раньше. По его словам обыкновенную волжскую расшиву грузоподъемностью двадцать тысяч пудов самоход потянет без проблем. Но, как я понял, для навигации нынешнего года этот буксир был сыроват и требовал серьезной доработки.

Коробки передач я в прежней жизни, конечно, видел, как они устроены теоретически тоже знал. Валы, зубчатые колеса, подшипники, смазка, а чтобы смазка не утекала, требовался корпус — и на этом все. Данную информацию я и вывалил на Савельева. Так что огромные зубчатые колеса не стоило и переделывать, учитывая их опасность для команды парохода. Дал бы почитать мастеру книги по механике, что у меня есть, но литейщик не знал латыни.

Смотрел на Федора и думал, какую свинью ему подложил. А ведь хороший человек. Ему, с минимальной моей помощью, предстояло за пять лет построить паровоз, а затем и всю железнодорожную отрасль. У меня при мысли о паровой машине на колесах холодный пот тек по спине. Идею то я выдал, а реализация лежала на его плечах. Все, что смогу мастеру я дам: людей, денег, материалы, но создание паровоза упиралось в нынешний слаборазвитый технологический уровень.

Теперь встали новые проблемы: станки металлообработки для зубчатых передач и смазка, то есть нефть. Нефть понятно есть на побережье Хвалынского моря, но может и поближе где найдется. Вместе с Савельевым пошли в наш металлообрабатывающий центр — она же ружейная изба. По пути зашли в старую усадьбу, где стоял княжий двор. Новое поместье было в процессе постройки.

Нашел ключника и дал ему указание:

— Дядька Ждан надобна мне для государева дела нефть, то есть масло земляное. Тебе ведомо оное?

— Ведомо княже, сею черную жижу, деля лечебных дел, пользуют.

— Бо где взять то её?

— Того не ведаю. — Ответил Тучков.

— Ты дядька со многими гостями видишься по торговым делам. Пусти средь них весть, бо кто князю укажет место, где оное масло можно брать бочками, тому будет скидка на удельные товары. А коли привезет сразу бочек десять, тому еще более льгота будет. И вот что дай денег моим людям: Баженко, сыну твоему, Савве Ефимову, Тихону Миронову. Пусть построят себе дворы достойные, где восхотят в Устюжне, а также работные дома, а Баженко лекарскую избу.