За порогом было пусто. Гостям не полагалось беспокоить шамана во время камлания. Деревенские не ходили в избу ни под каким предлогом. Они звонили в дом и долго стояли на пороге. Ждали. Трель звонка, благодаря дополнительному проводу, раздавалась одновременно в двух жилищах. Считалось, что если шаман не разговаривает с духами, то он услышит звон и придёт. А если прямо сейчас происходит ритуал или Изга совершает обряд, то звонить всё равно бесполезно. Сквозь транс шаман не различал других звуков, кроме голоса бубна и горлового пения. «Пушкой не разбудишь», как говорили в народе. Но деревенские упрямо стояли под дверью. Час, два, три, сколько придётся. Дорога дальняя и долгая. Лучше подождать, чем ехать ещё раз.

Но это деревенские, а незваные гости должны были уже двери с петель снимать и дом обыскивать. Изга смотрел на единственную дорожку шагов и прислушивался. Тихо. Очень тихо. Проклятье.

Оружия у него нет. Даже охотничьего карабина. Продал, когда с деньгами было туго. С голыми руками в атаку идти? Вышел из избы весь такой герой «Я сам разберусь!» и что? Да хоть десять тысяч вариантов перебери, что делать, не угадаешь. Нужно дойти до дома и посмотреть. Так тихо, как звучал мир вокруг.

Жаль, снег хрустел под валенками, но шаман быстро вышел на лысую, выметенную ветром тропинку. Она тянулась в узкой горловине между сараем и сугробами у забора. Изга поднялся на пригорок и увидел угол дома. Может, и не стоило прятаться. От кого ему прятаться, если он собирался утверждать, что Ирины здесь нет? Хотя, если пришли убивать, и исполнители достаточно отморожены, то начнут стрелять, не задавая вопросов. Затылок не болел, духи не вмешивались. Изга взял лопату у сарая и пошел дальше.

Снова снег. Пушистый и скрипучий. Сколько не пытайся представить себя бабочкой, а легче по нему ступать не получалось. От крыльца дома качнулась тень и помахала рукой. Облегчение выступило потом, в тулупе стало жарко.

– Изга! – радостно закричала Сандара. – Это я!

Откладывалась казнь Ирины и расстрел ненужных свидетелей. Шаман прислонил лопату к стене дома и достал из карманов рукавицы. Долгим будет приветствие, успеет замерзнуть. Но лучше слушать восторженный женский щебет, чем выстрелы в морозной тайге. С этим даже духи не спорили.

– Что же так замело? – сокрушалась маленькая якутка в шубе и расшитых тесьмой унтах. – Сугробы по колено. Вы не подумайте, я не навязываюсь лишний раз. Просто так пришла. Честно-честно. Пятый день жду в магазине, а вас всё нет. Продукты, что обещала, скоро испортятся. Вот я и привезла их сама. Масло, творог, саламат, строганину. Вам в прошлый раз понравилось, я и приготовила побольше.

– Духов задобрить? – с улыбкой спросил Изга.

– Вас накормить, – звонко рассмеялась якутка. – Духи пусть как-нибудь сами.

Впервые в дом шамана Сандара пришла год назад в той же шубейке и расшитых тесьмой унтах, что носила сейчас. Семь лет жила с мужем, а детей не было. «Бог не дал, грешила ты», – твердили православные родственники и отправляли в церковь молиться. «Не совместимы вы, – говорили другие. – Нужно развестись и начать искать другую пару. В новых семьях и у тебя, и у мужа будут дети, а вместе никак. Чего вы ждёте? Разводитесь, пока молодые и здоровье есть». А Сандара разводиться не хотела. Она любила мужа и не понимала, зачем ей искать другого. «Сходи тогда к шаману», – подсказала бабушка и Сандара пошла.

Духов задабривать начала с порога. Пихала Изге в руки замороженное мясо, сыр, творог, кровяную колбасу. Она и сейчас приволокла на санках груженую доверху сумку, но тогда от отчаяния сбивалась с мыслей и забывала в середине фразы, о чем хотела сказать:

«Зародыши детей висят, как листья на священной березе. Я читала, что шаманы умеют сдувать их на землю. Они падают маленькими звездочками прямо в домашний очаг, а из него попадают в женщину. У меня нет очага, только печка. Хорошая, импортная, муж из Якутска привез. Варит она здорово, а греет слабо. Зато мороки нет с готовкой. Суп за час приготовить можно. Вкусный. Надо было привезти вам. А вы попробуйте масло. Я, как бабушка, делаю. Она меня к вам и отправила. Детей со священной березы сдуть. Я всё жду, жду, а они не приходят. Шаман нужен. Без шамана никак».

Мужа стоило к репродуктологу отправить, а не его совершенно здоровую жену по всем врачам, лекарям и знахарям гонять, чтобы найти в ней корень бед. Изга подозревал, что якут с русским именем Олег страдал бесплодием, но для мужчины однократная сдача спермограммы равнозначна позору на всю жизнь. Он даже слышать об этом не хотел. Предпочитал изводить обвинениями жену. «У меня всё в порядке! Пустоцветов в роду не было! Пусть она лечится!» А от чего её лечить даже Изга не знал. Он так и сказал ей. Сандара ушла в слезах и через месяц вернулась с новым подношением для духов. Это стало пыткой. Изга отказывался от даров, объяснял, почему не будет лечить, а якутка думала, что недостаточно хорошо просит. Нужно готовить вкуснее и уговаривать шамана ласковее. Другой надежды нет. Души детей висели на ветках священной березы и скучали без мамы.

– А где муж твой? – спросил Изга, оглядываясь на цепочку шагов за спиной Сандары. Глубокие провалы от унтов и параллельные линии полозьев. Гостья одна пришла, рядом никого не было. – Сумку с продуктами на санках привезла? С ума сошла?

– На снегоходе, – гордо выпятила подбородок якутка. – Тайком от мужа научилась. Олег в командировку уехал на служебной машине, а снегоход дома оставил. Ух, я на нём прокатилась! Проехать только к вам через ворота не смогла, побоялась. Санки отцепила и так пошла.

Нельзя ей здесь оставаться, Ирину нельзя видеть. Шаман давно мозоль на языке натёр от объяснений, но прогнать отчаявшуюся женщину так, чтобы она не возвращалась, не смог. Не принято у шаманов отказывать просителям. Сандара это знала и приходила снова и снова.

Мешок, примотанный к детским санкам, был в половину ее роста. Изга в еде остро не нуждался, в магазин собирался ради того, чтобы не терять связи с реальным миром. А потом случилось крушение вертолёта, и он никуда не поехал. Ему бы одному запасов и сейчас хватило, но Ирине, чтобы выздороветь, нужно хорошо питаться.

– Пойдём в дом, – вздохнул он. – Не стой на пороге.

И прежде чем совершенно счастливая якутка вцепилась в мешок, шаман сам его поднял вместе с санками.

Я не пошла за ним. Далось мне это с трудом, но я же сильная женщина. Стиснула зубы, сложила руки на груди и осталась лежать в кровати. Тревога почти не мучила, саспенс не нагнетался, как в качественных триллерах и фильмах ужасов. Самые страшные монстры сидели в кабинетах с полами из ценных пород дерева, а не мотались по якутской тайге. Всё, от чего я могла здесь умереть – холод, голод и скука. Мда. От последнего особенно. Древнерусская избушка, как музей, конечно, интересна, но и только. Я уже поела, до очередного похода в уличный туалет ещё пара часов есть – чем заниматься?

В голове прояснилось, мир обрёл четкость, и вернулось желание куда-нибудь приложить руки и голову. Поискать средства связи, например. Электричество в доме есть, значит, болезнью отказа от цивилизации шаман страдал в не слишком запущенной форме. Я бы не удивилась, достань он из кармана сотовый телефон последней модели. Молодой мужчина, а не дряхлый старик, которому уже ничего не нужно. Да и нельзя сейчас без связи. Люди перестали писать письма и ходить друг к другу в гости. Хочешь общаться? Купи телефон и заведи аккаунт в социальных сетях. Тем более Изге как-то нужно зазывать клиентов, согласных оплачивать его пляски с бубном. Да сто процентов у него интернет есть! Нужно только найти.

Я встала с кровати и пошла на экскурсию. Разрисованный бубен и клоунский наряд аккуратно лежали на стуле в углу. Я не рискнула прикасаться к медвежьей шкуре, пришитой к плечам бесформенной куртки, но подвески и украшения разглядела. Настоящие перья, камни с орнаментом, вырезанные из дерева лица с провалами глаз и открытыми ртами. Примитивизм, повторяющий тот уровень искусства, что был на здешних землях задолго до появления христианства. А ведь красиво. Если Изга это делал сам, то руки у него росли из правильного места.