– А с Анной что? – немного подбирается Стеклов.

– И да, и нет. Простая трансляция нужной частоты на опухоль даёт эффект примерно полсекунды в час. Даже меньше. Это мизер. Хочу сделать так, чтоб её лимфоциты сами распознавали клетки опухоли, как «вражеские».

– И? – оба доктора подбираются, как кошка перед прыжком на мышь.

– Есть метастазы в тазовом лимфоузле. Начал с них. Когда я их «подсвечиваю», её лимфоциты их видят. И постепенно санируют. Процесс поступательный, – сообщаю притихшим докторам в звенящей тишине.

– По твоим ощущениям, что думаешь? – осторожно интересуется Котлинский, переглядываясь со Стекловым.

– Очень рано что-то говорить. Но идея простая: если «научить» её лимфоциты «видеть» клетки опухоли –… ну, вы поняли, – не считаю нужным договаривать очевидное.

– Варианты? – так же осторожно спрашивает Котлинский.

– Пока не понимаю, как «учить видеть» лимфоциты, – честно признаю́сь. – Вместо этого пока «подсвечиваю» частотой метастазы в лимфоузле. Метастазы становятся «видимыми». Лимфоциты начинают убирать эти клетки. Очень трудозатратно. Плюс не хватает навыка «держать» частоту. Это как поднять ведро с водой и держать его в одном положении на вытянутой руке. Вроде и не сложно, но малейшее движение разливает воду – и всё заново.

Доктора снова переглядываются, и я добавляю:

– Боюсь обещать. По второму варианту, по моим ощущениям, вопрос только в том, чтоб я научился «держать» частоту. Как можно дольше и как можно чище. Вот если бы можно было время увеличить до трёх – четырёх часов в день?

– Ты и так с ней с одиннадцати почти до двух второй раз работал, – удивляется Котлинский, показывая на часы.

И правда. Без пяти два. А я и не заметил.

Пора нестись в «КАНАТ» на обед.

Ресторан быстрого питания «КАНАТ».

Бахтин и Кузнецов проходят за отдельно стоящий стол в дальнем углу под фикусом, рядом с которым нет других столов.

– Вообще-то, рабочие разговоры на оперативные темы в общественных местах вести запрещено, – роняет Кузнецов, выдвигая ближний к себе стул.

– Опа, так ты всех сам сюда приволок! – удивляется Бахтин. – И потом, это вам там запрещено, а не нам тут. Да и ты уже не там, где запрещено, а-а-а-га-га, – веселится Бахтин.

– О, гляжу, тебя отпустило, – с интересном замечает Кузнецов, глядя поверх меню. – А то был что ночью, что три минуты назад – как из концлагеря, с креста снятый.

– Ещё скажи – без повода, – огрызается Бахтин, сразу прекращая смеяться.

– А-ха-ха, теперь моя очередь, – смеётся Кузнецов, показывая пальцем на вытянувшееся лицо Бахтина. – А если серьезно – то да, без повода. Нет повода беспокоиться, Олег. Специально землю рыл с ночи, как расстались. Вот чтоб внести ясность. Спать сегодня еще не ложился.

– Откуда такой энтузиазм? – подозрительно спрашивает Бахтин. – И зачем ты этот обед затеял вообще?

– Ну, во-первых, хотел на твоего протеже после паузы посмотреть. Чтоб понимать: чего лично мне ждать в будущем от еще одного человека, осведомлённого о нашем с тобой участии в таком деликатном вопросе, – поднимает брови Бахтин, увидев что-то в меню. – Во-вторых, лично я делаю качественно всё, за что берусь. Последние полсуток я очень напрягся, поработав на тему: где что могло всплыть и чего в будущем надо опасаться – мало ли…

Бахтин, как будто внутренне на что-то решившись, кивает и открывает своё меню.

– Вот смотри, что нарыл, – продолжает Кузнецов. – Сразу говорю: расслабься. Опасаться точно нечего. Просто единственное, что есть по теме. На перекрёстке у памятника есть полицейская камера, – говорит Кузнецов, параллельно работая ложкой. – Там чего-то намудрили при установке – скорее всего, штатной камеры под рукой не оказалось. И при монтаже воткнули широкофокусную. Она «видит» шире, чем должна, но ниже качеством изображения. Для идентификации номеров машин на перекрёстке этого, в принципе, хватает. Но в правом нижнем секторе она частично цепляет этот ваш спортгородок – правда, совсем уж с дикой дистанции. Идентифицировать по изображению никого не получится – разрешающей способности не хватает. Но составить впечатление о порядке событий можно вполне.

С этими словами Кузнецов достаёт то ли маленький планшет, то ли большой телефон и, после недолгих манипуляций с паролем и отпечатком пальца, начинает воспроизводить маленький ролик.

Бахтин несколько раз самостоятельно воспроизводит ролик, забрав планшет у Кузнецова, подолгу всматриваясь в какие-то детали, и в итоге выдаёт вердикт:

– Ну, видно только, что они действительно первыми начали. Не то чтоб я сомневался в Александре, но приятно… Спасибо… Какие-то детали – вообще не уловить. Типа лиц или иных идентификационных признаков.

– Бахтин, ты заметил, что я ни полслова не задаю тебе вопросов, какого чёрта ты меня втравил в историю с фигурантом, которого, оказывается, не до конца знаешь? – иронично бросает Кузнецов снова взгляд на Бахтина.

Бахтин обречённо кивает, не отрывая глаз от своей тарелки.

– Вот и я о том же, – потирает ладони Кузнецов. – Ладно. Проехали… Во-первых, все вопросы на личном уровне к Александру сняты, – Кузнецов спокойно смотрит на Бахтина, так и не поднявшего взгляд. – Я в теме, не жалею, работаем. Хотя этого как раз уже и не требуется… во-вторых, вот эта непригодная для идентификации запись с «кривой» камеры – чёткое доказательство его самообороны. На всякий случай.

– На какой случай? – хмурится Бахтин, явно напрягаясь.

– Да ни на какой! Просто как запасной вариант! – почему-то раздражается Кузнецов. – Бахтин! Уймись! Не вибрируй! – и далее абсолютно спокойно продолжает: – Нечего опасаться. Блин, как же с тобой сложно, дитя регламентов! Это – стопроцентный неловленый мизер, но должен же у нас в любой ситуации быть резерв? Вот эта запись – такой резерв. Просто резерв! Без какого-то скрытого смысла.

– А кто ещё, кроме тебя, в курсе об этой камере?

– А никто… – улыбается Кузнецов. – Она с нарушением техзадания установлена: её заявленные параметры не совпадают с реальными. А при любом поиске ориентируются всегда на зарегистрированные характеристики, а не на реальные. Потому что откуда на ВЦ реальные характеристики знать? Ещё и с той горбатой установкой, которая тогда была… Мы у ментов ещё начальника тыла тогда посадили, не знаю, помнишь или нет…

Бахтин сосредоточенно кивает, старательно втягивая длинную лапшу лагмана и стараясь при этом не издавать никаких звуков на весь ресторан.

Кузнецов откровенно веселится, наблюдая за Бахтиным, и не скрывая веселья, продолжает:

– Я на её широкий фокус случайно наткнулся, и то только потому, что знал, что искать. Я раньше, по предыдущей службе, именно с этой камерой уже сталкивался.

– Подробности – секрет? – любопытствует Бахтин.

– Подробности не обсуждаются, – разом теряет хорошее настроение Кузнецов. – Бах, тебе чужая инфа под грифами нужна? Так у меня ещё сроки о неразглашении не вышли, если что… Или – будем о нашем вопросе?

– Не-не-не! – поднимает обе руки Бахтин, в одной продолжая сжимать ложку. – Пардон! Бес попутал! В смысле, любопытство. Извини! Так давай развивайся, что дальше?

– Я на её широкий фокус случайно наткнулся только потому, что времени не пожалел. А так – неловленый мизер. И лиц не разобрать. Так что – спим спокойно, – подводит итог Кузнецов. – Это – максимум того, что можно нарыть по ситуации. Если не знать ничего из альтернативных источников. То есть от нас троих. Ну и, не для печати: есть информация от бывших источников, что ментам есть внутренняя команда от начальника следствия закрыть конкретно эту тему, как тёрки между собой.

В «КАНАТ» прибываю с опозданием на десять минут, несмотря на все усилия. Бахтина и Кузнецова обнаруживаю в дальнем углу под фикусом, за отдельно стоящим столом, рядом с которым нет других столов. Видимо, чтоб нашу беседу никто не мог слышать.