– Ну, это… я могу капюшон сдвинуть, – нашелся Славка.
– Капюшон? Не въехала, что-то…
– Ну… это… залупу…
Девочка засмеялась, а у парня аж слёзы навернулись.
– Ладно… давай попробуем…
Славка неловко стал мять член. Всё, что происходило сейчас, особенно, что за этим наблюдает девушка, его возбуждало. И когда у него, стало получатся «сдвинуть капюшон», то член уже предательски встал. Цветана подумала, вот это я увижу у Анания, это меня возбуждает, но сейчас не пугает.
– Ты онанизмом занимаешься? – вдруг спросила Цветана.
– Что?! – вздрогнул Славка и убрал руку, член стал покачиваться.
– Ну, дрочишь?
– Нет! – воскликнул Славка, точно его уличили в самом смертном грехе.
– Жаль… – нахмурившись произнесла она.
Славка от досады и не понимания, что происходит, чувствовал, что готов разревется.
– Ладно, одевайся, – сказала вдруг девочка.
– А что?… Что не так?… Почему? – разволновался до паники парень.
– Я вспомнила, ко мне сейчас должны прийти. Важные деловые переговорю, понимаешь?
– Не понимаю, – всхлипывал Славка, напяливая трусы и пытаясь уложить член в них.
– Мы просто в другой раз… это сделаем, – она ехидно улыбнулась. – Давай живей мослами шевели…
…Когда парнишка ушел, и Цветана закрыла дверь, она села на тумбу в прихожей и засмеялась.
8
– Всё так… всё вроде бы правильно… – почему-то вслух сказал Пирогов, когда педагоги разошлись и оставили директора одного. Учебный процесс начнется через неделю. Ананий Кшесинский будет учится по спецпрограмме, не в группе, для этого они выделят отдельное помещение. Психолог будет работать с ним в комнате… Сейчас одиннадцать утра, нужно навестить бы… Но директор медлил. Какое-то чувство не пускало его к ученику, к которому нужно ему будет ходить каждый день. Он набрал номер матери, оператор сказал, что телефон абонента выключен или вне зоны доступа… Нужно сходить…
Евгений откинулся на спинку своего кожаного кресла и закрыл глаза. Он сегодня и не спал. От Цветаны приехал домой в начале шестого утра, а в семь был уже в своем кабинете. Замелькали картинки далекой юности…
…а я тебе говорила, мальчики выросли, у каждого должна быть своя комната, – говорила мать Жени.
– У нас двушка, – возразил папа. – Пусть наши балбесы сами решают свои личные проблемы… Парням уже по двадцать, до каких пор-то будут маменькиными сыночками?
Женька не понимал о чем сейчас говорят родители.
– Женечка, скажи, не бойся, что происходит? – подошла мама к нему и присела…
А он и не знал, что происходит, и почему ухмыляется Данька…
Евгений открыл глаза. Странно, но то, что приснилось, он не помнил, что это было на самом деле. Мозг, наверное, утомлен. Он давно толком не отдыхал – начало учебного года, подготовка, встреча с депутатами, Путиным…
Он опять закрыл глаза. Сон… раньше таких снов не было: он видит себя со стороны…. Они собираются спать. Он сильно вымотался, и поэтому почти сразу засыпает, отвернувшись к стене…
Данька спускает со спящего Женьки трусы… Разве было такое, во сне рассуждает Евгений, наблюдая как младший брат прижался животом к спине старшего…
Пирогов опять открыл глаза. Чтобы стряхнуть этот дурацкий сон, быстро помотал головой. Встал, прошел в туалет и умылся.
– Отдыхать нужно, – укорил он сам себя.
…Евгений следил за пареньком затаив дыхание, сердце мужчины учащено билось… Нет, Ананий не прикасался к своему телу! Он эти сутки рисовал акварелью. Неустанно… когда Пирогов пришел, он начал уже четвертую работу. Он рисовал свою комнату, вид из окна… Очень кропотливо; детали были удивительно точно выписаны. Пирогов сам воспитал тысячу художников, добрая сотня из которых стала именитыми. Но в этом зверёныше было что-то мистическое, завораживающие, заставляющие не отрываясь следить.
– Ты всегда рисуешь с натуры? – спросил Пирогов, когда мальчик повернулся через час как тот вошел и присел за спиной.
– Да. Я всегда рисую то, что вижу, – ответил парень, спокойно разглядывая лицо мужчины.
– Да, я видел все твои работы. Ты много рисуешь свою квартиру в Осташкова, город… наверное, там, где вы с мамой гуляли? (Ананий кивнул). Почему ты не пробуешь себя в других жанрах?.. Ну, например, сюрреализм…
– Я не знаю, как рисовать то, чего я не вижу…
– Как? – удивился учитель рисования. – Ведь можно пользоваться фантазией. Даже в реализме художник фантазирует – пишет как Брюллов «Гибель Помпеи»… ведь он не мог быть во времена, когда извергался Везувий… и… и это тоже реализм…
– Я так не могу. Я рисую то, что вижу…
Пирогов смотрел на брюки парня, на руки… он не понимал, почему Ананий не начинает делать это… Странно, но Евгений даже хотел, чтобы поскорее… сделал его свидетелем своего онанизма. Мысли об этом… быть может, от тревоги возбуждали мужчину…
– А тебе нравятся картины Сальвадора Дали?
– Нравятся, – ответил мальчик.
– Ведь он фантазировал. Его мир искусства не похож на тот, что мы видим.
– Я не знаю…
– Что ты не знаешь? – не понял Евгений.
– Я не знаю, похож или нет. Мы с мамой не везде бывали…
Ба! подумал директор, резонный ответ! Ну, почему же он не начинает дрочить? Господи, у меня у самого эрекция от всех этих дум!
– Ты думаешь, Дали видел то, что рисовал?
– Возможно, – пожал плечами Ананий.
Директор помял задумчиво свой гульфик… этот жест был бессознательный… вернее, не совсем, им он как бы хотел показать, что ему, Евгению можно доверять…
– Мне нравятся твои работы, сынок, – не зная, что сказать, произнес Пирогов.
Ананий ничего не ответил, для него похвала была пустой звук.
– Ты мне ничего не хочешь сказать? – со странной надеждой спросил Евгений.
– Нет, – ответил Маугли.
– Ну… – выдохнул директор. – Ну, я, наверное, скажу. Мы с учителями совещались. Тебя учить начнут через неделю. А пока к тебе походит психолог. Она хорошая, не бойся её… Сегодня придет в три… (маугли молчал, он стоял у стола с рисунками)… Ну… пока, наверное, всё… Ты ничего не хочешь?
– Нет, – ответил Маугли.
– Мы можем погулять… если хочешь… А если не хочешь сейчас, я позже приду… (маугли молчал). Я пойду?
Пирогов встал. Он уже подошел к двери комнаты… но задумался. Спросит или… или просто так уйти?
– А.. а, – возбужденным голосом, борясь со срывчатым дыханием, всё-таки спросил, – не хочешь снять… ну, это?…
9
…Светлана Сергеевна растерялась и просто ждала, когда младшая дочь Катя выйдет из столовой, пойдёт к себе в комнату. Её сильно возмутил и даже оскорбил поступок мужа… Ладно, дочери уже двадцать три… Впрочем, какие могут быть оправдания?
Евгений был в своем любимом казахском чапане, в чёрном, расшитым золотой нитью. Когда он был в Казахстане десять лет назад ему подарили шесть таких национальных халатов разных цветов. Чапаны были дорогие, каждый по тысячу евро. Остальные он берёг, а чёрный часто одевал дома. Было удобно, чапан полностью запахивался и можно было под них не надевать одежду.
Семья Пироговых ужинала. Старшая их дочь Анастасия жила не с ними; она была замужем, и у нее уже было двое детей. Катя встречалась с однокурсником, они планировали расписаться на следующую весну…
Пирогов был задумчив весь ужин. Его мысли занимал этот странный студент. Он словно и не уходил из его комнаты в учебном общежитии. Вновь и вновь он возвращался к тому моменту, когда спрашивал не хочет ли тот спустить трусики, а потом полулежа на койки созерцал юного, красивого мастурбатора, словно сошедшего с гротеска Сальвадора…
Светлана заметила, что у Кати участилось дыхание. Девушка приоткрыла ротик, и облизывает бессознательно губы. Отец сидел ближе к ней, и Катя смотрела на него. Что происходит, Светлана не сразу поняла… Затем привстала и…
… Женщина встала, обошла стол. Подошла к мужу и дочери… Что?! Что происходит? Зачем? Евгений – что он сейчас?
