Пока они разговаривали, выясняя право на эту территорию, Том надел рубашку, криво застегнув её наспех, потом потянулся за штанами, которые лежали дальше, вынужденно высунувшись из-за своей живой баррикады. Чужак замолчал, наблюдая за его поползновениями. Заметив его взгляд, Том так и замер с протянутой к штанам рукой, будто его застали на месте преступления, а после вновь юркнул за спину друга.

– Уйди, пожалуйста, – твёрдо попросил Стен, пристально смотря собеседнику в глаза.

Тот отступил и удалился. Пациенты, по крайней мере, те, кто более или менее осознавали реальность, предпочитали не грызться между собой. Понимали, что все варятся в одном котле, и каждый из них отдавал себе отчёт в том, что он тут не один такой – с кровью на руках.

Проведя его тяжёлым взглядом, Стен сел напротив Тома.

– Можно мне одеться? – вкрадчиво спросил парень.

– Если хочешь, – Стен подобрал штаны и протянул ему.

Когда Том полностью оделся и снова устроился на траве, мужчина, ничего не говоря, потянулся к нему и неспешно начал расстегивать пуговицы на рубашке. Это покоробило, но даже не тем, что пугало, а потому что Том не знал, что это значит. Онемев, он забегал глазами и негромко спросил:

– Что ты делаешь?

– Ты застегнулся неправильно.

– А… – Том опустил взгляд к вещи. В самом деле, она была порядочно перекошена.

– Я помогу.

Стен ловко освободил все пуговицы от петель, а после застегнул их правильно.

– Спасибо, – проговорил Том и поправил ворот рубашки.

– Не за что.

Какое-то время они говорили о чём-то отстраненном, затем Том замолчал, в нерешительности покусывая губу и украдкой поглядывая на собеседника. Всё-таки собравшись, он вздохнул и спросил:

– Стен, а ты хорошо знаешь здешние порядки?

– Достаточно осведомлён о них. А что именно тебя интересует?

– Порядок посещения. Или как это правильно называется? Стен, ты не знаешь, могут ли доктора запретить родственникам навещать пациентов?

– Так ты ждёшь чьего-то визита?

– Да, папиного. Доктор сказала, что он скоро навестит меня, но почему-то этого не происходит. Вот я и подумал… Глупо, знаю. Но вдруг?

– Это вовсе не глупо, Том, – Стен поставил локти на согнутые, расставленные колени, – ты всё правильно подумал.

– В смысле? – парень удивлённо, с долей испуга поднял брови и в следующую секунду мотнул головой. – Зачем им запрещать это? За что?

– Дело в том, что здесь вообще запрещены посещения.

Том вновь распахнул в глаза, теперь к прочим эмоциям в них примешалось неверие.

– Как это? Людей в больницах всегда можно навещать. Я никогда не был в них раньше, но это же правильно?

Стен улыбнулся той наивности, которой были пропитаны слова и доводы Тома. Чудный мальчик! И никогда не скажешь, что ему уже семнадцать лет, это восхищало и замыкало на нём.

Выдав эту эмоцию за поддержку и сочувствие, мужчина обнял его за плечи и ответил:

– Это особенная больница и законы её строги и не всегда приятны.

– Но почему?! – Том дёрнулся в его руках, вскинул голову. Во взгляде читалось отчаянное нежелание мириться с таким положением дел.

– Тише-тише, – Стен сильнее прижал его к себе, – криком ты ничего не добьёшься.

– А как добиться? Стен, пожалуйста, помоги!

– Я постараюсь что-нибудь придумать, как раз до следующей нашей встречи у меня будет время.

– А что ты придумаешь? – встрепенулся парень.

– Пока секрет. План нельзя рассказывать заранее, иначе ничего не получится, знаешь такое?

Том отрицательно качнул головой, но расспрашивать перестал, поверив, что старший товарищ знает, о чём говорит и не подведёт его.

– Привет, Том, как ты себя чувствуешь? – проговорила мадам Айзик, зайдя в палату.

– Нормально, – Том чуть подвинулся вперёд, ближе к ней, и обнял колени.

– Я рада за тебя. Готов побеседовать?

– О чём?

– О Джерри. Том, тебе важно…

– Нет-нет-нет! – воскликнул парень, перебив доктора, зажал уши ладонями. – Не желаю о нём ничего слышать!

Женщина подождала, пока он уберёт руки, и спросила:

– Почему ты не хочешь узнать о нём?

– Потому что мне всё равно, кто он. И вообще… – Том выдержал паузу и добавил более воинственно: – я не буду с вами разговаривать, пока вы не позволите мне увидеться с папой!

Мадам Айзик хотелось взяться за голову, но она благоразумно удержалась от этого и поинтересовалась:

– Почему ты думаешь, что мы противодействуем вашим встречам?

– Потому что вы обещали, что он скоро навестит меня, но почему-то это «скоро» всё никак не наступает. И потому что я узнал, что у вас здесь вообще запрещены визиты.

– Посещения пациентов не запрещены, а ограничены, потому что это особое лечебное учреждение.

Как и обычно, доктор Айзик сказала правду, но без подробностей. А частности крылись в том, что посещать разрешалось только тех пациентов, у которых стоял уверенный диагноз: «Ремиссия», и которые готовились к выписке. Но даже их навещать можно было в строго установленном порядке, и встречи проходили в специальном помещении вне стен основного здания. На территорию корпуса не было хода никому постороннему, это даже не обсуждалось.

И опять это словосочетание: «Особая больница», Тому оно уже начало резать слух.

– И в чём его особенность? – нахмурившись, уточнил он.

– Том, тебе не кажется, что это нечестно, когда человек требует ответов, но сам отказывается выслушивать другого?

– Вот именно, это нечестно, – Том поджал губы, с обидой смотря на доктора исподлобья. – Вы постоянно спрашиваете меня о всяком, а сами на мои вопросы не отвечаете. Всё, я не желаю с вами разговаривать!

Психанув, он лёг, повернувшись к мадам Айзик спиной, замотался в одеяло, что только макушка и была видна. Женщина вздохнула, но решила подождать и не ушла. И правильно – как это обычно бывало с Томом во взаимоотношениях с отцом, он быстро остыл, почувствовал себя виноватым за несдержанность и снова сел.

– Ладно, я готов разговаривать. Только не о Джерри, хорошо?

– Почему ты так категорически ничего не хочешь слышать о нём? – повторила свой вопрос доктор.

– Потому что не хочу.

– Но он жил вместо тебя почти четыре года, неужели тебе неинтересно узнать, кем он был?

– Почти четыре года… – тихо повторил Том слова доктора, смотря куда-то в себя, в никуда.

Сознание по-прежнему не принимало этот факт. И он вызывал такой же шок, но уже тихий, как и в первый раз, ставил в тупик.

– Том, давай поступим так – я расскажу тебе один факт и на этом всё, а ты сам решишь, хочешь ли слушать дальше.

– Нет, – Том отрицательно покачал головой. – Скажите лучше, что говорит папа. Вы же разговаривали с ним? Разговариваете?

Как же сложно было не отвести взгляда от того, насколько этот вопрос был тяжёл и нежелателен.

– Разговаривали, – ответила женщина.

– Он передавал что-нибудь мне?

– Он желает тебе скорейшего выздоровления.

– А когда он приедет?

– Когда мы разрешим.

– А когда вы разрешите?

– Не раньше, чем ты вспомнишь всё, и мы убедимся, что ты в порядке.

– Я и так в порядке.

– Хорошо, что ты так себя ощущаешь, это уже половина успеха. Но наша с тобой работа ещё не закончена.

Том заметно сник, вновь обнял колени.

Больше доктор Айзик не возвращалась к теме Джерри; беседа прошла никак. Выйдя из палаты, женщина вздохнула. Разговор ощущался тяжелым, морально высосал, хоть ничего толком и не было сказано. Просто она понимала, что рано или поздно должна будет сказать правду, причинив тем самым страшную боль. Подходящего момента для этого не существовало, можно было лишь подождать, пока Том окрепнет и смириться со всем остальным, чтобы быть хотя бы теоретически уверенными в том, что он сможет принять новость, которая навязанной тайной уже не первый день довлела над ней.

Оставшись в одиночестве, Том разглядывал стены и потолок, потому что больше было нечем заняться, потом подошёл к закрытому окну. На днях он узнал, что они находятся в Париже, и теперь пытался разглядеть из окна Эйфелеву башню, не понимая, что это невозможно, потому что даже не представлял, насколько велика столица и расстояние, разделяющее его с культовым строением и символом всей Франции, окрещенным вначале своего существования архитектурным уродством.