Только через час улыбка померкла на губах, запоздало пришло осознание того, что праздник уже давно прошёл, просто в памяти почему-то не задержался. Но осталась вера в то, что дома ждёт не только отец, но и друзья, которыми он там обзавёлся.

Теперь стало втрое интереснее узнать, что же скрывает прошлое.

– Как я мог об этом забыть? – сам себе прошептал Том и перевернулся на бок лицом к окну, продолжая прижимать к груди уже перенявшую тепло его тела подушку.

Ненастоящий смех,

Глупый маленький мальчик.

Тянешь ладони вверх,

В небо!

Atakama, Солнечный зайчик©

– Ты когда-нибудь был под гипнозом? – спросил Том.

Они со Стеном вновь разместились на тенистой полянке; каждую прогулку они проводили вместе, чего так и не заметили доктора.

– Нет, – ответил мужчина. – Но, вероятно, буду.

– А у меня сейчас как раз идут сеансы, два уже было.

– И как?

– Прикольно, – Том лёг на спину, подложив руки под голову, устремил взгляд в прореху лазурно-голубого неба меж густыми кронами. – Как будто спишь, но не спишь… Доктор Деньё сказал, что это трудно описать, так и есть.

– А для чего тебе назначили гипноз?

– Хотят, чтобы я всё вспомнил. Я тоже этого хочу, особенно теперь. Знаешь, я вспомнил, что меня позвали на вечеринку, это ошеломляюще! Вот только странно осознавать, что она уже давно прошла…

Том несколько погрустнел, задумался над тем самым – давно, всё было давно.

– Не могу понять, как так могло получиться, что я её забыл, – снова заговорил он, всё так же смотря в небеса. – И не могу поверить, что меня позвал Александер – его все любят, я даже не думал, что он знает о моём существовании – и что это уже в прошлом. Может быть, это всё-таки неправда? Не приглашение, а то, какой сейчас год? – он привстал на локтях, с вопрошающей надеждой смотря на собеседника.

Том готов был задавать этот вопрос бесконечно, потому что поверить в «сумасшедший скачок во времени» всё равно не удавалось, хоть, вроде как, он уже и смирился с ним. Он оставался всё тем же четырнадцатилетним мальчиком, мечтающим о друзьях и свободе, а навалившаяся реальность являлась для него странным квестом, игрой. Не нарочно он не верил, что это и есть настоящая жизнь, из которой уже не сбежать – можно лишь выйти со временем из больницы.

– Истина спорна, – ответил Стен, – для каждого она своя. То же самое и с реальностью – всё зависит от того, во что ты веришь.

– А если я не знаю, во что верю? – парень нахмурился, чуть мотнул головой. – В смысле – я запутался.

– Именно поэтому ты здесь. И я тоже постараюсь помочь тебе разобраться в себе. Не беспокойся, время всё расставит на свои места, ты не один.

– Спасибо, – Том слегка улыбнулся, снова лёг. – Стен, только не говори никому, но ты лучше здешних докторов и ты гораздо больше помогаешь мне. Они холодные и не всегда отвечают на вопросы, а вот спрашивают постоянно.

– Ты мне тоже помогаешь, без тебя было бы одиноко.

Том снова улыбнулся – на этот раз шире, ведь так приятно такое слышать, потянулся, чуть выгнувшись, и заложил руки под голову.

Он говорил и говорил, делился тем, что творилось на душе, что тревожило и радовало. Стен больше слушал, кивал, давал комментарии, а сам не мог оторвать взгляда от беззащитной хрупкости рёбер, проступающих через лёгкую, невинно-светлую рубашку, и полоски белой кожи, которую открывала немного задравшаяся вещь. От этого в районе солнечного сплетения сворачивался тугой узел, и зверь внутри пробуждался, поднимал нос по ветру, пока ещё пряча свои клыки.

Стен провёл по оголенному участку пальцами, и Том замолк, непонимающе посмотрел на него. Всё-таки низ живота довольно интимное место, и чужие прикосновения ощущаются там очень остро, особенно когда это происходит впервые.

– Не знал, что у тебя тут шрамы, – как ни в чём не бывало проговорил мужчина. – Можно? – он поддел низ рубашки, ещё немного сдвинув её вверх.

Том кивнул, не зная, как ещё реагировать; ткань неспешно ползла всё выше, пока не добралась до подмышек. Он даже поднял руки и приподнялся, позволяя снять с себя рубашку, и снова лёг. Ощущение контакта голой кожи с травой было непривычным, но достаточно приятным; зелень холодила, кожа покрылась мурашками.

Не выдержав дольше пары мгновений, он прикрылся, но Стен отстранил его руки.

– Не надо стесняться, – произнёс мужчина, – ты очень красивый.

– А эти шрамы?

– Они тебя не портят.

Стен провёл кончиками пальцев по двум рубцам под правыми рёбрами. Он не солгал. В его глазах шрамы не просто не портили Тома, а делали его ещё привлекательнее, оттеняли чистую белизну цветом прошлой боли: острой, рвущей, пьянящей. Грубые рубцы манили, к ним хотелось прикасаться. И хотелось узнать, откуда они взялись, покатать на языке подробности.

Том отвёл взгляд, он чувствовал себя двояко: и не было ничего такого в этом моменте, просто обычное проявление интереса к нему, и всё равно от наготы он испытывал смущение. По коже пробежала новая волна мурашек.

– Тебе холодно? – участливо поинтересовался Стен.

– Нет.

Про собственную неловкость Том решил промолчать, чтобы не выглядеть глупо. Стен чуть кивнул, окинул его беглым с виду, но пронизывающим, будто рентген, взглядом и вновь опустил глаза к его животу. Скользнул взором к вечному следу от наручников на тонком запястье и произнёс:

– Необычный разброс шрамов. Особенно этот, – он тронул левую кисть Тома.

Том проследил его взгляд.

– Да, наверное, – ответил он. – Не знаю, как должно быть.

Мужчина снисходительно улыбнулся.

– Никак не должно, в этом нет системы. А они у тебя только на верхней части тела?

– На ногах больше.

– В самом деле? Покажешь?

Том сомневался, но всё же медленно стянул штаны, оставшись в одном нижнем белье. Стен оглядел его ноги, которые действительно были изувечены куда сильнее верха.

– Можешь встать? – попросил он.

Парень поднялся на ноги, старался держаться спокойно, но получалось плохо. Взгляд метался, он не знал, куда деть и его, и руки, в растерянности и неугасающем смущении сцепил их внизу живота.

– Не стесняйся, – улыбнулся ему Стен, – я же тоже мужчина.

Том чуть кивнул, неуверенно повернулся вокруг своей оси, полагая, что, наверное, это стоит сделать, раз на него хотят посмотреть. Стен разглядывал его, ничем не выдавая своих истинных эмоций, только в глубине расширившихся зрачков можно было разглядеть то животное, от чего жизненно необходимо спасаться бегством.

Обернувшись несколько раз, Том замер, вновь перехватил руку рукой внизу живота.

Отчего-то он не стал одеваться – потому что таковой команды не было. Сел на сочную траву и поднял колени к груди, интуитивно закрываясь хотя бы так, выдавая этим свою неловкость, от которой зверю рвало крышу.

Воздух пропитался запахами голой кожи и невинной души, его хотелось втягивать жадно, со свистом.

– Том, откуда у тебя эти шрамы?

– Это мне только предстоит выяснить, – пожал плечами Том, – так говорят врачи.

– То есть ты не помнишь?

– Нет.

– А не боишься?

– Чего? – парень непонимающе нахмурился.

– Воспоминаний.

– Зачем же их бояться?

– Потому что там, в прошлом, с тобой произошло что-то плохое. Может быть, лучше этого не помнить?

Том задумался над его словами, но ни к чему прийти не успел, потому что в их укромный уголок вторгся чужак – другой пациент. Стен быстро встал, загораживая его собой, а Том сжался, потому что представать практически обнажённым перед совершенно незнакомым человеком было уже слишком.

Посетило неясное ощущение… дежа-вю, что ли? Совершенно прозрачное, неуловимое, как многовековой призрак. Мужчины обсуждает что-то, а он, Том, сидит раздетый и только хлопает глазами. Но он не придал этому значения, это чувство даже не проникло в сознание, оставшись в теле и том, что за гранью восприятия, мысли же были заняты другим.