– Хватайте свое барахло! Сбор взвода на дороге!

Едва мы покинули территорию кладбища и вышли на дорогу, как появились наши мотоциклы. Быстро загрузив в них оружие и боеприпасы, все расселись по своим местам, и взвод помчался в юго-восточном направлении мимо леса, за которым располагались огневые позиции русской батареи. Мы с подозрением косились на лесные заросли, но все было тихо и солдат противника не видно.

Дороги оказались отвратительными, сменяясь жалкими проселками. Поэтому с большой скоростью наши мотоциклы ехать не могли. Однако нам все же удавалось двигаться повзводно, и в конце концов мы продвинулись достаточно далеко.

– Мне кажется, что мы обогнали русских, – заметил водитель Рулл, огромная фигура которого заметно возвышалась над мотоциклом.

– Да, и сейчас они начнут стрелять нам в задницу, – бросил Антек, непроизвольно оглядываясь и всматриваясь, не появился ли сзади противник.

– Странная эта война, – подхватил я. – Просто дикость какая-то. Впереди лязгают гусеницами наши танки, а позади русские опять занимают оборону. При такой скорости продвижения наши пешкодралы за нами просто не успевают.

Впереди показалось какое-то село, улицы которого были усеяны людьми, приветливо махавшими нам руками.

– Посмотрите-ка на это! – вскричал Рулл. – В Луцке они глядели на нас исподлобья, а здесь приветствуют, как знаменитых киноактеров.

– Может быть, это немцы, которых мы освободили от русских. В этой местности проживает довольно много фольксдойче[11].

Колонна сделала короткую остановку, и к мотоциклам со всех сторон потянулись гражданские лица. Женщины застенчиво хватали солдат за рукава, а некоторые угощали нас молоком и хлебом. Мужчины же, в основном почтенного возраста, протягивали нам куриные яйца. Они безмерно, но не теряя достоинства радовались, когда взамен получали сигареты. К сожалению, братание продлилось недолго – вскоре мы двинулись дальше.

К концу дня на горизонте показался лес. До него оставалось не более тысячи метров, когда на опушке засверкали вспышки и раздались звуки выстрелов.

– Боже! – объятый ужасом, вскричал я. – Смотрите! Ведь это – наша боевая разведывательная дозорная машина! Они подбили ее!

– Всем спешиться! – послышался перекрывающий шум боя энергичный голос нашего ротного гауптмана Кочиуса.

Мы схватили оружие, инвентарь и стремительно выпрыгнули из мотоциклов. Водители развернули машины и помчались в обратную сторону. Воцарилась полнейшая неразбериха, и вновь послышались выстрелы. Судя по звуку, стреляли даже зенитные орудия. В воздухе с визгом проносились снаряды и мины, которые разрывались вокруг нас.

– Рассредоточиться! – закричал ротный. – Первому взводу занять оборону по центру, второму – слева, третьему – справа! Пулеметному отделению – за ними!

Растянувшись в стрелковую цепь, рота стала приближаться к опушке леса. Вскоре вернулась из разведки вторая четырехколесная боевая разведывательная дозорная машина, которая подобрала оставшихся в живых солдат из экипажа первой, разместив их на своем борту. Машина остановилась, с нее спрыгнул молоденький лейтенант и подбежал к гауптману Кочиусу с докладом:

– Опушка леса занята противотанковыми пушками и пехотой. Предположительно с танками.

В этот момент из лесных зарослей выкатилось несколько вражеских танков. Немного проехав, они остановились и открыли огонь.

– Танки! Танки! – послышались со всех сторон тревожные крики.

Все мы испытали настоящий шок, и страшные мысли запульсировали в наших головах. Ведь для большинства из нас это была первая встреча со стальными колоссами, и мы еще не научились справляться с танкобоязнью. Даже самому отчаянному смельчаку необходимо было преодолеть ее хоть раз.

Всех охватила настоящая паника, наши ряды смешались, и большинство из нас обратилось в бегство. Поспешила, делая зигзаги, удалиться и боевая разведывательная дозорная машина (БРДМ), а русские танки открыли по ней бешеный огонь.

– Стоять! Ложись! Стрелять бронебойными боеприпасами! – напрасно кричали наши офицеры.

Их никто не слушал. Страх проник в наши души слишком глубоко, и ничто не могло остановить нас. Мы, спотыкаясь, драпали по пашне. Но тут подъехал открытый вездеход с прицепленной к нему противотанковой пушкой. Орудие быстро отцепили и молниеносно приготовили к стрельбе. Эта картина подействовала на нас как отрезвляющий душ, приведя всех в чувство.

– Вы же не станете удирать от этих движущихся дерьмовых коробок! – нашел, как всегда, нужные слова обер-фельдфебель Хильски.

Мы все как один развернулись и вновь пошли на врага. Наша противотанковая пушка открыла непрерывный огонь и заставила неприятельские танки отойти назад. Однако они продолжали стрелять. Им вторили вражеские противотанковые орудия.

– Роте окопаться! – прозвучал приказ.

Я принялся как сумасшедший орудовать саперной лопаткой. Под обстрелом танков и противотанковых орудий, а также при постоянно усиливавшемся артиллерийском и минометном огне рота постепенно вгрызалась в землю. На поле без движения остался только третий стрелок третьего отделения маленький Протт.

«Такой глубины хватит», – подумал я, положил свой пулемет на укрытие, зафиксировал сошки и прицелился. Совсем рядом с левой стороны от меня пристроился Пшибыльский.

– Сколько у тебя патронов, Антек? – спросил я второго стрелка.

– Два диска.

– Да, не так уж и много. Я установил всего один барабан с бронебойными пулями.

– Это вряд ли поможет.

– Кто знает. Может быть, русские танкисты лопнут от смеха и помрут от этого.

– Заткнись, черт бы тебя побрал! Ты можешь помолчать? – не на шутку разозлился Антек. – Все шутишь, а они нам сейчас задницу разорвут!

– Кажется, они как раз начинают это делать!

На опушке леса стало наблюдаться оживление. Появились фигуры солдат, одетых в униформу землистого цвета, и на нас стала надвигаться плотная цепь пехоты противника. Одновременно неприятель открыл по нас шквальный огонь и заставил спрятаться в окопах.

– Пехоту подпустить поближе! Без моей команды огонь не открывать! Установить прицел на отметку триста! – послышался голос лейтенанта Никеля.

Когда я, повинуясь приказу, устанавливал прицел на своем пулемете, у меня в животе внезапно возникло неприятное ощущение.

– Что с Проттом? – поинтересовался лейтенант Никель.

– Его только оглушило – осколок угодил прямо в каску, – успокоил лейтенанта унтер-офицер Блюменталь.

Тут я обратил внимание на то, что в пятидесяти метрах от меня кто-то коротко помахал мне рукой из своего окопа. Это был мой друг Таперт. Вскоре дал о себе знать и Эдгар Зыха. Я тоже подал им знак.

– Черт бы вас побрал! Не высовываться! – разозлился лейтенант Никель.

– Опять эти кандидаты в офицеры! – прорычал унтер-офицер Рашак.

Между тем русская пехота подходила все ближе и ближе. Уже можно было различить отдельные фигуры людей – офицеров, шагавших впереди своих солдат, комиссаров в их странных кожаных куртках и так называемых мужиков, тесно сбившихся в две одинаково плотные шеренги.

– Приготовиться! – раздалась предварительная команда.

Сердце в моей груди бешено забилось, а когда отсоединял барабан с бронебойными патронами и заряжал ленту с обычными боеприпасами, ладони покрылись липким потом. Я захлопнул крышку и произвел зарядку. Антек же пробежался пальцами по ленте и поправил отдельные патроны, придав им правильное положение.

– Огонь! – скомандовал лейтенант Никель.

Я покрепче прижал приклад пулемета к плечу, установил переднюю опору в нужную позицию, навел прицел и нажал на спусковой крючок. То же самое одновременно проделали и другие семнадцать пулеметчиков роты. К этому добавился огонь взвода тяжелого оружия, который располагался позади нас. Ничто так не пугало русских, как неслыханная скорострельность пулемета MG-34. Они называли его «пила смерти»[12].