«Ну ничего» — думал он беспечно и самоуверенно — «Если уж у родианца щупалец прижился, то и здесь всё будет в порядке».

И подумав так, вскрыл контейнер и осторожно приложил руку к телу, сопоставляя ткани и кости, чтобы затем начать присоединять то и другое, очень осторожно, по миллиметру, чтобы не сбить нужное положение. Хирургов не зря сравнивают с ювелирами, точности в работе у тех и других была примерно одна, всего одно неверное движение и всё придётся начинать заново. Только вот если ювелир в таком случае запросто мог просто взять новый материал и начать заново свою работу, то хирург не имел право отделаться так легко, его ошибки не исправлялось, а карались смертью пациента или его подвиганными увечьями, а так же своей погубленной репутацией. О последней Фаул давно не думал, чтобы не растравлять лишний раз больное, а вот смерть была ему сейчас совсем не нужна, ведь если дружок самого Джаббы хатта умрет на его столе, тот запросто сотрёт его в порошок и даже не заметит, что сделал. Габариты обоих позволят это, вряд ли огромный и жирный Джабба вообще сможет разглядеть невысокого субтильного Фаула, если тот не подойдёт к нему близко. Он просто покажется ему букашкой. Но в данной ситуации можно было не переживать, последний шов лёг так же ровно, как и другие, а после нескольких инъекций в разные участки возрождённой из пепла конечности, она мигом покраснела и потом начала медленно менять цвет на розовый, что говорило о том, что кровообращение запустилось и сосуды функционируют правильно. Приводить пациента в сознание было ещё рано и потому лишь только по менявшимся показателям на мониторе, Артемис увидел, как рука реагирует на касания иглы. Значит чувствительность тоже в норме, хорошо, хотя и удивительно, обычно такое возникает где-то через час после операции, когда организм хоть немного привыкнет к новому для себя. Однако и это можно засчитать себе в плюс и привычное чувство возвышения над всем больным и смертным вновь начало проникать в душу Фаула, правя там свой бал. Он чувствовал себя едва ли не властелином всего и вся, когда перемещал пациента на носилки и устраивал в маленькой палате, чтобы он спокойно выходил из наркоза. Ощущал просто вселенское ликование, когда выходил из комнаты, окрылённый покорением новой вершины, предвкушая, чем это может для него обернуться и какую статью доходов сможет открыть. Артемис как наяву видел себя в этом новом качестве, ведь много есть разных хирургов, подчас даже очень способных, но их всех объединял один недостаток. Да, они все гении, но только в одной, своей области, кто-то оперирует только ранения, кто-то делает лишь плановые вмешательства, один занимается одной пересадкой органов, другой только конечностей, но никто из них не делает всё! Любые вмешательства в любой отрасли! А он делает и будет делать дальше!

— Кто собрал вас по кусочкам? — напевал Артемис себе под нос, возвращаясь в операционную — Кто вернул печень и почки? Вот такие перспективы, а потому, что я красивый! Фаул, Фаул — кудесник и маг, Фаул, Фаул — для него это пустяк!

Он пел, а перед глазами уже вовсю возникали всё новые и новые картины, одна привлекательнее другой. Вот у него новая клиника, гораздо больше и многофункциональнее прежней, носящая имя её владельца, чтобы весь Корусант знал, кому его жители обязаны здоровьем, а некоторые и жизнью. Потом это изображение сменили забавные красочные логотипы, которые Фаул повесит на каждом из отделений.

«Скажи нет бессердечию» — гласило на двери в кардиологию.

«Не злись—печенка лопнет» — стояло на абдоминальном отделении.

«Рано пить Боржоми, когда почки не пришили» — открывало дверь в урологию.

Потом появился дизайн вывески клиники — улыбающийся Артемис, державший в руках контейнер для органов и жалко сжавшаяся у его ног чёрная старуха-смерть. А из-за его спины выбегали его помощники и громко выкрикивали:

— Долой рабовладельца!

— Свободу честному народу!

— Убирайся прочь, мерзкий потрошитель!

«Стоп! Что это такое? Этого не было в сценарии!» — успел подумать Фаул, таким диссонансом к предыдущим благостным картинам прозвучали эти слова, не вписываясь туда никоим образом. И уж совсем нелепицей стало то, когда три пары рук схватили его, застав врасплох за своими мечтами, и подняв вверх, потащили прочь из операционной.

— Что происходит? Куда вы меня? — спросил он своих помощников, казалось, сошедших с разума, а на самом деле, наоборот, обретших его, не получив очередной порции психотропных лекарств.

— Молчи, падаль! — рявкнул всего верный ему Мираж — Ты теперь за всё ответишь.

И в знак того, что он не шутит, клон отвесил ему смачную затрещину. Губа Фаула лопнула и кровавая струйка потекла по подбородку. Наконец они дотащили его до маленькой дверцы и толкнув её, швырнули Артемиса в тёмную пыльную подсобку, где хранился уборочный инвентарь.

— Тут тебе самое место — сказал твилек, прежде, чем запереть его снаружи — Привыкай, в тюрьме будет так же!

Ключ щелкнул три раза и Фаул остался в полной темноте и абсолютном недоумении. Как так? Ещё же недавно всё было хорошо, а тут вот такое. И главное, ничто этого не предвещало. Неужели это Джабба подстроил всё? Нет, вроде не похоже, да и невыгодно ему. Тогда кто же?

Мысли метались туда-сюда, не приставая ни к одному берегу, если бы только Артемис видел, что было во время операции...

Мираж хорошо понял посыл Энакина, он задумался и осознал его правоту, которая напала на него без предупреждения. Полезна в глаза, закрывая всё остальное, за то настойчиво прокручивая перед ними всю историю его жизни. Бесконечные операции. Дурман от препаратов. Снова боль, наркоз, бесконечные швы. И так всегда. Сколько же можно? Не пора ли двигаться дальше? Ведь жизнь многогранна и интересна, сколько всего можел увидеть, осталось лишь положить конец всему, что этому мешает. И с этим убеждением он пришёл в комнату персонала и сумбурно, задыхаясь и волнуясь, рассказал друзьям свои суждения. Те прекрасно поняли и ударив по рукам, направились на штурм вмиг ставшего ненавистным Фаула. И заперев его в подсобке, они стали ждать, когда очнется Энакин и что будет дальше, ведь он сказал, что дальше идёт его работа. Но не пришлось, ведь сообщение, отправленное им, было получено и спустя положенный в нем срок, дверь в маленький подвал распахнулась и с криком:

— Доктор Артемис Фаул, именем галактической Республики, вы арестованы!

В помещение ворвались четверо. Двое гвардейцев в красных мундирах и высоких шляпах, и двое джедаев, Магистр и Рыцарь. Кел-дор и тогрута. Но встретили их только помощники, но за то немедленно проводили к подсобке.

Наркоз почти отошёл, достаточно для того, чтобы Энакин услышал громкие голоса, среди которых были два знакомых. Он понял, что дело сделано и больше можно не скрываться. Скайуокер осторожно сел и первым делом рассмотрел правую руку, вытягивал перед собой и сжимал в кулак, пытаясь поверить, что снова обрёл её. Теперь лишь тонкий шрам, охватывающий руку, подобно браслету, будет напоминать ему о случившемся. Да, а ещё воспоминания о том, что поспособствовало этому. На секунду Энакин даже подумал, что зря начал это дело, ведь Артемис здорово помог ему, даже швы сделал такие, чтобы сошли сами, а рукой можно было пользоваться уже к вечеру. Но только вот стал бы он ему помогать, не прикажи это сделать бандиты? Пальцем бы не пошевелил. А раз так, то преступник должен быть там, где ему предназначено законом. Энакин нашёл свою рубашку и пончо, которые одел на себя с некоторым трудом, рука ещё не полностью его слушалась, и осторожно выглянул из палаты. Успел как раз вовремя, Фаула вытащили и заковав в наручники, повели из подвала двое гвардейцев, Асока и Пло шли позади. Энакин неспеша вышел и пошёл следом, поддерживая правую руку левой, проходя через операционную, он, подумав недолго, взял свой протез из лотка и спрятал за пояс рубашки. На память. Выйдя после всех, юноша встал возле корабля джедаев, таким образом, чтобы те его пока не заметили. Фаула повели к другому, принадлежащему гвардии, и когда его подтолкнули к трапу, мужчина повернулся через плечо и бросил грозный взгляд в сторону джедаев, обращённый, как Энакину показалось, на Асоку, сказал с холодной злостью: